Опубликовано в ноябре 2014 года.
Калужский драмтеатр поразил публику глубиной проникновения в подсознание неудовлетворенных женщин
Драматург-технолог Валентин Красногоров написал 34 пьесы. Есть, конечно, повод для гордости. Но до рекорда ему ещё далеко. Впрочем, глядя на живого автора, понимаешь, что «сконструировать» ещё пару десятков для него не проблема. Даже учитывая весьма преклонный возраст сочинителя, сложно представить, что может ему в этом помешать. Одно из его творений попало в поле зрения руководства Калужского драмтеатра. Уж не знаю, каким интимным местом повернулись в тот вечер звезды, но текст под названием «Комната невесты» был взят для постановки.
«Комната невесты» любопытна тем, что в ней заняты исключительно актрисы в количестве 16 экземпляров. Не хотелось бы верить, что уважаемый Александр Кривовичев решил взять пьесу только ради того, чтобы занять всех свободных актрис. Ну, чтоб работали все. Чтоб не зря зарплату получали. Конечно же, материал приглянулся директору театра чем-то другим. Чем? Честное слово — теряюсь в догадках.
Первая мысль после прочтения текста очень известного в узких кругах автора — боже, что это? Такие сочинения в советское время обычно печатали в плохоньких брошюрках под рубрикой «В помощь школьному драмкружку». Ходульные, почти плакатные персонажи, книжные диалоги, сшитые белыми нитками, пардон, сконструированные ситуации, как выражался приехавший в Калугу перед премьерой сам автор. И, конечно же, просто искрящаяся оригинальностью идея — если любишь — люби.
Еще Антон Чехов в своем письме к Суворину писал: «... Художник наблюдает, выбирает, догадывается, компонует — уж одни эти действия предполагают в своем начале вопрос; если в самом начале не задал себе вопроса, то не о чем догадываться и нечего выбирать...» Какой вопрос задал себе художник Красногоров перед тем как сесть писать 18-ю или 23-ю пьесу — уж не знаю под каким номером «Комната невесты» у него зарегистрирована — так и осталось не ясным. Отвечал на этот вопрос Валентин Самуилович крайне расплывчато и невнятно.
В результате получился некий мешок банальных клише; эпизодов, очень напоминающих эстрадные номера. Вот брутальные подруги, работающие на стройке, вот очень правильная учительница, вот хабалка-торгашка — ответственный работник ресторана, вот подруга-завистница-разлучница и так далее, и так далее. И все они говорят соответственно их табличкам, причем говорят на уровне: «Маша, ты плохая», «Даша, ты хорошая».
В своеобразном прологе Зинаида Зиновьевна (Эмилия Ленковская) директор ЗАГСа, где собственно всё и происходит вещает, обращаясь к невидимым молодоженам, но мы понимаем, что это посыл к публике: «Вы уйдете отсюда другими людьми». Ага, конечно. Погоготав над этими «мужиками-сволочами» и пустив слезу умиления на приторный и пошлый финальчик, зритель уйдет из театра другим. Вопрос каким?
Кстати, начало спектакля выглядело многообещающе. Зная любовь режиссера Александра Баранникова к нестандартным решениям, можно было предположить в первые минуты спектакля, что из чугунной пьесы он сможет сделать конфетку. Откуда-то из-под земли, в клубах театрального дыма появляется дама в тяжелом красном платье и начинает говорить как пророк. Мефистофель в юбке — директор ЗАГСа. Котурный тон и картинные жесты персонаж сбросит лишь однажды, доверительно рассказывая очередную историю «про жизнь» присев на ступеньки в зал. Этих историй в спектакле будет предостаточно, причем все они (наверно, чтобы зритель «более-сильно» прочувствовал) начинались и заканчивались на том же пятачке авансцены.
Для того, чтобы создать «интим» необходимо убрать других действующих лиц со сцены. Тут автор пьесы, а за ним и режиссер используют один и тот же прием несколько раз: «Сходи, поставь цветы в вазу», - и ненужный в данный момент человек уходит. Если нужно прибавить отчаяния - режиссер ставит персонаж на колени. Встала дама на колени — понятно, внимание - это реперная точка. Другой оригинальный ход, уже комедийного плана, так же повторяется несколько раз — персонаж обращается в одну дыру в планшете сцены, а партнер ему отвечает, появившись из другой. Этакие сообщающие сосуды. Насколько можно предположить, там внизу нечто вроде рабочих помещений ЗАГСа с мистическим уклоном. То дым оттуда валит, то рюмка чая на палке вылезает.
Применяет режиссер и элементы абсурда. В сцене, когда социолог (тоже неудовлетворенная женщина) просит заполнить анкету, вокруг этого листочка поднимается «кипиш», да такой, что возникает сомнения в здравомыслии персонажей — иначе как объяснить бурные страсти с принятием решения кому заполнять эту анкету? Возникает в спектакле и волшебный театр мимики и жеста. Юное создание Лена (Екатерина Буреничева) вдруг начинает движеньем рук на расстоянии гасить лампочки в ЗАГСе. Вообще этот персонаж (пока не споили бедную девочку прожженные крановщицы) изъяснялась мягко говоря, очень странно. Простые и понятные реплики она говорила голосом Нины Заречной в постановке школьного театра и с жестикуляцией человека, откушавшего не тех грибочков.
Весь спектакль на сцене бесстыдно привлекает внимание одна деталь декорации, она же по сути и единственная — высокая парадная лестница, покрытая служебной красной дорожкой с ажурными дверцами наверху (художник-постановщик Людмила Некрасова). Вокруг этого монументального портала в рай чистой и настоящей любви, так, вероятно, хотел подать сие сооружение режиссер, с одной стороны поставлены полукругом стульчики, с другой — диванчик. Эти две локации и являются основными в спектакле, если не считать интимного места на авансцене.
Вход на лестницу вечной любви, конечно же позволен только Наде (Ирина Желтикова) — главной героине спектакля. Остальным персонажам разрешается только подняться на одну-две ступеньки. Надя в финале, переступив через всю грязь, через все пересуды и сомнения торжественно поднимется по ней, где к ней присоединится тот, о ком говорили весь спектакль — жених в белом. Оне сольются в поцелуе, поедет вверх тряпочка с нарисованными яблоками (вероятно аллюзия к райскому саду — а поднимается, чтоб не дать откусить греха), заиграет марш Мендельсона, все гости вдруг выйдут из кулис (тогда как уходили все через зал на якобы улицу) и будет всеобщая радость. Появятся две танцующие пары, все смеются и поздравляют друг друга. Занавес.
Необходимое отступление
При всей чудовищной пошлости постановки, нельзя не поклониться актрисам драмтеатра, сумевшим в чаде всего происходящего профессионально работать. Прекрасно понимая, что они вынуждены были полностью подчиниться воле режиссера, отдельно от контекста спектакля, почти каждая работа очень достойна. В особенности я бы отметил первую большую драматическую роль актрисы Ирины Желтиковой. Режиссер поставил её в очень жесткие рамки, не дав практически никаких помогающих раскрыть образ действий. Всё, что было разрешено актрисе - стоять и страдать. И даже в таких условиях её Надя выглядела едва ли не самым достоверным персонажем. Это говорит о большом потенциале молодой актрисы, на которую почему-то не сильно обращают внимание режиссеры. А зря.
И ещё одно отступление. Спектакль «Комната невесты» репетировался, как это обычно бывает в театрах, в два состава. Как пояснил директор театра, в результате получилось два разных спектакля. Первый мне даже комментировать не хочется. От тоски и скуки на нем сводит скулы. Что же касается второго, о котором собственно и написан этот материал, то вполне возможно, с течением времени из спектакля будет выкинута вся наносная идейно-нравственная чепуха и превратится он в веселенькую, бойкую, беспроигрышную для определенной категории публики комедь. И завершит свое существование лет через 10 выездным вариантом для санатория «Воробьево», как в свое время «Подруга жизни», которая помогла оздоровлению не одной сотни пациентов этого санатория. И то хорошо.
Владимир АНДРЕЕВ.
Фото автора.