Родился 26 октября 1759 года в Шампани (Франция), на окраине небольшого городка Арси сюр-Об в семье прокурора маленького городка Жака Дантона и дочери подрядчика — хрупкой Мари Мадлен Камю. Семья Дантона вышла из обычных хлебопашцев, но сумела выбиться из деревенской среды. Среди них встречались и почтенные буржуа, и священники, и судейские. В семье из 6 детей, он был четвертым ребенком.
Из кареты нерешительно вышел молодой человек лет двадцати, слегка плотного телосложения. Он оглядел людей, которые толпились вокруг, и медленно прошел к собору.
На него из толпы, любопытствующим взглядом, смотрел шестнадцатилетний юноша богатырского телосложения с лицом обезображенным оспой, сломанным носом и разорванной губой (результаты неоднократных схваток с быком в детстве).
Человеком, который вышел из кареты, был Людовик XVI, прибывший на свою коронацию.
А юношей в толпе был молодой Дантон, сбежавший из семинарии духовного ордена ораторианцев, чтобы увидеть это событие.
На следующий день после коронации король посетил коллеж Луи-ле-Гран в Париже, где от имени коллежа его приветствовал хрупкий юноша, по имени Максимилиан Робеспьер.
Так, в эти июньские дни 1775 года произошли две символические встречи. Разумеется, что никто из этих трех персонажей не мог даже предположить, что через несколько лет, Робеспьер и Дантон возглавят революцию против короля и будут принимать непосредственное участие в его аресте, а потом принимать решение о его казни.
Жорж Дантон был неординарной и одаренной личностью. Уже к пятнадцати годам он самостоятельно выучил английский и итальянский языки. Произведения Плутарха, Тита Ливия, Рабле, Монтескье, Руссо, Дидро, Мольера и Шекспира были его настольными книгами.
В 1780 году Дантон принимает решение отправиться в Париж на поиски головокружительной карьеры. Прибыв туда, очень скоро Дантон начал понимать, что без диплома адвоката ему ничего не добиться. И он быстро съездил в Реймс, откуда вскоре вернулся с желанным дипломом. Учитывая скорость получения диплома, наиболее вероятно то, что он его просто купил.
В 27 лет, будучи адвокатом без стабильного дохода и постоянной практики, он встретил свою первую любовь – Габриэль, дочь столичного ресторатора. В огромном человеке с обезображенным лицом Габриэль сумела разглядеть могучую силу, несокрушимую энергию и жадную любовь к жизни.
В 1787 году, заняв денег чуть ли не у половины Парижа и родного Арси, он покупает должность адвоката при Королевских советах. В один момент, Дантон становится обладателем красивейшей из женщин и выгодной должности в Париже. Он очень быстро превращается из бедного клерка в зажиточного буржуа. Его клиентами становятся чиновники высокого ранга и видные аристократы.
Сильный, высокий, безобразный, он был очень импозантен в своей черной мантии с большим белым жабо, в белом парике и четырехугольном токе. Когда он поднимался к барьеру, публика настораживалась. Он начинал говорить, и его речь шла под аккомпанемент непрерывных рукоплесканий. Голос его был необъятным. Казалось, он может перекричать любую стихию. Он никогда не писал своих речей. Он импровизировал. Импровизировал блестяще. Он мог выступать с равным успехом на любую тему. Почти все дела, за которые он брался, были выиграны.
1789 год он встречал на пике адвокатской карьеры. Но этот год также оказался началом финансового кризиса государства.
Для того, чтобы спасти себя от краха, король решился на вынужденный шаг – назначил на 05 мая 1789 года созыв высшего сословно-представительского органа государства – Генеральных штатов.
Этот орган был создан только с одной целью – увеличивать налоги и оказывать финансовую помощь королю. Он состоял из трех сословий: дворянства, духовенства и буржуазии. При этом, отношения их были не равны. Буржуазия несла основную тяжесть налогов в государстве, а дворянство и духовенство были привилегированными сословиями, которые имели право не платить налоги.
Однако, вместо того, чтобы повышать налоги, Генеральные штаты переименовывают себя в Национальное учредительное (законодательное) собрание и отказываются подчиняться королю. На то время это был очень смелый шаг. Третье сословие (буржуа), объединившись с небольшой группой дворян и духовенства, начинает противостояние с королем.
Со словами «Собравшейся нации не приказывают», председатель Собрания Байи становится во главе противостояния с королем. К нему присоединяются маркиз Мари де Ла Файет (герой войны за независимость США) и граф Мирабо. Последний, на требование свиты короля оставить зал заседаний, произнёс: «Ступайте и скажите вашему господину, что мы находимся здесь по воле народа и оставим наши места, только уступая силе штыков!».
Вместо того, чтобы начать диалог с Учредительным собранием, король отдает приказ о концентрации в Париже и его окрестностях армии в 20 000 человек и дает отставку министру Неккеру (которого поддерживало третье сословие).
В воскресенье 12 июля 1789 года толпы народа, несогласные с решением короля, высыпали на улицы. В Пале-Рояле молодой адвокат Камиль Демулен бросил клич: «К оружию!». Вскоре этот клич гремел повсюду. Французская гвардия почти целиком перешла на сторону народа. Начались стычки с войсками.
На другой день, 13 июля 1789 года, восстание ещё более разрослось. Крупные собственники столицы, видевшие, к чему клонится дело, и обеспокоенные размахом движения, приложили все усилия, чтобы перехватить народную инициативу в свои руки. Богатые выборщики Парижа заняли Ратушу и учредили свой правительственный орган – Постоянный комитет. К участию в работе комитета были привлечены некоторые из представителей старой королевской администрации. Постоянный Комитет превратился в буржуазную организацию – высший орган муниципальной власти столицы. Недавно созданная Народная милиция, в свою очередь, была переименована им в Национальную гвардию. При этом, Комитет не тронул короля, который оставался на свободе и продолжал вести политические игры при поддержке новой власти.
В качестве вновь избранного мэра Постоянный комитет возглавил Байи, бывший председатель Учредительного собрания, а верховным начальником Национальной гвардии был назначен маркиз Мари Жан де Лафайет, превратившийся таким образом в некоронованного короля Парижа. Выборные муниципалитеты по всей Франции, как и в Париже, также становятся достоянием крупной буржуазии, а национальная гвардия превращается в армию той же буржуазии, противостоящую не только королю, но и городской бедноте.
Именно в этот момент появился на политической арене Жорж Дантон, когда под аркой Кордельерского монастыря призывал граждан к оружию. На недоуменные вопросы знакомых королевских адвокатов, увидевших его выступление, Дантон холодно отвечал: «Вы ничего не видите и не понимаете. Самодержавный народ восстал против деспотизма. Не сомневайтесь: трон будет низвергнут, и ваше общество погибнет. Задумайтесь-ка получше над этим».
К утру 14 июля 1789 года Париж был в руках восставшего народа. Лишь мрачная громада Бастилии напоминала, что победа еще не завершена. Страшная крепость-тюрьма была последним убежищем контрреволюционных сил в столице. В четыре часа дня после решительного и жестокого штурма Бастилия была взята.
Так, 14 июля 1789 года стало первым днем победы революции.
Жорж Дантон сразу понял, что власть захватили олигархи и начал с ними борьбу.
Одновременно с Дантоном, но с других позиций, борьбу ведет журналист Жан Поль Марат, бывший известный физик и выдающийся врач, отказавшийся от благополучной жизни ради революции.
В ответ, олигархические круги Франции, захватившие власть на волне революции, начинают борьбу с Маратом и Дантоном.
«Этот бесноватый, вездесущий Марат. Не успеваешь прихлопнуть его в одном месте, как он появляется в другом, — говорил глава Комитета Байи, — сила Марата в его осведомленности, в том, что его мерзкий листок «Друг народа» говорит только правду. Откуда он ее получает, никому не известно. Но журналист как будто предугадывает все планы двора. Марат – одержимый. Его не купить ни деньгами, ни карьерой. Он не щадит себя. Своими писаниями и поступками он отрезает все пути к отступлению».
«Дантон – явление совсем другого рода. Этот смутьян творит не меньше зла, чем Марат. Он бог кордельеров. Он подбивает массы и руководит ими. Но Дантон очень хитер. В отличие от Марата он не оставляет следов. Он ничего не пишет и не печатает, не совершает наказуемых проступков, не лезет прямо на рожон».
Власть сделала первый шаг. 08 октября 1789 года Комитет выдал приказ об аресте Марата. Журналист немедленно покинул свою квартиру и вступил под покровительство славного дистрикта Кордельеров во главе с Дантоном. Это был прямой вызов Постоянному комитету и даже самому революционному Учредительному собранию.
Не мешкая, власть начала дело против Дантона – повсюду его стали обливать грязью, во всех продажных газетах, пуская слухи через своих шпионов: «Он сумасшедший? Это провокатор! Ни одному его слову нельзя верить! Он работает в тайной полиции! Что вы! Это английский шпион! Он продался за английское золото!».
29 января 1790 года прокурор составил обвинительный акт, а 17 марта королевским судом Шатле был издан декрет об аресте и заключении в тюрьму Дантона. Но Дантона поддержал другой революционер и оппозиционер новой власти – член Учредительного собрания Максимилиан Робеспьер. Дантон устоял, но борьбу с Постоянным комитетом проиграл. Власть в стране захватили богатые собственники. Режим из монархического превратился в олигархический.
Дантон пытался избираться, но его кампания оказалась полностью проигранной, потому что его поддерживали в основном малообеспеченные граждане, не имевшие права голоса – «пассивные».
В этот период и вплоть до апреля 1792 года Франция утопала в голодных бунтах крестьян. Олигархическое правительство расстреливало восставших и отправляло на каторжные работы национальных гвардейцев, которые отказывались принимать участие в расстрелах. Король Людовик XVI, опасаясь за свою жизнь, сделал попытку бегства, но был пойман крестьянами. Попытка Кордельеров вынудить короля отречься от престола привела к очередным расстрелам и к тому, что Учредительное собрание полностью восстановило короля на престоле.
Пытаясь избавиться от бунтующих, проправительственная партия Жиронда (по названию департамента Жиронда со столицей в городе Бордо) начал политическую кампанию по организации захватнической войны.
«Приходится, – говорил лидер жирондистов Ролан, – отправлять тысячи людей, которых мы держим под ружьем, так далеко, как только их могут занести ноги; в противном случае они вернулись бы и перерезали нам горло».
Но безграмотные люди не понимали замыслов продажной власти и думали, что голод и дороговизна в значительной мере связаны с происками зарубежных агентов.
Против Жиронды встали Робеспьер (по прозвищу Неподкупный) и Марат (по прозвищу Друг народа). Но их никто не послушал, и 20 апреля 1792 года была объявлена война соседним странам.
Только после этого, 10 мая 1792 года в Якобинском клубе (так называлось «Общество друзей Конституции», заседавшее в библиотеке монахов-якобинцев), Жорж Дантон наконец-то впервые ясно и недвусмысленно встал на защиту Максимилиана Робеспьера и против войны.
Как и предвидел Неподкупный, война отнюдь не стала воскресной прогулкой. После первых коротких успехов по всей линии фронта началось беспорядочное отступление, причем французские войска зачастую отходили, даже не придя в соприкосновение с противником.
Вечером 13 июня 1792 года у якобинцев Робеспьер заявил, что свободе угрожает опасность, и выдвинул идею замены изжившего себя Национального учредительного собрания подлинным органом народовластия — Национальным конвентом. В него будут избирать и избираться все граждане, без деления на «активных» и «пассивных». Дантон подхватывает мысль Неподкупного и немедленно претворяет ее в жизнь в дистрикте Кордельеров.
В ночь с 09 на 10 августа 1792 года началось восстание, которое возглавили Марат, Робеспьер, Дантон, Камиль Демулен и другие вожаки. Федераты Марселя были одной из главных ударных сил в этом восстании. Их песня – «Марсельеза» – стала потом гимном революции.
Уже к вечеру восставшие одерживают победу и создают на базе Парижского муниципалитета Коммуну. Король в испуге бежит, но вскоре его арестовывают, низлагают и сажают в тюрьму. Дантона назначают министром юстиции, и он фактически возглавляет правительство.
В ответ на эти события и с целью уничтожить восставших, армии соседних монархий вторгаются во Францию. И Дантон начал операцию по одновременной борьбе с контрреволюционерами внутри страны и с интервентами снаружи.
Очень скоро сотни сторонников короля арестованы, а на внешнем фронте Франция начинает одерживать победы и изгоняет интервентов за пределы границ.
Оба этих события до сих пор вызывают споры у историков. Например, победу Франции в войне с интервентами приписывают не ее умению воевать, а тонкому дипломатическому искусству Дантона, который вероятнее всего просто подкупил министров Англии и генералов Пруссии землями и драгоценностями из королевской казны.
Что касается внутренней борьбы, то она была омрачена событиями 02 – 04 сентября 1792 года, когда санкюлоты (самое бедное население страны) ворвались в тюрьмы и казнили большую часть заключенных, которые высказывались в поддержку монархии. Это событие еще долго называли «черным сентябрем» и приписывали Дантону. Хотя есть много фактов того, что именно Дантон спас многих ученых, культурных деятелей и аристократов, вызволив их из тюрьмы за несколько часов до бойни. Таким спасенным, например, оказался будущий министр иностранных дел Наполеона Бонапарта – Талейран.
Национальное учредительное собрание переименовывается в Национальный Конвент и 05 – 19 сентября 1792 года в него происходят первые равные выборы, без деления на «пассивных» и «активных» граждан. Победу одерживает триумвират Дантона, Марата и Робеспьера, а также их сторонников.
На политической арене, в Конвенте, окончательно сформировываются две политические силы: опиравшаяся на народ Гора и ее члены – монтаньяры (такое название они получили за то, что сидели на верхних скамьях Конвента) и лояльная к королю олигархическая Жиронда (они сидели на нижних скамьях). Между Горой и Жирондой, в партере, сидели в основном бывшие аристократы и духовенство, которые хоть и имели большинство, но не представляли ни одной партии. Их народ окрестил болотными жабами или попросту – Болотом.
Пытаясь сохранить стабильность в стране, Дантон делал неоднократные попытки примирить все стороны, но они все провалились.
Основная борьба за власть между партиями разгорелась при решении вопроса о жизни короля. Жирондисты, пытавшиеся спасти короля, и монтаньяры, пытавшиеся его осудить, а между ними Дантон, признававший вину короля, но не желавший его казни.
В конце концов, случайно найденный сейф с перепиской короля (в которой шли разговоры о заговоре против республики), а также пламенные речи Робеспьера и молодого монтаньяра Сент-Жюста завершили дело короля. При поименном голосовании Дантон также решил поддержать решение о казни короля. Это было первое серьезное поражение Жиронды в борьбе против Горы. Осужденный большинством голосов, Людовик XVI был казнен утром 21 января 1793 года на площади Революции при огромном стечении народа. Казнь прошла незаметно, ибо, по словам одного журналиста: «голова короля не должна производить при падении больше шума, чем голова всякого другого преступника»
11 февраля 1793 года Дантона постигла трагедия – умерла его жена Габриэль. Это был удар, который жизнелюб Дантон так и не смог перенести. История сохранила письмо Робеспьера, присланное Дантону в связи со смертью его жены:
Несмотря на многочисленные негативные оценки отношений Робеспьера и Дантона, данные современными историками, вышеуказанное письмо опровергает их и говорит о теплых отношениях настоящих друзей.
В это время достигает апогея политическое противостояние между Горой и Жирондой, которое сопровождается многочисленными обвинениями и арестами с обеих сторон.
В конце концов, подлые действия Жиронды вызывают бурю народного негодования, и 31 мая 1793 года восставший Париж окружает Конвент и требует головы жирондистов. И Конвент, обеспокоенный за свою жизнь, арестовывает 29 лидеров Жиронды. 02 июня 1793 года Жиронда пала.
В ответ, 13 июля заговорщики из Болота организовывают убийство Марата, что еще больше разжигает революционеров.
Все это приводит к тому, что 27 июля 1793 на вершину революционной власти поднимается Неподкупный – его избирают в высший правительственный орган, еще недавно называвшийся «Комитетом Дантона». И Робеспьер быстро берется за дело. Он отменяет все феодальные повинности, организовывает принятие новых Конституции и Декларации прав человека и гражданина.
А Дантон же в это время практически отходит от дел и женится второй раз, и на ком? — на дочери сторонников короля. Никто не знает, что это было: безумная любовь или попытка заполнить черную дыру от утраты первой жены Габриэль, но только Дантон практически выпал из политической жизни.
Несмотря на реформы Робеспьера, в стране много недовольных и Гору начинает атаковать ее недавний союзник – лидер «бешеных» Жак Ру: «Свобода – лишь пустой звук, когда один класс может морить голодом другой. Равенство – пустой призрак, когда богатый путем скупок получает право над жизнью своих близких. Республика – пустой термин, если контрреволюция со дня на день произвольно меняет цены на продукты, продукты, к которым три четверти граждан не могут прикоснуться без слез».
Монтаньярам на время удается разгромить «бешеных» и бросить в тюрьму их вождей. Но идеи Ру и Варле тотчас же подхватила левая фракция самих якобинцев, возглавляемая Эбером. Так, в Конвенте, помимо большинства Робеспьера, сформировались две другие фракции Горы: фракция Дантона (снисходительные), которая сидела справа от Неподкупного, и фракция Эбера (ультрарадикальные), которая сидела слева. Именно отсюда и пошло современное деление политических сил на левых и правых.
Наблюдая данную ситуацию, Робеспьер, который в сентябре 1793 года уже возглавлял Конвент, записал в блокноте: «Нужна единая воля». Его сторонник Сен-Жюст произносит еще более жесткую фразу: «Нельзя дольше щадить врагов нового строя: свобода должна победить какой угодно ценою. Нужно наказывать не только предателей, но и равнодушных; надо наказывать всякого, кто безразличен к республике и ничего не делает для нее».
Во Франции настало время революционной истерии – власть придумывает «врагов», а любой, кто не оскорбляет и не обливает таких «врагов» грязью, сам становится врагом революции. Новый «закон о подозрительных и врагах революции» наполняет тюрьмы сотнями жертв. В Париже начинается террор.
Казнены все жирондисты. Казнены многие сторонники Дантона. Казнены даже некоторые якобинцы, которые вызывали подозрения.
В конце концов, в 1794 году, 4 жерминаля (по революционному календарю) или 24 марта (по старому), арестовывают и приговаривают к смертной казни всех ультрарадикальных революционеров во главе с Эбером, как изменников родины.
В это же время разгорается противостояние робеспьеристов и дантонистов, в ходе которого, Робеспьер все еще пытается спасти лидеров правых — Дантона и Демулена, помня их дружеские отношения и огромные заслуги перед революцией.
Дантон или не понял, или не хотел понимать замыслов Робеспьера, но он начинает политическую кампанию по давлению на Робеспьера, с целью ограничения его власти, чем окончательно настраивает его против себя.
Вечером 10 жерминаля (30 марта) 1794 года на тайном совместном заседании, под руководством сторонника Робеспьера — Сент-Жюста, был составлен приказ об аресте Дантона и его сторонников, скрепленный восемнадцатью подписями. Люди Дантона успели передать ему информацию об этом приказе, но Дантона только заметил: «Мне больше нравится быть гильотинированным, чем гильотинировать других, — и затем прибавил фразу, ставшую бессмертной: – Да разве можно унести родину на подошвах своих сапог?».
На следующее утро он был арестован. В тюрьме Дантон заявил своим сторонникам: «Во время революции власть остается за теми, в ком больше злодейства… Зверье! Они будут кричать: «Да здравствует республика!», когда меня повезут на гильотину».
Выступления в Конвенте в свою защиту не помогли Дантону и 16 жерминаля (05 апреля) 1794 года всех арестованных дантонистов приговорили к смертной казни. Когда дантонистов везли на гильотину, проезжая мимо окон Робеспьера, Дантон громко крикнул в зашторенные окна: «Робеспьер! Я жду тебя! Ты последуешь за мной!».
Свои последние слова он произнес на эшафоте, обращаясь к палачу: «Ты покажешь мою голову народу, она стоит этого». И палач Сансон послушно выполнил это требование, хотя такой чести удостаивались только аристократы. Отрубленная голова Дантона улыбалась. Так закончилась эра Дантона.
Через некоторое время Болото, увидев, что из врагов остался только Робеспьер, обрушило на него всю свою мощь, обвинив его в терроре. Многие уже давно боялись за свою жизнь в стране террора, и поэтому их поддержало большинство бывших дантонистов и эбертистов в Конвенте.
10 термидора (28 июля) 1794 года арестовали и казнили Робеспьера, Сен-Жюста и их двадцать соратников. Восходящая линия великой революции закончилась.
Что я еще могу рассказать о Дантоне. Его можно упрекать, обвинять и оправдывать. Но можно точно сказать, что он не был революционером террора. Он был политическим деятелем, которого можно поставить в один ряд с Людовиком XI, Генрихом IV и кардиналом Ришелье.
Наиболее четко сформулировал эту мысль самый крупный «дантонист» начала нашего века, А. Олар, когда написал о Дантоне: «Он показал себя мастером искусства управлять государством, и если даже допустил ряд ошибок, то был чист от крови и денег».
Чист от крови и денег…