Литература для меня – это история и философия, воплощенные в художественную форму, это – правдивое зеркало, в котором отражаются время и наша стремительно текущая жизнь.
В прошлом году я издал роман «Распад», в основном завершенный мной 30 лет назад. Подробную историю создания романа я изложил в предисловии. Это роман много о чем: о любви, о науке, о времени, о людях, о советской жизни, которая подходит к концу, потому что в основе ее была ложь, а ложь не может жить вечно. Роман получил очень хорошие отзывы (рецензии можно прочесть на моем сайте), но – он не был широко услышан и не был узнан широким кругом читателей, как и две мои предыдущие книги: «Идентичность» и "Судьба» - там все то же. Будем говорить правду, существует ли еще этот широкий круг, о котором я мечтаю?..
Так сложилось, что сейчас у меня практически готовы к изданию сразу две очень большие книги, два романа: «Инвестком» и «Финансист». Тут я должен сделать короткое отступление. В 80-е – 2000-е годы я прошел немалую школу жизни: был председателем двух медицинских кооперативов, участвовал в демократическом движении, был одним из лидеров Партии конституционных демократов (ее оргкомитета), затем председателем оргкомитета Московской организации Демократической партии России, баллотировался в Мосгордуму, возглавлял финансовую компанию, меня дважды похищали бандиты, позднее я работал риэлтором и возглавлял риэлторскую фирму – словом, я немало повидал и немало в чем участвовал. Так что, когда все это закончилось и я занялся писательством, мне было о чем рассказать. Но я хотел рассказывать не только о себе, но и о стране тоже, о времени, в которое мы жили, о революции, которая закончилась крахом, о том, как нас обманули, а мы обманулись, о лихих девяностых и о застойных двухтысячных, о времени надежд и разочарований. Словом, выстроилась хронологическая цепочка из пяти романов: «Кооператор», «Политик», «Финансист», «Риэлтор», «Инвестком».
Так получилось, что я начал писать не в хронологическом порядке. Случайно совпало, что самые грозные, судьбоносные события и в моей жизни, и в жизни России происходили в 1992-1994 годах, об этих событиях мой роман «Финансист». Но это очень большой роман, два толстых тома, я писал его очень долго, с перерывами, примерно 8 лет. Однако первым я закончил роман «Инвестком», пятый, последний из серии, действие которого разворачивается уже в путинской России. Произошло это несколько лет назад. С изданием вышла задержка. Дело в том, что большинство писателей, и хороших, и не очень, издают свои книги очень маленькими тиражами и они теряются, как иголки в стоге сена. До читателей практически не доходят. Увы, наша литература совсем не в добром здравии, но об этом ниже. Словом, я ждал случая, пытался лбом прошибить стену, размышлял относительно издательства. Ну, не знаю. Но откладывать больше нельзя. Годы. Я должен спешить…
Несколько раз я переписывал «Финансиста» и, чтобы выиграть время, отдал его перепечатать. Я предполагал, что мне еще долго придется работать над этим романом. Но стал перечитывать, он, вопреки ожиданиям, оказался практически готов. Осталось легкое редактирование, кое-что стоит дописать, переписать, но немного. Несколько месяцев технической работы и он будет готов к изданию. Но… Снова «но». Два романа я не могу издать в один год. Тут есть финансовые соображения, но не только… Это выдающиеся художественные произведения, особенно «Финансист». Он – об узловых, главнейших событиях нашей недавней истории, когда надолго определялась парадигма развития России, когда, я не побоюсь это утверждать, под видом демократии и либерализма в стране закладывалась диктатура. Когда под тихий убаюкивающий мотив о реформах, «о миллионах новых собственников», страну рвали на части. Этот роман («Финансист») и о моей личной печальной истории. О моих ошибках и, увы, о моей непростительной наивности. Воистину, я учился понимать жизнь кровью. Но, видно, так и не научился до конца…
И что, тихо издать этот замечательный, очень дорогой мне роман и поставить на полку; ну, напишут о нем несколько хороших статей, но ведь дело в том, что не только романы, но и статьи мало кто нынче читает… Я не о массовом читателе, он вовсе и не обязан читать статьи. Хотя, не плохо бы, конечно.
Несколько лет назад, когда был жив Кирилл Ковальджи, он всегда в таких случаях звонил: «О вас вышла статья в «Независимой газете». Поздравляю!». Или:» в «Литературной». Но много ли у нас во всей России, во всех писательских союзах таких внимательных и читающих людей, как Кирилл Ковальджи? Я поделюсь невеликой тайной: не читают. Не интересуются. Не хотят знать. Те, кому это положено по должности. Те, кто что-то определяют в литературе. Я не о рядовых писателях. Им, в меру сил и таланта, положено сидеть за столом. В конце концов литература очень мало кого кормит. Но вот, представим, кто бы узнал о молодом Достоевском, если бы в своё время о нем не написал Белинский? Не читают: литературные начальники, издатели, бывшие лауреаты, которые свадебными генералами сидят в жюри, даже литературные агенты. Да у нас в стране практически и нет литературных агентов: откуда агенты, если писателям обычно не платят за труд? Не за графоманство, а именно за серьезные вещи. Большинство писателей (членов союзов), не считая самых знаменитых, вообще никогда не получали за свою работу деньги. Могу поделиться, с каждого рубля, вложенного в литературу, я получаю 10 копеек. За роман «Эксперимент», опубликованный в журнале «Москва», я получил в свое время 5 тысяч 250 рублей. Но в этом смысле журнал «Москва» ничем не хуже, хотя и не лучше, других.
Да, если бы я вложил миллион долларов (а ведь был, был этот миллион, только я потерял его в бандитские девяностые, наше доблестное государство меня – и никого почти – не защищало!) – да, если бы я вложил миллион долларов, я мог бы заработать целых сто тысяч! А за десять миллионов скупил бы всю литературу, со всеми издательствами, газетами, журналами, премиями! Я, конечно, нехорошо шучу, но в каждой шутке есть намек. Это и есть литературный бизнес по-русски. В самом деле, литература – не нефть!
Низко же пала наша литература, если при наличии десятков, даже сотен талантливых авторов (это, кажется, последнее наше литературное богатство) вынуждена вариться в собственном соку, в эдаких междусобойчиках. Если тиражи толстых журналов составляют сотни (!) экземпляров. Впрочем, если речь идет о толстых журналах, дело едва ли в тиражах, это мы в советские годы привыкли к гигантомании, монополизму и отсутствию выбора. Но дайте хотя бы качество!
Как наивный человек, я всякую вещь (не роман) ношу в «Новый мир». Не потому, что он сейчас хорош, напротив, скучен донельзя, но зато при Твардовском!.. Но 62 года назад в нем печатали Солженицына! Словом, журнал с историей, в некотором роде промотавшийся аристократ! Так вот, я приношу, а мне возвращают. И роман «Эксперимент» я им носил до «Москвы», но знаменитый Леонид Бородин взял, а они – нет. И – много раз. Пытаюсь дознаться, почему. Оказывается (передаю своими словами), им нужен двойной смысл. Вроде бы как пишу об одном, а из-под дна должно торчать другое. То есть им важно не о чем (а я о пустом, о всяких финтифлюшках не пишу), не мысль, не как (язык), не содержание, а именно некая двойственность. Раздвоение. Это совершенно иная, чисто формальная концепция литературы. Тут хочу уточнить, что в свое время в мединституте нас учили, что раздвоение мысли есть первый признак шизофрении. Ну да ладно, будем считать, что медицинское раздвоение и литературное – вещи несовместные, как гений и злодейство. Ладно…
… И вот я написал чудеснейшую повесть «Четырехугольник» (ее можно почитать у меня в «Золотом руне» на портале и в «Зарубежных задворках» № 153). Приношу. Опять не берут. Спрашиваю: почему? Здесь же не только раздвоение, здесь – растроение, сразу несколько тем. «Нет, у нас заполнен портфель». Зачем же вы тогда вообще читаете? Нет ответа.
Тут, правда, была одна деталь. Герой повести – главный редактор известного московского журнала, человек не то, чтобы плохой или полностью отрицательный, но и не совсем положительный и ему, как и всем другим, кто сумел добраться до такого поста, свойственен определенный моральный релятивизм, даже цинизм. Не дай бог, они могли заподозрить, что я намекаю именно на их главного, хотя вообще-то у меня перед глазами не было четкого прототипа. Ну, ладно, принес я им другую повесть «Фифочка» (можно прочесть в «Золотом руне», в «Зарубежных задворках» № 169, в «Кольце А» № 135 (2020) и в «Зинзивере» № 4 (2019); кстати, я лауреат 2019 года журнала «Зинзивер» за эту повесть) – и опять возвращают. А ведь и здесь – сразу несколько переплетающихся тем и – именно эта повесть могла бы привлечь внимание публики. Если, чтобы привлечь внимание публики, требуется не только писать о мировых проблемах, но и изюминка, секс, клубничка и все такое, то здесь они в избытке. Специально для нынешнего читателя. Итак, спрашиваю: почему? Чем не угодила моя любвеобильная «Фифочка»? Нет ответа.
И вот я там же покупаю свежий номер журнала. Смотрю. Читаю. Один рассказ скучнее другого. Стихи – я мало понимаю в стихах, - но тут, думаю, никто не поймет, в чем их особенная прелесть. Главы из романа о Батюшкове. Подробно, добротно, только мало какой нынешний читатель станет вникать во все эти далекие от нас детали. Этим ли должен привлекать современного читателя некогда знаменитый журнал?
Заглядываю в соседний отдел, критики. Встречаю Марию Галину (раньше не был знаком). Вручаю книгу «Распад» и прошу написать рецензию, если, конечно, найдут книгу достойной. (Вообще-то я не с неба упал, точно так же приношу я свои книги в журнал «Знамя» и в «Независимую газету», и в «Литературную», иначе откуда им знать о моих книгах? Все так делают. Никто сейчас за книгами не следит). Но тут: «Мы сами подбираем книги для рецензий». «А как вы подбираете? – любопытствую я. - Берете у знакомых? Рецензируете только лауреатов больших премий? Или – за деньги?» – В самом деле, прочесть толстую книгу немалый труд. И я ни на чем не настаиваю. Не понравится: бейте, спорьте. Мне вообще-то не похвальба нужна, а чтобы читатели знали. «Вы нас хотите оскорбить?» - На том, увы, и расстались. Между тем, критики должны искать книги. Иначе откуда у них картина происходящего в литературе? Но система критики распалась первой.
В стране, нужно полагать, время от времени (и место от места) появляются новые, яркие авторы. Но где они, сколько их? Они национальное достояние? Нет ответа, нет системы, нет учета. Правда, раз в году в Подлипках проводится семинар для молодых и (талантливых?), существует литературный институт. Но – не преступно ли сбивать с панталыку и подталкивать в литературу молодых и талантливых, если знать, что они будут обречены на нищенскую жизнь. И, чем талантливей, тем хуже для них. Потому что бездарные где-то устроятся и будут только время от времени пописывать. А талантливые – тащить на себе неподъемное бремя таланта. А еще хуже, когда люди воображают себя талантливыми! Проблема литературы в России сегодня не в отсутствии талантов и не в нехватке писателей и поэтов, а в разрушении среды, необходимой для большой литературы. Ну, представьте, станут ли производить, совершенствовать и продавать автомобили в стране, где не существует дорог и где не знают, что такое бензин!?
Сегодня в России как никогда много «писателей и поэтов», проводится множество фестивалей, существует огромное количество премий, издательств, нет цензуры, есть семь или восемь (а может и больше) союзов писателей, и тем не менее литература переживает глубокий кризис. Назовем лишь некоторые из главных симптомов.
1. Литература потеряла и продолжает терять массового читателя. Это явление закономерное и отнюдь не чисто российское. В самом деле, никогда раньше художественная литература не находилась в такой конкурентной среде: телевидение, интернет, отдельно социальные сети, где каждый сам себе автор, журналистика, публицистика, кино, путешествия, можно продолжать долго. В Советском Союзе гордились, что наша страна – самая читающая в мире. Но это, увы, потому, что мы жили в условиях изоляции, в крайне ограниченном интеллектуальном пространстве, литература, а ведь присутствовала и литература иностранная, оставалась чуть ли не единственным окном в мир. Можно констатировать, что литература, как отрасль, оказалась к такой конкуренции не готова.
В советское время литература жила в особенных, комфортных, искусственных условиях. Достаточно вспомнить, сколько стоили книги. Их, правда, трудно, почти невозможно было достать. Но доставали и ставили на полки. И кое-что даже читали. Да, с одной стороны, душили, до самого конца душили, но, с другой, существовал режим наибольшего благоприятствования для избранных, далеко не для всех. Писателей не только принуждали, писателей покупали, разлагали. Не удивительно, что в годы перестройки, да и потом, именно среди писателей оказалось очень много реакционеров и ретроградов. Реакционеров самых разных мастей.
2. Мало какие отрасли понесли такие финансовые издержки, как литература. Издательства, система книготорговли, система продвижения авторов, толстые журналы, все оказалось развалено, на грани финансового краха. Но вот, вроде, мы стали делать то же, что в «цивилизованных» странах: книжные выставки, премии, фестивали. Но…
Наши книжные выставки больше похожи на обыкновенные ярмарки. В самом деле, книжные выставки (там) – это место встречи издателей и литагентов. Но у нас большинство издателей на грани разорения и ничего не ищут, а литагентов практически не существует. Есть 3-4 человека. Участвуя в выставках, издатели демонстрируют флаг: "пока живы». И по-возможности перекладывают расходы на авторов.
Премии? Но ведь большая часть премий – фейки. И даже особенно престижные, известные…
Сейчас, когда я пишу, в Белоруссии происходят массовые демонстрации по поводу фальсификации выборов. И, если кто не забыл, в 2011 году (и не только) происходили массовые вбросы у нас – в пользу «Единой России» с последующими массовыми демонстрациями: «Не хотим этих подлецов, хотим других подлецов», потому что выборы были без выбора. Это было настолько общепризнанным фактом, что Жириновский и Миронов хитренько призывали через год провести новые выборы. Нужно было успокоить электорат, а там за год забудется. Но я сейчас не о выборах. О людях. Почему люди из жюри, это ведь их выборы, должны быть другими? Кто сказал, что писатели лучше и чистосердечней всех остальных? Разве «групповщина», «старые связи», «блат», «дружба», «коррупция» не из нашего языка?
Вот единственный в мире «Литинститут», не считая Вьетнам. Нет, я сейчас не об учебе. Но люди годами жили в одном общежитии, вместе пили водку, дружили, помогали друг другу, теперь они голосуют: ты – мне, я – тебе. Куда уж там чужакам! Какие там тексты! Кому вообще нужны тексты, если существует великое братство филологов? Земляков? Заединщиков? Либералов? Просто хороших знакомых. Разве соревнуются только авторы и тексты?
#русская литература
#леонид подольский
#писатель подольский
#кирилл ковальджи
#российская проза