После ухода голливудского кино, отечественная индустрия стремительно заполняет дыры в прокате. В кинотеатрах появляется советская классика, повторно выходят недавние блокбастеры и народные хиты. Неожиданно подключилась и Якутия — фильмы из этой республики предложили пускать на российские экраны.
Но насколько это актуально?
Кадр из фильма “Пугало” (2020, реж. Дмитрий Давыдов)
О Якутии говорили много, говорили страстно. В начале 2010-х там резко возросло кинопроизводство — одна за другой начали появляться малобюджетные картины, выходящие в прокат исключительно в местных кинотеатрах и собирающих фантастическую (относительно бюджета) кассу. Позже это явление кинокритики назовут “якутским кинобумом”. Размах такого вроде бы локального феномена впечатляет: новому якутскому кино посвящен отдельный выпуск журнала “Искусство кино”, у него уже прошли несколько ретроспектив (в том числе в Германии и Корее), большой выпуск о нем на ютубе сделала даже Ксения Собчак. Три главных российских фестиваля раздали свои призы якутским фильмам: “Царь-птица” (2018) Эдуарда Новикова выиграл на ММКФ-2018, “Пугало” (2020) Дмитрия Давыдова наградили на Кинотавре-2020, а “Черный снег” (2020) Степана Бурнашева победил в конкурсе фестиваля “Окно в Европу-2020”. С 2013 года в Якутске и вовсе проводится свой международный кинофестиваль.
Буму, конечно же, предшествовала долгая история. Первые фильмы на якутском языке снимались уже в конце 80-х (короткометражка Алексея Романова “Марфа” 1986 года), в 1991 году основана студия “Сахафильм”. Приблизительно в это же время якутские режиссеры отправляются учиться в Москву, и уже в нулевых пробуют снимать серьезное кино у себя на родине (Никита Аржаков, Вячеслав Семенов, Прокопий Ноговицын, Сергей Потапов). В 2009 году появляется первая полномасштабная картина из Якутии “Тайна Чингис Хаана” — ее поставит театральный режиссер Андрей Борисов. Театр затесался здесь не случайно — кино Якутии во многом опирается на мощную театральную традицию.
Колоритный байопик об основателе Монгольской империи, мягко скажем, не вышел, но оказался знаковым для индустрии во всех отношениях. Проект международный (Китай, Монголия, Россия) и невероятно дорогой, экранизация признанного якутского писателя Николая Лугинова, да еще и снятый не на цифру, а на пленку. Несмотря на провал, работа над фильмом сформировала техническую базу и дала кинематографистам ценный опыт для создания народного кино.
Кадр из фильма “Тайна Чингис Хаана” (2009, реж. Андрей Борисов)
Позже Якутия обзаведется и другими массовыми проектами. Степан Бурнашев снимет первый якутский зомби-хоррор “Республика Z” (2018), Алексей Амбросьев-мл сделает криминальную комедию про местных полицейских “Агент Мамбо” (2019), появится и военный патриотический боевик “Рядовой Чээрин” (2021) — его срежиссирует молодой постановщик Дмитрий Кольцов. Ошибки “Чингис Хаана” исправит Никита Аржаков в фильме “Тыгын Дархан” (2020) — еще один громадный байопик об историческом деятеле. Постепенно заполняются все ниши, включая, например, спорт — картину Валентина Макарова “Дьулуур: Мас-рестлинг” (2021), посвященную национальному якутскому единоборству, как раз хотели отправить в российский прокат. И это не упоминая об авторских, фестивальных лентах, созданных чаще всего на собственные средства и развивающихся параллельно большому кино.
Теперь можно вернуться к вопросу актуальности якутских фильмов в российских кинотеатрах. Существует две проблемы, которые, на наш взгляд, не позволят национальному кино добиться успеха во всероссийском масштабе.
Первая — это жуткая провинциальность и кустарность якутского кино. Феномен “якутского кинобума” интересен, прежде всего, не самими фильмами, а отношением к этим фильмам населения республики. Люди там и вправду желают видеть на экранах родные лица, а не голливудских или московских звезд. На качество картин это, к сожалению, не влияет. Массовое кино Якутии пока не может конкурировать даже с российским (а мы помним, в каком состоянии оно находится), авторские же проекты выглядят по-ученически неряшливо и беззубо. То, что критики экзальтированно носятся с “феноменом якутского кино” лишний раз указывает на отличную раскрутку и грамотную работу продюсеров. Ажиотаж преждевременный — якутскому кино еще предстоит по-настоящему открыть себя.
Вторая — герметичность якутской традиции. Сложный механизм образов, из которого состоят многие якутские картины, прочно укоренен в запутанном религиозном синкретизме. Если не имеешь ключа к якутской традиции — считай, что кино останется для тебя закрытым миром. Это только у корейцев получилось выбраться на международную арену во всех культурных областях — можно не знать, где вообще находится этот крохотный полуостров, но спокойно мазаться корейскими кремами и плакать над глянцевыми дорамами. С Республикой Саха не все так просто.
Чтобы разгадать те или иные символы в якутском кинематографе, нужно как минимум быть якутом (или сахаларом, как сами называют себя коренные жители республики). Как максимум — проделать исследовательскую работу, определить, частью какой религиозной системы является то или иное сказание, тот или иной знак. Этого, кажется, не делает ни один кинокритик, который пишет о якутском кино. Часто можно встретить выражения типа: “важную роль в якутском кино занимает природа” или “вот такое-то животное в Якутии считается священным”. Вот спасибо, а то мы не знали!
Взять, к примеру, фильм “Царь-птица” (2018) Эдуарда Новикова, который победил на ММКФ-2018. Он выстроен как притча — в глухой тайге живут старик со старухой, на дворе 1930-е. Покой супругов внезапно тревожит орел, которого старики не смеют прогнать. Для них он и дух, и Бог, и тотемное животное — идентифицировать точно сложно. Пока они гадают, зачем орел посетил их скромную землянку и занял место прямо в красном углу (в отчаянии старики обращаются к шаману), во двор дома заваливаются красноармейцы, чтобы рассказать старикам о новой советской власти. За одно они убивают птицу, которая пугает хозяев и мешает им жить. “Передай деду, что сделаем из орла чучело. Потом отдадим в школу”, — говорит навеселе солдат. Подавленные старики хоронят птицу и ставят на могиле животного крест.
В зависимости от выбранной нами оптики смысл образа орла, Царь-птицы, будет меняться. Если смотреть на фильм со стороны традиционного верования якутов Аар Айыы итэгэлэ, то орёл будет выступать в качестве грозного бога Верхнего мира (всего миров три — Верхний, Средний и Нижний. В Среднем живет человек и духи, в Верхнем — боги, а в Нижнем — чудовища абаасы). Если отталкиваться от шаманизма (еще одна составная часть якутской традиции), то орел — это существо, которое передало человеку дар шаманства (иногда орел вообще представляется в качестве первого Шамана, прародителя всех шаманов). В конечном итоге, орел может являться тотемным животным у некоторых родов Якутии (предположим в роду у одного из главных героев). Конкретный род верит в метафизическую связь между ним и орлом — тотемная птица покровительствует этому роду и защищает его от зла.
Толкование фильма тоже будет колебаться от концепции к концепции, и это мы еще не затронули расплывчатые христианские мотивы, которые невозможно привести к общему знаменателю с остальными традициями. Не начертишь систему координат, в которой действует лента “Царь-птица”, не сможешь считать ее сути. А просто наслаждаться стереотипной панорамой снежной тайги — такое себе удовольствие.
Не все якутские фильмы одинаково сложны — за последнее десятилетие в республике появилось множество жанровых и доступных работ (“Черный снег” 2021, “Мой убийца” 2016, “Заблудившиеся” 2015), которые понятны любому. Другое дело, что такие картины, которые по-прежнему выглядят полулюбительскими, очень трудно представить в российском прокате.
По крайней мере пока.