Великий актёр Николай Симонов глазами легендарного фотографа Валерия Плотникова
Окончание. Начало ЗДЕСЬ
...Первым, кого я увидел на съемочной площадке, был Василий Меркурьев. Я уже учился во ВГИКе, но отношения обожествления преодолеть не мог. Слава Богу, мне посчастливилось снять несколько по-настоящему великих актеров, мастодонтов. Приходится признать с сожалением, не все из них смогли сохранить петербургский дух со свойственной ему интеллигентностью и неприятием советских реалий.
Повзрослевшему, мне было грустно узнать некоторые подробности из жизни Николая Черкасова. При безусловной актерской величине он оказался суетен, пропитан мелким тщеславием с погоней за регалиями, к которым сводился смысл служения искусству.
Побуждение "все остается людям" -- не про него. Из дневников Козинцева я узнал, что Черкасов был депутатом советов, председателем всевозможных обществ, послом Мира и, как это следует, с присуждением Ленинских и Сталинских премий, а туда приглашали лишь тех, кто прогибается. И это тем более обидно в случае большого актера. Горечь Черкасов заливал вином.
Оправдания всегда находились, чтобы снять с себя крестик и забыть о том, что в детстве мамой говорилось о Боге.
Люди цельные и органичные, не входившие ни в какие обстоятельства, оставались исключением. Обнадеживающе-прекрасен в этом смысле пример Николая Симонова.
Его портрет -- моя любимая фотография. Про нее постоянно, особенно сейчас, приходится объяснять -- это тот самый Симонов, что сыграл Петра Первого.
Теперь фамилия Симоновых известна скорее по театру Вахтангова. Но люди, которых я уважаю, понимают сразу, что речь идет -- извините за цитату -- о "глыбище и матером человечище". Огромный даже по формату своему, Симонов был грандиозен как актер и личность. Его роль на сцене в "Перед заходом солнца" была громоподобна. От раскатов симоновского баса становилось не по себе.
Не хочу обидеть Алексея Петренко, хорошего и по нашим временам большого актера, но даже он в этом смысле слабоват в роли ПетраI (фильм "Сказ о том, как царь Петр арапа женил"). Роли в кинематографе, к счастью, тоже давали представление о симоновской величине. При проекции на голливудские мерки он сравним с Марлоном Брандо. Ни слава, ни погоня за гонорарами его не волновали, он был выше этого. Когда у него не было ролей или они не соответствовали его масштабу, оставалось прибежище -- живопись, которой он занимался. О чем узнали после смерти: он никогда не суетился, чтобы себя как-то подать в этом качестве, никаким "раскручиванием" не занимался, писал для себя и внутри себя. Его живопись трудно сравнивать с Веласкесом или Тицианом, но она убедительна и искренна и этим подкупает.
Помню, в Александринке поставили "Моцарта и Сальери" с неким возрастным сдвигом -- Сальери играл Симонов, которому было за семьдесят, а Моцарта -- актер за пятьдесят. В данном случае интересовала борьба характеров.
Спектакль снимали на кинопленку в павильоне "Ленфильма". В телеверсии роль Моцарта исполнял Смоктуновский. В то время я был с ним очень дружен. И я поехал к нему на съемки.
Смоктуновский находился на гребне славы -- уже снялся в "Гамлете", "Неотправленном письме" и "Дяде Ване" Андрона Кончаловского. Легко вообразить: в огромном павильоне "Ленфильма" сразу же устанавливается суета, вокруг Иннокентия Михайловича щебечут костюмеры, гримеры, помрежи и ассистенты. Он -- легкий Моцарт в парике и костюме, купается во всеобщем обожании и любви. Лето, роскошный парк с аллеями в Сосновой поляне. (Было несколько проектов сделать из "Ленфильма" второй Голливуд -- вынести его на природу к заливу). А в углу я замечаю нечто такое огромное, грузное, желеобразное, к которому никто даже не подходит. В этой массе я узнаю Николая Симонова. Контраст меня поражает.
Становится понятно: наступило другое время. Слава богу, у Симонова была в Александринке роль Сальери, а так и вообще, может быть, его не позвали.
Мне сделалось неприятно и стыдно, я сразу же принялся его снимать, чтобы как-то выказать свое уважение. Потом я, разумеется, сделал несколько фотографий Смоктуновского. Но предмет моей особой гордости -- портрет Симонова.
Симонов -- мощный актер и личность. Таких типажей я больше не знаю. В свое время я задал вопрос Ростиславу Плятту:
"Вы давно живете при советской власти, но каким образом вам удалось сохранить неизменными стать, поступь и голос?"
Подобные интонации остались лишь у эмигрировавших наследников семьи Романовых и бывших русских князей. Когда они говорят, их голос рокочет. Прежние аристократы вышагивали с палкой или тростью, но при этом не упивались собой -- они так жили, сознавая свое достоинство. Современные же актеры суетны, их голоса неглубоки, дрожащи, забегают вперед.
Ответ прост -- эти люди успели вырасти и сформироваться при обстоятельствах, когда существовали понятия чести и благородства. Офицер не вдавался в объяснения, что он проворовался, потому что нечем было кормить жену и детей, -- он пускал себе пулю в лоб. У него просто не было другого выхода.
Однажды на встрече со зрителями мне задали вопрос: "А Николая Симонова вы при жизни снимали?" Я онемел от неожиданности, не понимая, что человек имеет в виду. Интересно, что именно на этот портрет выпал такой глобально-метафизический вопрос.
У меня есть несколько сомнительных поводов для похвальбы. По моему снимку Володи Высоцкого поставлен памятник во дворе Театра на Таганке, несколько моих фотографий вырублены на известных актерских надгробьях. С портретом Николая Симонова случилось так: замечательный скульптор-камеист Петр Зальцман, бывший петербуржец, ныне житель Лондона, высек с фотографии камею. Теперь она хранится в Эрмитаже.
Понравилось? Подпишись на наш канал!
Записала Наталья Шелюхаева для "Лилит" (с)