Сейчас ей 34. Родилась в Волгограде, влюбилась в Москве, развелась в Штутгардте. За 10 лет в Германии освоила не только немецкий, но и специальность 3D-художника, оживляет мотоциклистов и космические корабли в небольшой студии в Мюнхене. Ходит на танго, корпит над туториалами, пишет звездам длинные письма и изредка с ними тусит (со звездами, не письмами), восхищается людьми. Любит, хотя еще год назад определяла себя как one-player-team.
С первого шага в дом, квартиру или здание может определить, есть ли там фортепиано. Пока еще не разобралась, зачем ей эта суперспособность.
По гороскопу дева.
Адресуясь ангелам
Моя самая первая любовь – певица Анастасия, рыженькая такая. Мне было 6 или 8 лет, когда я с мамой попала на ее концерт. Очень хотела потрогать ее платье, когда она проходила мимо нашего ряда, и помню, как перегнулась, а мама, сидевшая с краю, отчаянно меня толкала на место)).
До сих пор ее люблю, но это такая, болезненная любовь, потому что у нее офигенный голос, но песни — попса полная. Наверное, только пятую часть ее репертуара — какие-нибудь романсы — не стыдно взрослому интеллектуальному человеку воспринимать. Но я ее сильно любила, а когда ты кого-то любишь, принимаешь его всего, как он есть. И не можешь разложить на слои: вот это хорошо, вот это люблю, а вот это не люблю.
Еще пластинки у меня дома были. Ротару, Лоза, Иванов, Глызин... И я слушала записи, которые были у мамы. Среди них была и переписанная у кого-то кассета «Война миров» Джеффа Уэйна, мюзикл. До сих пор ее с удовольствием слушаю и подпеваю, меня прям прет с нее, действительно отличная музыка.
Фанфары прогремели в моей юности, когда папа подарил кассетный плеер. Помню, как ходила в музыкалку после школы, часа в четыре, а в семь-восемь — обратно. Темень, зима, холодно, и ты по снегу шарашишь. И я гоняла в наушниках Софию Ротару, Александра Иванова гоняла, «Войну миров» опять же...
С Софией Ротару я впервые пережила момент, когда человеку, которого ты любишь, плохо, а ты ничего поделать не можешь, не можешь помочь. У нее тогда сильно болел муж. А я с тринадцати лет по ней фанатела, даже копировала ее стрижку, и, конечно, переживала за нее. Помню, что лежала вечером в комнате, пытаясь уснуть, у меня была свежая постель (я вообще всегда любила свою кроватку — мое одеялко, мою простыночку, подушечку, и до сих пор люблю и каждый раз их обнимаю, ложась), и я рыдала, пытаясь делать это тихо, чтобы мама не пришла спрашивать, в чем дело, потому что как такое объяснить? Просила мысленно всяких ангелов, чтобы они забрали хоть немного ее печали и передали мне.
Любовь и цирк
Мы с мамой, братом и отчимом переехали в новую квартиру, когда мне было 10 лет. Я познакомилась с соседками, девочками чуть младше меня, — и у них впервые увидела пианино. Послушала, как играет, и прям заворожилась. И, короче, маме сказала: «Хочу играть на пианино». Она такая: «Ты чо, тебе уже 10 лет!». А я: «Ну вот, хочу играть».
Мама все-таки поддержала начинание. Сначала отправила к знакомой, которой что-то носила на шитье — та преподавала сольфеджио. После нескольких уроков она посоветовала отправить меня в музыкалку, и меня проперло еще больше. Родители раздобыли мне пианино, я пошла в школу и окончила пять ее классов экстерном за три с половиной года.
Самое яркое воспоминание — моя учительница Вера Васильевна. До сих пор люблю ее и переписываюсь в мессенджерах. До нее я не встречала людей с таким аристократическим тактом, сдержанностью и благородством.
Помню первую встречу. Как входим из темного коридора в светлый класс, сопровождавшие представляют новую ученицу, и Вера Васильевна опускает глаза на меня. А они необычного цвета — голубые, но прозрачные. И еще свет так падает в них, сбоку, что они кажутся очень яркими. И я помню взгляд, которым она на меня посмотрела. В нем не было оценки или привычного разыгрывания спектакля «взрослый и ребенок», нет. Чувствовалось, что она воспринимала меня такой, какой я была, смотрела с любопытством, вроде: «Что вот эта девочка будет?», «А как мы будем с ней учиться вместе?»... Это очень особенный был взгляд, до сих пор этот момент помню.
И примерно в то же время со мной произошел другой потрясающий опыт. Я впервые влюбилась в мужчину. В циркового артиста!))) Это была детская любовь, ничего романтического, но преддверие состоялось. Папа повел меня в цирк, и я должна была взять автограф у этого чувака, потому что отец купил его открытку в антракте.
Помню, не хотела никуда идти, но я не прекословила взрослым. А папа со мной именно играл роль папы, и другие взрослые со мной играли роль «я взрослый, а ты ребенок». И ты это чувствуешь, но все больше воспринимаешь как норму, потому что все так делают.
И когда началось представление, он отправил меня между рядов к подсобным помещениям — типа, ну, иди. И меня по пути еще какая-то работница отругала. Что ты ходишь! За тобой не видно! И я такая — «извините», етить-колотить... Но я очень спокойная в детстве была, такой тормоз)) Весь мир в меня вливался, а из меня ничего не рождалось до этого момента, до этого дня, никакого отклика.
Захожу в эту подсобку и чувствую, как дверь, закрываясь, бьет по спине, подталкивая (чтоб вы понимали, насколько не хотелось идти). А там все ободранное, разводки труб, и в стороне у стены — лавка, а на ней — этот артист (по-моему, его звали Александр). Лежит на спине, поверх костюма — синий, истертый халат, и лицо закрыто согнутой в локте рукой. И я понимаю, что он не слышал, как я вошла, и думает, что один. Смотрю на него, и меня вдруг обволакивает его миром, в котором он находится. Взрослый мужчина, один, который готовится к выступлению, думает о чем-то...
Несколько секунд проходят в тишине. А я же знаю, что я ребенок, и мне надо исполнить эту роль, и начинаю шаркать ногами. Он вскидывает голову, берет открытку, и я вдруг понимаю, что он смотрит на меня, но меня не видит. Еще как человека. Как, например, идешь по парку, и на встречу — человек с собакой. Ты на собаку смотришь, можешь заиграть с ней, но взаимодействие не так, как с человеком произойдет. С собакой проще, она не нарушает твой мир. И я его мир не нарушала. И получается, что он передо мной не закрывался! И я его мир могла осязать.
И вот это меня проняло впервые. Это было какое-то соприкосновение с чужой человеческой душой, очень интимное и деликатное, когда я не нарушала чужого порядка.
После этой встречи я поняла, что взрослые не всегда правы. Он на таком контрасте сыграл, когда все до него говорили, что надо делать или не делать, а я, хочешь — не хочешь, должна была повиноваться. И вдруг — тоже взрослый человек, но не играет роли и не закрывается. И это было близко, лично, и позволило мне гораздо чутче его увидеть и узнать.
«Молодой»
Из школы в школу я переходила несколько раз. Сначала училась в железнодорожном интернате, где была возможность оставаться на продленку. Благодаря ей мама забирала меня по пути с работы — кроме нее встречать меня было некому. Затем сменила школу из-за переезда. А в старших классах меня перевели туда, где был профильный юридический класс. Я, конечно, слабо представляла себе, что я делаю в этой школе и зачем, но думала, раз перевели, значит, так надо.
А поступила в итоге на заочку журфака. С журналистикой смешно сложилось. Я всегда писала какие-то стихи, рассказы, и однажды на чей-то вопрос, кем бы я хотела работать, вдруг ответила – журналистом!) Тут как раз взрослая дочка наших знакомых сказала что-то типа «раз пишет, пусть в журналистику идет!».
С первой работой не задалось: я, домашний ребенок, взяла адрес газеты, поехала в редакцию и тупо ее не нашла!
Уже после этой неудачи я оказалась в «Молодом». Эту газету делали ребята постарше, студенты, и курировали взрослые. Для меня работа там стала суперским временем, я попала в коллектив молодых и интересных людей, и после работы мы зависали в центре, гуляли по паркам, набережной.
Мама, конечно, когда я приходила из-за этого на час позже, возмущалась: «Где ты там торчишь?! После работы сразу чтоб домой!». Тогда для меня было нормально — мама сказала, значит, надо выполнять. Хотя нынешняя я ответила бы ей: «Ма, ты что, у меня появилось столько клевых друзей, знакомых, там классно, я просто буду приходить позже, все хорошо».
Но тогда я не могла представить, что такое скажу. Мама всегда была авторитетом, я очень слушалась ее. До момента, когда решила выйти замуж.
Алекс
На старших курсах я переехала в Москву и нашла работу в рекламном агентстве. Если честно, я лет до 25 вообще не представляла, что делаю в журналистике, никак время свое эффективно не использовала. Но была беспечным балбесом, очень счастливым. И среди прочих хобби занялась рисованием по курсам в Интернете. На них я и познакомилась с Алексом. Он русский немец, и на тот момент уже много лет жил в Германии.
Нашу 18-летнюю разницу в возрасте я не замечала — настолько мы органично сошлись, в том числе стали отличными друзьями.Завязался роман по переписке, мы быстро опознали друг в друге родственные души, и решение, что мы хотим быть вместе, пришло естественно. Как было естественным решением, что я перееду к нему.
Маму, правда, это ошеломило. Мне кажется, для нее стало шоком то, что она вдруг оказалась неспособна мной управлять. Мне же, несмотря на эмоции, напротив, было легко. Думаю, потому что решение было осознанным. Я знала, что права, все делаю правильно, и советы не требовались. Но было грустно, что мама не согласилась.
Разрешения на мой переезд от властей Германии мы ждали 5 гребанных лет. К концу срока я стала психованной стервой, которую чуть тронь, и она брызжет нервами, ругается, плачет. Это было капец какое тяжелое время. Даже сейчас не могу вспоминать себя ту, это какой-то странный другой человек был.
Только когда в 2012 году я переехала в Германию к Алексу, и все наладилось, я успокоилась.
Никогда не думала, что буду жить в другой стране. Мы же росли в такое время, когда и Интернета не было, каждый пребывал в своем маленьком, замкнутом мире... Я за границей профессией своей больше заниматься не могла. Учила язык, немецкий очень трудный.
Помогли друзья, с которыми я теперь общалась только по сети. Плюс я сразу записалась в местный хор, чтобы общаться с немцами, мне было любопытно. Это был госпел, но мы не пели оратории Баха или мессы, только мелодичные песни, и мне нравилось. Встретила там много прекрасных людей, очень добродушных. И они удивительно тепло меня приняли.
Хор пришелся кстати, потому что петь я люблю, но не умею, и теперь, живя с Алексом, не хотела испытывать его чувство прекрасного. Впрочем, иногда он вывозил меня в лес, и там я могла попеть))
Это было единственное, в чем я подстраивалась под мужа. Ну, еще в первую неделю брака я, конечно, готовила ответственно, как в моем представлении жена должна была готовить. Первое, второе, салат «Оливье». Дальше недели меня не протащило, и тем чуваком, который готовит, был Алекс. Собственно, после развода ничего не изменилось, я просто не ем теперь))
У меня нет суперопыта налаживания семейной жизни. Ничего такого я не делала, никак не подстраивалась, это не было трудом и терпением, притиркой — ни хрена подобного! Мы просто нормальные друганы были всегда!
Мы оба интроверты, и ни в чем друг другу не мешали, могли сидеть рядом и каждый заниматься своим делом, но при этом легко говорить о важных вещах, которые нас беспокоили, делиться чем-то...
Когда на пятый год брака отношения начали подходить к концу, мы оба это чувствовали и не нуждались в том, чтобы это обсуждать. Все шло, как само собой разумеющееся. Я училась на художника трехмерной графики в Штутгардте, под конец приезжала только на выходные, и было ясно: получаю образование — и уезжаю. Алекс — клевый чувак, мне с ним повезло, а вот ему со мной, не знаю, видимо, не очень...
Трудно было ближе к расставанию. Мы жили на средства мужа от его компьютерной фирмы, я периодически находила подработки. Даже как-то была упаковщиком упаковок на заводе оберток:) И вот, наступило время, когда ты уже не хочешь старую жизнь, хочешь новую, представляешь ее, но пока в тех обстоятельствах, в которых не можешь ее себе позволить. Я, как могла, берегла Алекса, не устраивала истерик, случались только единичные ссоры. Думаю, он и не узнал в полной мере моих лютых сторон, когда я могу быть язвительной и делать больно.
Расстаться захотела я. Когда я переезжала, была сильно влюблена в него и да, думала, что это чувство навсегда, на все времена. У меня до сих пор нет ответа на вопрос, когда именно я поняла, что не испытываю потребности быть в браке, что мне было бы кайфово жить одной.
Алекс сильно поддержал меня, любил меня и до сих пор любит. И я чувствую это тепло, поддержку. Он научил меня чувствам, когда ты испытываешь полное доверие к человеку, и можешь попросить помощь, когда она тебе нужна, и можешь предлагать помощь. Мне кажется, я у него настолько набралась любви, принятия, чувства, когда тебя любят таким, какой ты есть, что это дополнило меня до конца, и теперь мне вообще перестал быть нужен партнер по жизни. Поэтому я пришла к осознанию, что я one-player-team. Может быть, до поры до времени. С любопытством жду, что же там придет.
Мама, кстати, пока я была замужем, подружилась с Алексом. Под конец учебы в Штутгардте я написала ей длинное письмо, в котором объяснила, что... о другом стала моя жизнь. Она приняла мой выбор, но, наверное, огорчилась. В культурной парадигме нашего общества такое принимают за неудачу, и я не знаю, как, и нужно ли пытаться объяснить, что все-то здорово. Была хорошая история, вот она закончилась. И оставила место для историй новых.
Мюнхен и русская тоска
Уже пять лет я живу в Мюнхене, в Германии — десять. Работаю в компании ICAROS. мы делаем игры в виртуальной реальности для фитнес-тренажеров: ты взбираешься на машину, надеваешь шлем и гоняешь на самолетиках с кем-то из Австралии, накачивая при этом пресс. Новичку в индустрии работу найти сложно, мне помогли преподаватели.
Снять жилье тоже оказалось непросто, поэтому первое время я жила в доме на восемь съемных комнат, где все время менялись люди, и пропадали и появлялись какие-то младенцы. И только позднее нашла квартиру, которую снимала с соседкой.
В Мюнхен я приехала одна, поэтому осознанно взялась за расширение круга друзей и знакомых. Находила интересных людей через приложения для знакомств, стала ходить на танго, курсы рисования. У меня есть встроенный датчик распознавания красоты в людях. Он безошибочно реагирует, и я узнаю «своих» в считанные минуты. Всех моих лучших друзей я завела быстро и навсегда. Они удивительные, добрые, остроумные, невероятные люди! Я бы о каждом могла книгу написать.
Среди моих знакомых не только сверстники, но и люди, которым за 50 лет. В Германии они социально активны, выходят в общество и даже знакомятся и строят отношения, не взирая на возраст. Человеку может быть и 70, но он где-то тусит, встречается, даже планирует семейную жизнь или совместную активность.
Видимо, это от того, что нет единого культурного образа, шаблона на каждый возраст, к которому все должны стремиться как к единственной норме. Нет границ «для молодежи/не для молодежи». Это привычно и нормально, когда люди всех возрастов друг с другом взаимодействуют.
Плюс — много тус. Много театральных объединений, курсов «народной школы». Тут в порядке вещей, если ты что-то умеешь, обратиться в такую школу и сказать о желании вести курсы для тех, кто интересуется тем же. Многие пользуются приложениями, через которые можно организовать встречу.
Мне не хватало таких площадок в России, в детстве и юности я жила в очень маленьком мире. И когда сейчас я знакомлюсь в Интернете, читаю блоги людей, кто очень образован, эрудирован, то, погружаясь в их атмосферу, осознаю, насколько у них жизнь и быт построены по-другому. Как много интересных вещей в мире, к которым я могу прикоснуться, узнать и заниматься ими. Я все это жадно хватаю сейчас. И если бы я знала об этом лет 15 — 20 назад, это бы сильно изменило мою жизнь в лучшую сторону.
В старших классах часто были моменты, когда я сидела дома, смотрела телик, и вдруг понимала, что больше смотреть не хочу. А чем заняться еще — не знаю. Ощущаю в себе много энергии, очень хочу созидать, что-то делать, но не знаю, что.
Как-то я на таком порыве пошла в местную библиотеку, и прям чувствовала — о! Тяга к знаниям! Я хочу учиться! Просто импульс, который я не знала, как выразить. На стенде подвернулись книги про НЛО, пирамиды и всякую фигню. Я пару таких взяла почитать и бросила. Жаль, что не было разумного руководства, которое могло бы меня тогда направить. Теперь это Ландау и Лифшиц, Сапольский, Марков – мир начинает правильно укладываться в сознание.
Лето я проводила в деревне у бабушки, и там тоже никакого досуга у молодежи не было. Что мы там делали? Во дворе сидели. Хорошо, музыкалка потом заткнула потребность в созидательном досуге. А так ты просто не знал, куда себя деть. И люди в деревне гибнут от этого. Многие из моих сверстников оттуда или покончили с собой, или спились. Такое чувство, словно они просто не знают, что делать со своей жизнью.
Мне кажется, что русская тоска в этом и заключается. Человек живет в маленьком мирке и даже не знает, что есть выход в другую деятельность. Которая тебя будет насыщать и вдохновлять. И что создавать и узнавать что-то — это кайфово!
При гипотетическом возвращении в Россию мне бы сильнее всего не хватало уважения к личности. У меня сложилось впечатление, что в России люди много сил тратят на то, чтобы подать себя. Например, на работе. Новые коллеги пытаются представить себя тебе и тебя оценить. В Германии я от этого отвыкла, тут нет личностной оценки, все заняты делом. Люди сосредотачивают усилия и помогают друг другу прийти к какому-то результату, которого они вместе хотят достичь.
Отсюда знаменитая точность немецких правил. В России же даже официальные процедуры сопряжены с какими-то непонятностями, попытками утвердиться за твой счет. Видимо, за счет работы люди утвердиться не могут. В итоге в России ты всегда должен быть готов, что к тебе с какой-нибудь стороны — ха! — и подъедут, и тебе придется защищать личные границы, хоть в госучреждении, хоть на кассе. Я отвыкла от такого.
Впрочем, я слышу подобные истории о немцах, причем от самих же немцев. Так что, может, дело и не в странах, просто мне пока везет на знакомства.
А может, причина в том, что людей никто не учит искать свое дело, свое место. Тому, что деятельность твоя — это не то, что ты нашел какую-то работу, у тебя есть постоянный чек, и ты рад. Это было нормально в СССР и в том общественном слое, где я росла. А карьерному росту, который исходил бы из твоей страсти к делу и желания что-то созидать, никто не учил.
Я же тоже, когда переехала в Москву и устроилась, я была супер рада, что нашла работу, и она нетяжелая. Ну что там, пару часов поработаешь, потом сидишь, в Интернете всякую фигню смотришь... СКОЛЬКО ВРЕМЕНИ У МЕНЯ ПОТРАЧЕНО ВПУСТУЮ! Почему меня не интересовало мое дело?! Почему я не думала о том, что, раз уж занимаюсь рекламой и пиаром, то, может, тогда почитать книжки по рекламе и пиару, чтобы это было интересно, эффективно, чтобы люди профит от моего труда получали?... Наверное, молодая еще была, не осознавала. Мне тогда 21 — 22 было.
Да, была счастливым балбесом. Время от времени делала фрилансом интервью со звездами, которые мне нравились, ходила на концерты, однажды нашла адрес Анастасии, пошла и подарила ей огромный букет. Все это было весело! Но опять же — ты один раз это сделал, понял, как это кайфово, и по привычке ищешь это веселое и кайфовое дальше, потому что это приносит тебе столько радости, новых эмоций, и ты стремишься к этим эмоциям и дальше.
Но то, что тебе может быть хорошо от других каких-то дел, ты этого не знаешь. И никто тебе этого не рассказал. Поэтому ты к ним и не стремишься.
Круговорот любви
Я лет в 25 осознала, что мне не хватает какого-то стержня, основания, который будет удерживать веселый вихрь моей жизни на точных координатах. И сама научилась дисциплине, научилась учиться, следить за направлением моей жизни, корректировать его, не терять чувства времени. Но то умение быть счастливой, которое я приобрела в юности, наверное, осталось для меня самым главным. Я научилась различать красоту в людях, любить ее и радоваться ей безусловно.
Это принесло мне много неожиданных, щедрых подарков. Один из последних — оперная певица Симона К., ее за темперамент называют королевой барокко. Я случайно наткнулась на ее песню, и в итоге пересмотрела, наверное, все видосы с ней – она человек изумительной щедрости духа, благородства, такая ее любовь к миру праведная, не терпящая лукавства. Уже по видео это было ясно.
А с переездом в Мюнхен у меня появилась возможность посещать ее концерты. И каждый поход был для меня вот, как люди в церковь по воскресеньям ходят. Ощущение чистой любви и радости.
Симона научила меня важному. Мне до нее восприятие любой красоты было болезненно. Ты сталкиваешься с красотой в музыке, в природе, в человеке, и ее так много, она в тебя вся лупит, а ты такой маленький, и тебе надо всю эту Вселенную принять, когда она просто раздирает тебя. И я никак не могла понять, как поступать с этим.
А Сима — такая яркая, насыщенная, в ней все громкое и великое, – она просто паровозом в меня внеслась, и я думала, я умру. Я не знала, как эту красоту опосредовать. И мучительно через все это я поняла, что она не в тебя приходит! Она через тебя приходит в мир, к людям, и что ты должен ее пропускать, перерабатывать в другое, делиться этим с теми, кто тебя окружает, с друзьями, с Алексом. Круговорот любви.
И за это открытие у меня к Симоне осталась в душе большая благодарность, как к близкому родственнику.
Все эти слова позже я смогла ей передать за ужином в ресторанчике, после ее концерта. В тот вечер Симона просто поймала мою руку, когда я дарила букет, и объявила, что я сейчас иду с ними. Она, видимо, немного меня уже знала. Ну, как странную девочку, которая молча приволакивает ей каждый раз ведро цветов, которое ей потом нужно переть в поезд)))). Я говорила ей, говорила, а она держала на столе мою руку в своих ладонях и гладила.
Как происходит эта передача, я не знаю, мне до сих пор сложно представить этот механизм...
Но мне кажется, это как раз одна из главных задач вообще в человеческой жизни — понять, что ему делать с любовью, которую он испытывает, с красотой со всей этой, и как ее продуктивно реализовать.
Блин, не знаю, мне кажется, это очень глупо звучит в словах, но я чувствую, что это такая большая энергия, очень хорошая, и ее много. И ты из нее можешь сделать, что хочешь.
Мария (Борисова) Майнхардт
ArtStation
Все фото предоставлены героем публикации.