Маршрут домой оказался по продолжительности короче. В среду вылетели и успели сделать два этапа. Погода в Ситал-Чае и в Миха-Цхакая была близкой к минимуму, но трудностей в посадке не было. Этот раз аэродром Миха-Цхакая мне уже не показался ямой. Горы далеко и не такие уж высокие. Присмотрелся к пальмам и эвкалиптам. Экзотика. Заночевали мы в казарме на служебной территории, а городка с ДОСами не видели. Было не до экскурсий. На следующий день, вылетая из Миха-Цхакая, я подумал, что, весьма вероятно, мне придётся сюда замениться из ГСВГ. Ведь в полку уже были самолёты МиГ-29. Да и климат был привлекательным — почти субтропики. И море — рядом.
Миргород встретил нас зимними пейзажами, хотя снега значительно поубавилось. Но облачный фронт стоял капитальный — 9000 м верхний край сплошной облачности с нижним краем — 500 м. А в Чорткове стоял жёсткий минимум, пришлось заночевать на аэродроме, ожидая улучшения погоды.
Следующим утром Чортков нас принял с нижним краем 300 м. Правда, видимость под облаками была 5 км. В Мерзебурге были сложные метеоусловия, но это же был родной аэродром. На нём можно и по кустам зайти. В пятницу мы приземлились дома. Полк долетел в полном составе, отказов не было, нигде самолётов не оставили. Это давало надежду, что полк оценят положительной отметкой. В субботу подтянулся остальной личный состав на транспортных самолётах. Полк был в сборе, личный состава без раскачки приступил к боевому дежурству, начались привычные служебные будни.
Коротко провели разбор проверки, кого-то похвалили, кого-то поругали, но без фанатизма — основное будет после утверждения окончательной оценки полку в Москве.
25 марта отметился на лётной смене двумя полётами: слетал на перехват в облаках и в стратосферу на перехват воздушного разведчика. Редкий полёт. На аэродроме был минимум, что тоже хорошо для продления сроков. Общий налёт за март месяц получился около восемнадцати часов. Давно такого налёта у меня не было.
Поскольку я был заменщиком, то знал, что летать мне не дадут. Если полку нужен будет штык для лётно-тактического учения, то мне позволят подлетнуть, чтобы довести до нужного на ЛТУ уровня. Остальное время буду летать для поддержки сроков, чтобы нести боевое дежурство.
Апрель у меня был удачный в плане налёта — налетал почти девять часов. Половина налёта пришлась на ночь. Восстановился ночью в облаках и слетал на перехват высотного разведчика в стратосфере. Отметился, наконец и на полигоне: провезли на спарке со сложных видов, а сам сделал одну заправку с простых видов атак. Бросил учебную бомбу и пальнул из пушки. Толком и не понял как работает прицельный комплекс. Навыки построения маневра совсем растерял, поскольку на полигоне не работал уже больше года: то - отпуск, потом — переучивание, опять отпуск, проверка в Марах. А тут ещё и новая индикация прицела. Удалось отработать на «тройку».
Поучаствовал в лётно-тактическом учении полка. Отрабатывали перехваты транспортных самолётов. Конечно, никаких транспортных самолётов не перехватывали, цели имитировали наши лётчики. Одно утешение — продлил срок минимума 150х1,5 днём. После ЛТУ полка мне почти не давали летать. В мае досталось пять полётов: один - на сложный пилотаж, а остальные — на какую-то ерунду в облаках. В июне тоже сделал пять полётов. Отметился на сложном пилотаже одиночно, а потом — парой, слетал на перехват в облаках и два инструкторских полёта с задней кабины. Комэск ушёл в отпуск, поэтому инструкторские мне и перепали. Тоска, а не лётная жизнь! Самолёт МиГ-29, конечно, попроще в управлении, чем МиГ-23М, но с таким налётом и в этом прекрасном самолёте начинаешь чувствовать себя неуютно.
А замполитский статус подбрасывал мне периодически бодрящих впечатлений. В мае мне пришлось поучаствовать в совместном мероприятии с немцами. Крепили дружбу с гражданскими властями. До этого я уже отметился на подобном мероприятии перед проверкой в Марах. На День Советской Армии к нам в полк приходили представители местной городской администрации с поздравлениями. Я тоже попал на это торжество в узком кругу полковых начальников. Никогда не горел желанием участвовать в таких мероприятиях, но моего желания никто и спрашивал. Приказали присутствовать в парадной форме. Даже спич доверили сказать. Посидели душевно, угостили немцев славно. Забавно, что на стол поставили русскую горчицу, но немцев никто не собирался предупреждать, что она сделана по нашему рецепту. Естественно, кто-то из немцев намазал по свойски на хлеб и откусил привычный кусок. Посмеялись. Сделали вид, мол, мы думали, что немцы уже знают разницу в горчицах нашей и немецкой.
И вот на 8 мая местная редакция газеты пригласила представителей нашего полка отметить вместе с ними праздник. Возглавлял нашу группу секретарь парткома полка. Было двое инженеров из управления полка, лётчик и я. Народ проверенный и надёжный. Собрались утром на КПП и выдвинулись в город. На полпути выяснилось, что секретарю парткома надо встретить тёщу на вокзале и возглавить делегацию придётся мне. Это было мне не по нутру, но после коротких и бесплодных препирательств с партийным боссом, я повёл группу дальше. В редакции никто ни разу не был, кроме секретаря, который безответственно оставил делегацию на меня, мы немного проплутали и опоздали на мероприятие на десять минут. Знай я заранее о своей миссии, то подготовил бы штурманский план. Стыдно опаздывать.
Немцы уже начали концерт и нас провели в небольшой актовый зал. К моему облегчению переводчица уже была на месте и обеспечила нам общение. Она была из Союза, но жила в Мерзебурге. В студенческие годы вышла замуж за немца, который учился у нас. Концерт длился около часа, давался силами самодеятельности редакции. Меня томила моя международная функция из-за того, что я не знал протокола встречи. После концерта нас пригласили в кабинет главного редактора, где мы начали обмениваться любезностями. Редактор рассказал о достижениях своего учреждения, я похвалился проверкой в Марах, за которую нам утвердили положительную оценку. После этого я почувствовал, что в кабинете начала сгущаться какая-то напряжённость. Периодически появлялся человек, который что-то шептал начальнику, тот кивал и человек исчезал.
Когда мы обменялись любезностями по второму кругу, я понял, что пора заканчивать миссию. А где же обещанное секретарём парткома застолье?
И тут редактор произнёс фразу: «Жаль, конечно, что у вас — сухой закон...» И тут за моей спиной раздалось сразу два голоса: «А у нас нет сухого закона!» Судя по синхронности фразы, не только меня мучила атмосфера неопределённости. Это выдали инженер и лётчик. Редактор просветлел лицом. Я добавил, мол, есть ограничение на приобретение алкоголя, но пить никто не запрещает. Даже коммунистам. Группа дружно меня поддержала репликами. Редактор радостно нажал на кнопку и бросил короткую команду выглянувшему в дверь сотруднику. И сразу пригласил нас на выход. Расселись по двум легковушкам и поехали по тесным улочкам старого района города. Мне показалось, что нас привезли на окраину. Старые дома, гаштет тоже традиционной немецкой постройки.
Сотрудники редакции уже давно томились за столами в ожидании начальства, некоторые уже начали пробовать закуски. Встретили наше появление бурно, чувствовалось, что мы опять непростительно опоздали. Вдоль стен стояли три длинных стола, один из которых был отгорожен от зала декоративной металлической решёткой. В этот закуток нас и посадили. Переводчица села между мной и главным редактором, офицеров посадили с моей стороны, а с другой стороны стола места заняли партийные, профсоюзные и молодёжные начальники. Большая часть среди них были женщины. В аккурат напротив меня оказался председатель профсоюза с женой. Мужчина предпенсионного возраста одет был просто, по лицу было видно, что выпить не дурак. Да и по его жадным взглядам на батарею бутылок в центре стола. Немцы для нас постарались: на нашем столе красовались русская водка, советские коньяки, крымские вина. На других столах было спиртное только местного производства и пиво. Закуски и еда на нашем столе тоже были с русским уклоном: мясо кусками и котлеты с картофельным гарниром.
Понеслись чередой тосты, которые сопровождались громкими возгласами и выпиванием. Пришлось и мне сказать поздравление от имени воинской части. Народ быстро повеселел, в зале стало шумно. Женщины стали откровенно присматриваться к советской делегации, тянулись к офицерам через стол чокаться. Заметили, что я не осушаю свои рюмки, как это делали мои коллеги, и напряжён. А как мне не напрягаться? Первый раз на таком мероприятии, как оно должно протекать и когда его заканчивать - я не знаю. Парни со мной, конечно, солидные, не должны уронить честь мундира. Ответственность меня гнетёт.
Пообщался немного с редактором, расспросил про работу, про семью, про родителей. Благополучный человек: любимая работа, солидная должность, жена и двое деток, родители живы. Рассказал ему, что я родом из шолоховских мест. Конечно, главный редактор про М.Шолохова знал.
Начали петь песни. Взялись за плечи, раскачивались в такт, мелодия знакомая по нашим военным фильмам. Спросил у переводчицы, мол, ничего крамольного мы не поём? Она меня заверила, что песенка — безобидная, про воздух, солнце и воду. Про отдых, короче. Ладно, это можно.
В зале началось уже передвижения между столами, народ стал выходить на улицу покурить. Я решил, что пора закончить нашу миссию. Но офицеры меня не поняли, переводчица тоже сказала, что рано. Ещё попели песен, между которыми выпивали. Моих офицеров уже перетянули на другую сторону стола и рассадили между женщинами. Меня это напрягло. Главный редактор понимающе на меня глянул и сказал, что это - незамужние дамы. Дамы — ладно, но офицеры мои - женатые. Тут одна дама с другой стороны стола начала мне говорить, что не надо быть таким серьёзным, надо чаще улыбаться, мол, улыбка у вас красивая. Блин! Сам знаю, что надо веселее быть. Не получается у меня. Ах, чтоб его, этого секретаря парткома!.. Я опять сделал попытку убраться компанией восвояси. Меня осадили со всех сторон. Тогда попросил переводчицу, чтобы она сама мне дала знать, когда по этикету следует закончить международную встречу. Обещала.
Подошло время танцев. Офицеры были нарасхват. Даже меня умудрилась дама напротив вытащить из-за стола. Она была не похожа на немок, смугловатая, что-то неуловимо азиатское проглядывало в её облике. Сначала были парные танцы, а потом начались современные скачки. Офицеры уже расстегнули кителя и охотно скакали в толпе молодых сотрудников редакции. Обстановка была весёлая, лёгкая, но я чувствовал, что может подойти момент, когда она выйдет из под моего контроля. А переводчица всё не давала подсказки закончить визит.
После очередного танца ко мне подошёл лётчик и похвалился, что смуглянка зовёт его в гости послушать музыку. Капитан был не против — обнаружились общие музыкальные пристрастия. Я понял, что наступил этот момент — пора заканчивать наше участие - и начал прощаться с хозяевами. Офицеры уходить не желали, хозяева тоже уговаривали посидеть, но я проявил твёрдость. Офицерам сказал, что проведу их через КПП, доложу командиру полка о благополучном возвращении, а потом все могут действовать по своему плану. Нас усадили в микроавтобус и довезли до КПП. Офицеры побрели по домам.
9 мая в полку было торжественное построение. Секретарь парткома поинтересовался у меня мероприятием, я высказал ему всё, что думал о его сваливании ответственности на меня. Он похихикал, мол, ладно, Толя, всё ведь нормально закончилось. Кто бы мог подумать, что этот добрый человек вскоре подсунет мне свинью.