Учился со мной в одном классе Василий Баранов, еще раньше мы вместе ходили в детский сад. У жителей маленького закрытого городка, где была одна школа и один детский сад, других вариантов в шаговой доступности не наблюдалось, поэтому, просуществовав в одном пространстве с трех до семнадцати лет, мы уже воспринимали своих однокашников в некотором смысле, как родственников. Васька был нормальным разгильдяем и мелким хулиганом, причем, абсолютно беззлобным. Видимо, хотелось быть «плохим мальчиком», такие больше нравились девчонкам. Но Василию постоянно не везло, он четыре раза ломал ногу, вечно влипал в какие-то истории, порой бывал каким-то нелепым, поэтому даже если он и хулиганил, то обижаться на него совершенно не хотелось.
Так вышло, что поступать с Васей мы пошли тоже в один институт, это был Московский Лесотехнический институт, который в то время находился в городе Калининград Московской области, ныне в городе Королев. Ехать от нашей станции туда надо было минут 35 на электричке, правда, идти пешком тоже минут 20, зато это считалось, что практически рядом с домом. Поступали мы на разные специальности, но такой экзамен, как сочинение сдавали все вместе. Будущих студентов загнали в огромную мрачную аудиторию, еще в старом корпусе, который несколькими годами позже сгорел по какой-то мутной причине. Абитуриенты были рассажены в шахматном порядке, по-моему, нам были розданы номера, и мы занимали места согласно этим номерам. Когда я подошла к своему месту, справа, к своему удивлению, я увидела Васю. Как говорится - наши в городе. Мы немного поболтали, потом пришла грозная тетя, приказала всем замолкнуть. Начали раздавать конверты с темами.
Я точно не помню, про что писала, кажется, по «Поднятой целине» Михаила Шолохова, которую так и не дочитала до конца. По большому счету, на сочинение набралось, так как книги брать с собой было нельзя, все писали из головы, главное, чтобы близко к теме и грамотно. Оценка за сочинение была «зачет/не зачет». Даже если написал полную муть, но грамотно, то зачет был обеспечен.
Время пролетело быстро, я дописывала свой "шедевр", все вокруг пыхтели, кто-то даже пытался списывать, скашивая глаз глубоко под стол. Вот этого никогда не понимала, уж сочинение-то можно было написать самому. Хотя бы из соображений того, что ничего не видно, а за шпаргалки выгоняли довольно безжалостно и было бы очень обидно сойти с дистанции, сдав математику и физику, но срезаться из-за шпоры.
Я было уже подумала, что надо сдать и идти ждать своих, как вдруг справа зловеще зашептал Васька. Хорошо, что надзирательница в это время ушла далеко от наших парт. Василий старательно артикулировал и клятвенно просил меня проверить его сочинение. Как же это сделать, чтобы не выгнали обоих? Хотелось и помочь товарищу, и не вылететь самой. Времени оставалось очень мало. Хорошо, что аудитория была темной и очень большой, оставалось время на маневры. В очередной раз, когда контролерша удалилась от нас на несколько метров, мы быстро махнулись нашими папками с сочинениями, предполагая далее, чтобы не спалиться, что сдадим на проверку каждый чужое, это же, в сущности, было не важно. Василий уткнулся в мои записи, я начала читать его "творение".
Вася писал про войну в Афганистане. Тема в то время была острой, только недавно вывели весь советский контингент, но мальчишек тема еще беспокоила. Для такого сочинения, наверное, проще было взять свободную тему, развить мысль, тем более что в то время, информации было предостаточно. Пробежав в первом приближении по тексту, я с ужасом обнаружила, что порядка тридцати раз слово «Афганистан» было написано «Афганестан», кроме этого были ошибки помарки. Я порадовалась, что сочинение Василия попало ко мне, не дай Бог это сочинение взял бы какой-нибудь вредный проверяющий, в сердцах мог зарубить из принципа, и тогда готовься, Вася, на сборный пункт 1 апреля. Я аккуратно исправила, «е» на «и», поправила остальные ошибки. Нам однозначно нужен был «зачет». Этот благодарный взгляд Васьки не забуду никогда.
Когда я читала "творение", написанное Василием, мне вспомнился и "мой Афган", был случай, когда и я, как никогда, близко соприкоснулась с этой темой.
... Шло лето 1987 года, каникулы еще были в разгаре, правда, погода что-то совсем не радовала, постоянно шел дождь, поэтому все мои мысли были посвящены подготовке к предстоящей поездке на море. Однажды, праздно шатаясь по городку, я встретила нашу "классную". Она очень оживилась, встретив меня и сообщила, что сегодня через пару часов должны состояться похороны воина-интернационалиста, уроженца нашего городка и бывшего учащегося нашей единственной школы. И мне будет поручено сказать прощальное слово от всех учащихся родной школы героя, которого зацепил снайпер за пару дней до отъезда домой. Короче говоря, меня в срочном порядке отправили домой переодеваться в школьную форму и велели быть обозначенное время у школы, чтобы организованно отправиться на кладбище.
Все мои подружки разъехались, и было даже не с кем это обсудить. Терзал страх и невыносимая боль. Родители сказали, что надо обязательно идти, потому что это правильно. Я пообедала, переоделась и как штык стояла у школы в назначенное время. Народу собралось не мало. Мы загрузились в автобус и поехали на кладбище на окраине нашего поселка. Приехав на место, люди построились полукругом вокруг свежевырытой могилы. В лесу было сыро и очень влажно. И тут я поняла, какую стратегическую ошибку совершила. Посмотрев на свои ноги, я с ужасом поняла, что домой мне придется идти на руках. Мои полуоткрытые голубенькие югославские туфельки, наполовину состоящие из ремешков, практически утонули в лесной мокрой глине. Мысли переобуться у меня даже не возникло, видимо, все остальное, для чего я поехала в этот лес, перекрывало житейские мелочи.
Через некоторое время, урча и буксуя в лесном грунте, подъехал ГАЗ-66 с траурными лентами на бортах. В кузове находился огромный серый ящик, это был цинковый гроб, в таких перевозили погибших из дальних горячих точек, так называемый «груз-200». Гроб не открывали, поэтому до конца было не понятно, есть там что-то или нет, его поставили на табуретки, вынесли фотографию улыбающегося белозубого мужчины восточной внешности. Этот парень был татарином, в Афган, в основном, отправляли татар, среднеазиатов, парней с Северного Кавказа, людей смуглых с темными волосами, чтобы им проще было слиться с людской массой на месте. Было страшно горько и невозможно. Рядом стояли напрочь убитые горем жена и мать.
Траурный митинг начал кто-то из военных, я вообще уже плохо помню, как это было. Много говорили люди, друзья, знакомые, товарищи, сослуживцы погибшего, выражали свое уважение и скорбь. Кто-то легонько толкнул меня в бок, пришло время сказать и мою речь. Если честно, я забыла все слова, которые знала, в горле у меня стоял ком, я вообще не знала, что тут можно сказать. Выдавив из себя два или три предложения, я поняла, что сказала что-то дельное, так как люди вокруг одобрительно закивали. После этого военнослужащий, который начал траурный митинг объявил, что пора прощаться и этот чудовищный серый ящик начали мостить на ленты, чтобы опустить вниз. Мои ноги продолжали погружаться в кладбищенскую глину, надо было потрудиться и еще откопаться. В довершении ко всему, солдаты, которые дали прощальный залп из карабинов, стояли в аккурат рядом со мной, помимо мокрых ног и испорченной обуви, я еще оглохла до конца дня это точно. Мне до сих пор не по себе. В свои 15 лет, я еще ни фига не понимала в этой жизни, но я уже догоняла, что как это было жутко, когда хоронишь молодого, красивого мужика, погибшего не понятно за что.
А Василию Баранову 22 марта 2022 года должно было исполниться 50 лет, но этого к великому прискорбию не случилось, Васи не стало в 2014 году и после него не осталось никого. Человек иногда бывает внезапно смертен и это был наш первый одноклассник, который покинул нас в рассвете лет...