1. Так как я не первый год читаю и пишу, у меня накопился некоторый опыт общения не только с чужими текстами, но и с текстами своими. И мне нетрудно проявить признаки самосознания и заметить особенности своего стиля и даже эволюцию этого стиля.
2. Прежде всего следует отметить, что я могу писать любым стилем, кроме скучного, как и советовал Вольтер. Внимательное медленное чтение какого-нибудь автора приводит меня к тому, что я сперва пропитываюсь его словами, потом в меня легко помещается и вся проволочная конструкция его синтаксиса, а в результате через некоторое время общения с текстами автора я — уже не я и могу писать вполне в его стиле: всерьёз или шуточно, натурально или саркастически, аутентично или пародийно.
Читая Мигеля де Сервантеса Сааведру, я легко пишу в стиле Сервантеса.
Читая Георга Вильгельма Фридриха Гегеля, начинаю писать в стиле Гегеля, изъясняться его трудным, тяжеловесным, медленно ворочающимся языком.
Читая Карла Генриха Маркса, я без проблем пишу в стиле Маркса и могу возразить ему в его же стиле, поставив его в тупик.
3. Способность к пониманию и переимчивости чужих смысла и стиля приводит к тому, что, к примеру, медленно и непрерывно текущие мысли Г. В. Ф. Гегеля я могу перевести на гораздо более понятный язык коротких предложений, и мысли эти не только не потеряют смысла при переводе, но получат и дополнительную выразительность. Что для них в уме русского читателя, согласитесь, благо, а не вред и потрава добрых немецких посевов духа.
4. Эволюция же собственного стиля, насколько я замечаю за собой, у меня произошла такая, что я стал крайне бережно относиться к языковым и графическим средствам выражения своей мысли в тексте.
Я почти не пользуюсь курсивами.
Я почти не изобретаю неологизмов и не пользуюсь неологизмами чужими.
Я всегда готов использовать в научном тексте просторечные слова, если они меняют контекст восприятия текста на тот, который мне нужен.
Я почти всегда отказываюсь от громоздких абзацев и предложений на целую страницу, поскольку понимаю: однозначно передать смысл, а уж тем более — воспринять его, тем труднее, чем более исполинская словесная конструкция возведена автором. Вот почему я длинное предложение смело рублю на несколько коротких.
Я не ленюсь повторять существительные и в большинстве случаев не пользуюсь для их замены в предложении местоимениями, чтобы читатель не шарил по предложению и не гадал «она» или «он» к кому или чему относятся. То, что текст в этом случае начинает носить оттенок договора, составленного поседевшим в работе корпоративным юристом, не беда. Текст, а не юрист, вполне может обрести живость за счёт иных языковых выразительных средств.
Я по многу раз перечитываю один и тот же текст, не ленюсь и править его. Даже если это текст комментария в социальной сети. А уж текст статьи редактируется мною многократно. Цель этих преобразований уже готового текста — сделать его более понятным и однозначным. Неочевидная для самого автора двусмысленность, двусмысленность по авторскому недосмотру — совершенно нетерпима.
2022.04.30.