"В праздничный день человеку свойственно куда-нибудь идти.
У кого есть родственники - идут к родственникам, у кого знакомые - к знакомым. У кого никого нет, тот надумывает себе прогулочку, иногда такую нудную и никчемную, что если бы вменили ему это в обязанность, то он горько бы на свою судьбу сетовал. Но такова уж человеческая натура - в праздник надо идти.
Есть, конечно, и такие люди, которые предпочитают праздновать, лежа на диване в халате и шлепанцах. Но это неврастеники, и поведение их нормальным считать нельзя.
Нормальный человек в праздник - идет".
Так начинается рассказ Тэффи "Воспоминанья величавы..." И вот это вступление я вспоминаю каждый праздник. Каждый! До того верно написано. Но рассказ этот интересен не только вступлением. Его сюжет точно отражает интересную психологическую особенность человека - забывать и приукрашивать прошлое. Особенно детство.
Герой рассказа Витков, "повинуясь общему закону" пошел прогуляться по Парижу в пасхальный день и встретил такого же эмигранта - торговца Ложкина. И вот, приятели нашли кафе и принялись ностальгировать по безвозвратно ушедшему:
"Господи, думаешь, да неужели же это я? Я, Ложкин, который когда-то счастливым беспечным ребенком разговлялся в роскошном помещичьем доме своих родителей? Ах, дорогой мой, помню я, как сейчас, незабвенный день Светлого Праздника".
А дальше "отматываем пленку назад" и смотрим, как именно происходило разговение маленького Ложкина. И выясняется, что был он сыном чиновника. Жили в доме запущенном, неуютном. Как-то раз взял папаша отпрыска в помещичий дом на Пасху.
Сын смотрел на желтую шею отца с косицей плохо остриженных волос посередине и ненавидел и шею, и косицу, и отца, зачем тащит его к Талызиной. От новой куртки пахло паклей. Перед уходом мать вымыла ему уши мылом, и это было омерзительно.
Далее в богатом доме помещицы отец заискивал и хихикал, а Ложкина отвели в конец стола и навалили на тарелку всего вперемешку, будто свиньям, и даже не дали вилку. Дети играли, на него никто не обращал внимания. Ложкин остро почувствовал, что отец его ниже по социальной лестнице и "обиделся за отца". Он думал съесть хотя бы яйцо, но оно оказалось всмятку и, разбив его, мальчик испачкал скатерть. Прибежала экономка, отругала. "От отвращения и обиды ему стало так худо, что даже голова закружилась".
И снова перенесемся в Париж, где беседуют взрослый Ложкин с Витковым:
"Помню милую мою бабушку. На столе - чего только нет, целая поэма. И мы, детвора, бегаем, играем. Ну и любили же меня все!" - рассказывает Ложкин.
"И в душе этого человека, Виткова, будет отныне жить старая горькая быль, какою не была, но какою по нашей простоватой человеческой справедливости, должна была быть. Преображенная и торжествующая".
Понимаете теперь, когда пожилые люди рассказывают вам очевидную ложь, зачем они это делают? "Судьбы нечестный вариант мы перепишем". Несправедливо было, а должно быть - так. И будет! Хотя бы в рассказе. "А кто проверит?" - как-то сказала мне одна знакомая, вот также навравши с три короба, а потом вдруг призналась в этом. Но так поступают несчастливые люди, для которых даже стыд за возможное разоблачение не перекрывает "выгод" таких сказок.