Давным-давно, когда я сочиняла фанфики, но думала ограничиться тремя-пятью, ну может максимум десятком, я ляпнула кому-то из читателей, что если дело дойдёт до 25го текста, то я назову его «25-й кадр». Естественно, я не планировала писать столько фанфиков и вообще считала что это краткое умопомрачение и меня вот-вот отпустит. Однако время шло, тексты множились, автора нифига не отпускало, и я всё-таки докатилась до 25-го. Пришло время как это изящно называется отвечать за базар. А ещё в те же самые весёлые фандомные времена я зарекалась писать постканон (постканон это такая штука, когда ты типа принял всё, что было в самом сериале и пишешь уже продолжение от себя). Принять всё, что намутили в «Не родись красивой» - дело сложное, я бы даже сказала что для трезвого рассудка невозможное) Но… Тут у меня появилась мысль и замыслилась шалость.
Вынести сюда все предупреждения, обозначить всё сразу возможным не представляется, поэтому обозначу главное. Всем, кто считает канон-Екатерину Валерьевну Пушкарёву образцом честности, нежности, принципиальности и идеалом любящей женщины, а также полагает, что канон-пара будет безмятежно счастлива до глубокой старости, лучше обойти эту шалость стороной. Тут – совсем про другое.
Тем же, кто решится пуститься с автором по этому скользкому пути, придётся чуть-чуть напрячь фантазию. Представив только пару мелочей. Например, фамилия Кати в каноне была не Пушкарёва, а скажем… Сухарёва. Чем плохо? И, допустим, был тогда на дворе не 2005–2007, а… 2004–2006. Тоже хорошее время. Ну, а события канона сохраним до последнего пирожного в виде сердечка и полосатого офисного халата в финале.
Итак, в рассказе за окнами осень 2014 года…
Ах да, дорогие читатели, которые вообще НРК не видели и не собираются – этот текст снова можно читать как обычно все мои рассказы, в принципе это просто мелодрамка.
Итак. Постканон, события фанфика начинаются через 8 лет после финального кадра, где народ заглядывает в свёрток с розовой ленточкой.
А ещё в этом тексте есть мотивы из фильма «Спешите любить».
Вроде ничего не забыла, поехали-)))
Двадцать пятый кадр... Глава 1
– Палыч, сделай физиономию попроще, нас фотографируют, – Малиновский поднял стакан и продолжил улыбаться. Бесконечно всем довольное лицо «Зималетто». Даже завидно порой. Андрей отхлебнул ещё виски. На этой стадии опьянения друг начинал раздражать его не меньше, чем всё остальное, и следовало побыстрее перебраться на стадию следующую. Когда все одинаково милы и симпатичны, потому что их толком не видать, да и поди пойми, о чём они говорят. Фотограф сделал снимок и отправился поближе к подиуму демонстрационного зала – заснять прекрасного действующего президента во время феерической вступительной речи.
– Двадцать пять лет. Немногие компании могут похвастаться успешной работой на протяжении такого периода...
– И немногие могут похвастаться президентом-женщиной, – Воропаев возник за спиной Андрея неожиданно. Не то чтобы Андрей внимательно глядел на подиум и слушал речь Екатерины Валерьевны Ждановой, посвященную такому значительному мероприятию – 25-летию их модного дома, но Сашенька за спиной был ещё хуже, чем жена-президент перед глазами. – Да ещё получившей власть таким сомнительным путём.
Очередной глоток позволил игнорировать Воропаева ещё несколько секунд. И отметить, что вот это зелёное платье он на супруге не видел. Заказала специально к показу. Ничего, ей идёт.
– Всё-таки Павел был отличным стратегом, – продолжил Александр, – всегда понимал, что тебе у руля – не место. Хотя… например я ожидал от тебя большего. Не того, что эта красавица подомнёт тебя раз и навсегда. Андрюша, я так в тебя верил. Что ты возродишься, будешь бороться за власть. С Катериной – как со мной раньше. Но, видно, не судьба. Эта мадам оказалась непобедимой. А ты превратился в жалкое зрелище…
Алкоголь в стакане кончился, и Андрей почувствовал такое знакомое в последнее время – как откуда-то изнутри поднимается нечто чёрное, ледяное. Заставляет дрожать пальцы и сбивает дыхание. Гнев, справиться с которым невозможно, остаётся только дать ему выход.
– Шёл бы ты, Александр Юрьевич, – сказал Малиновский, не прекращая улыбаться. – Пообщаемся после.
– Юбилей компании. Время подвести какие-то итоги, и не на совете директоров, а для себя, – и не подумал заткнуться Воропаев. – Мне президентом уже не стать, но не стать им и тебе, дорогой мой Андрюша. То, о чём ты мечтал, едва покинув горшок в яслях, недостижимо. А больше мечтать тебе не о чем.
Можно было попытаться успокоиться. Глубоко вдохнуть, сказать Воропаеву что-то вроде того, что и тот в жизни не особо преуспел – годами торчит на одной и той же должности в министерстве, семьи не завёл, ничего значительного не совершил. А если вспомнить, что вытворил на посту президента «Зималетто», то и вовсе получится – не его корове мычать в чужой адрес. Но… Воропаев был прав. Отвратительно прав. Именно в эти секунды – дьявольски прав. Можно пнуть человека в живот, и ему будет просто больно, можно пнуть его туда, когда он уже загибается от приступа аппендицита. Результаты получатся не идентичные.
Жена на подиуме, полный зал народа, журналисты, камеры – на всё стало наплевать. Перед Андреем стоял не просто неприятный человек, это был враг, и его нужно было уничтожить.
– С юбилеем, родной, – усмехнулся Андрей и изо всех сил заехал Сашеньке кулаком в лицо…
– Как ты мог?!
Что ещё можно было услышать после всего. Разбив Воропаеву нос и выкрутив руку, Андрей почувствовал себя куда лучше. Часть напряжения ушла, а от фотографов они с Малиновским скрылись в кабинете президента. Екатерина Валерьевна не заставила себя ждать. Влетев туда – Ромка тут же предусмотрительно испарился, с некоторых пор предпочитая устраняться от их семейных разборок, – она и задала этот животрепещущий вопрос. Как он мог испортить юбилейный показ, которого все так ждали? Первый показ после смерти отца. Такую важную презентацию. Неужели нельзя было не пить? Неужели нельзя было, выпив, не подраться? Нельзя было вести себя иначе хотя бы сегодня?
– Посмотри на себя в зеркало, Андрей, – посоветовала жена, – мне на тебя глядеть противно.
По её лицу было понятно – не преувеличивает. Ей действительно противно. И она в бешенстве. Разбитый Сашенькин нос и имидж компании куда важнее, чем какая-то ерунда, о которой он может переживать.
– Удивляюсь, – под руку на столе попалась птица, стоящая там уже сто лет. С тех самых пор, когда он ещё полагал, что жизнь пойдёт как-то иначе, и строил розовые планы на будущее. – Как я умудрился жениться на единственной в мире женщине, которая настолько меня ненавидит?
Супруга промолчала, то ли обдумывая следующую реплику, то ли в знак согласия – настолько сильно вряд ли ещё кто-то его ненавидит.
– Я ухожу, – сказал Андрей. – Зря вообще пришёл.
Глянул на часы.
– Кстати, сегодня родительское собрание в Асином классе. Лучше бы я отправился туда.
– Тебе не надоело намекать мне, какая я плохая мать? Присутствие на этих бестолковых школьных сборищах ещё никого не улучшило как родителя!
Однако реплика достигла цели, и ранее стоявшая на месте мадам Жданова заметалась по кабинету, вдруг затараторив, что уйти сейчас он в общем-то не имеет права. Он должен вернуться в зал, чтобы все видели – конфликт исчерпан, всё в порядке. Неплохо бы им с Воропаевым даже протянуть друг другу руки и показать окружающим – мир восстановлен.
– Может, мне его ещё поцеловать? – усмехнулся Андрей. Птица приятно охлаждала ладони. – Я поцелую. Потом. Если он захочет.
– Я устала от тебя, – вздохнула так любимая им когда-то давно женщина. Пример чудесной жизненной мутации. Наглядный образец того, как нестабильны даже самые сильные чувства. – И ты не можешь уехать.
Он снова разозлился. На жену – ничуть не меньше, чем на Александра. Она превышала свои полномочия, распоряжаясь им и командуя – чего он может, а чего не может. Будь перед ним Сашка, он бы метнул эту вот птичку в стену. Но… Что-то до сих пор мешало ему вести себя так с женщинами. Излишне испугать или, чего доброго, задеть и поранить… Лезло нечто глупое, почти детсадовское: «она-же-девочка»…
– Жданов, это и твоя компания. Тебе не может быть всё равно.
А вот Екатерине Валерьевне ничто не мешало наносить запрещённых ударов.
– Может, – сказал он, зло улыбнувшись. – Мне может быть всё равно, и я действительно могу уехать. Займусь тем, что получается у меня лучше.
Выйдя из кабинета и направляясь к лифту, понял – птица так и осталась у него в руках. А ещё он почти протрезвел от злости…
К Асиной школе он подъехал через час после начала собрания. За время его пути жена успела позвонить дважды – пыталась отговорить от пьяного похода в класс, а потом, видимо, осознав, что он не передумал и не сотрясает воздух зря, вывалила, что мнить себя успешным родителем так же преждевременно, как и считать, что из него вышел бы отличный президент. Потому что его дочерь – папина копия, а это уже огромная проблема.
Вырубив телефон, Андрей бросил его в машине. В школе он ему не пригодится. Статуэтка из прежних времён не пригодилась бы тоже, но он взял её с сиденья. И так и появился в кабинете – взвинченный, в расстёгнутой куртке поверх лучшего костюма и с этим монстром в руках.
– Орёл. Кажется. Здравствуйте, – сообщил воззрившимся на него мамашам.