"Никогда не жалуйтесь на вещи, которые родители не смогли дать вам. Возможно, они отдавали вам всё, что у них было..." ( Ф. Ницше)
Дорожа каждой минутой, позволяющей чувствовать себя живой и активной, Елизавета Андреевна просыпалась с рассветом. Будильник ей давно не требовался, тикал себе на комоде.
Не открывая глаз, растянула тонкие, утратившие яркость губы в улыбке: заглядывающий в окно новенький день, ничем её не обидел и следовало выказать ему уважение.
Чёрный кот уже топтался на её впалой груди и Елизавета Андреевна с удовольствием утопила артритные пальцы в его шёлковой шёрстке. "Султаша, завтракать хочешь?" Накормить котика, в первую очередь, а уж потом о себе позаботиться, тоже было правилом Лизаветы.
Поднялась, избегая кряхтенья (что она - старуха какая?). Всунула ноги в удобные, тапки растоптанные и, как была в ночнушке - кого стесняться, одна, пошлёпала в коридор освежить кошачий лоток. Султан заурчал одобрительно - тот ещё чистоплюй!
В своё время, поддавшись обаянию кошачьих моделей с пакетиков, заполненных влажным кормом, хозяйка Султана взялась их закупать для него. "Раз пишут "кролик в подливке" или "лосось в соусе," значит так и есть," - думала Лизавета, выбирая кошачью еду подороже.
И чуть не погубила своего шерстяного любимку. Султан начал терять вес, сидел в уголке угрюмый. Ладно, вовремя сообразила причину, да отнесла кота к ветеринару. Там ей открыли, что кошачьи консервы вредны для котов.
Султашу подлечили, облегчив кошелёк хозяйки, и теперь он, по старинке, питался домашним. Вот, например, в это туманное, осеннее утро, Лизавета порадовала его отварными, мелко нарезанными желудочками куриными и сметанкой.
Всё, можно и собой заняться. Не то, чтобы изящно, но забралась в ванную и под душ встала, радуясь струям бодрящим. Растёрлась полотенцем жёстким (специально без глажки) и побежала кровушка по жилочкам, ожило старое тело! Вот теперь ночнушку в корзину с постирушками, а на себя трикотаж Ивановский - брючки, тунику просторную.
Немного крема (Елизавета Андреевна говорила:"крэм") на лицо и руки, коротенькие волосёнки причесать гладенько. Хороша бабулька получилась - чистенькая. румяная. Подмигнула своему отражению и отправилась завтракать.
Первая трапеза была неплотной, чтоб снова в кровать не потянуло: чашка свежезаваренного цикория с молоком, да тостик с сыром. Сыр овечий, дорогой и халявный. А вот, как вышло.
Лизавета Андреевна, кой-чего в фермерском отделе покупала и запал у неё глаз на овечий сырок, ни разу не пробованный. А он ценой - за тысячу. Прочь надо идти, а не уходится. Стоит Лизавета и примеривается, сколько взять, чтоб из бюджета не слишком уйти.
Тут мОлодец подошёл. Справный - что спереди, что сзади. И сразу кило этого сыру заказал продавщице. Лизавета слюнку сглотнула:"А что, сынок, и впрямь вкусен сыр?" Не услышал или отвечать лень: ответа не последовало.
А только вдруг говорит мОлодец продавщице:"Отрежь от куска треугольничек аккуратно." Та выполнила и завернула отдельно. Вот этот малый кусочек и протянул мОлодец Лизавете:"На, бабка, дегустируй деликатес!"
Лизавета испугалась, ручками замахала, а он рассчитался и прочь пошёл: некогда ему неудобство старости сглаживать! Продавщица расплылась улыбчиво:"Ваш день, бабуся. Берите, когда ещё такая халявная щедрость выпадет!"
Вкус у сыра своеобразным оказался. Дня два к нему Лизавета привыкала. А потом ничего, распробовала. Скусно-о! Ещё на неделю хватит. Вытерла губы салфеточкой. Ну, вот ещё, разве, мармеладку.
Дисциплинированно выпила таблетки - давление и пульс требовали внимания. Всё - на зарядку пора! Она у Елизаветы на улице, скандинавская ходьба называется, и в чём попало Лизавета на неё не ходит.
Костюмчик спортивный, жилет, удлинённый, стёганый - стильная многослойность так это называется! За спину рюкзачок для бутылки с водой, а больше для форсу. На голову беретку - "щёки впалые, зато беретка алая," надела.
Мазнула по губам гигиенической помадой, что завсегда у зеркальца стоит и Султану рукой помахала:"Не скучай без меня, сударь милый, полетела я!" Часа через полтора, находившись по спортивной тропе, чуть жива, входила Лизавета в родной подъезд. Всего-то третий этаж, но это она года три назад так думала. А сейчас очень отсутствие лифта огорчало.
Бурчала себе под нос, медленно поднимаясь:"А кто тебе виноват? Сама лишканула!" А как не лишкануть, ежели проезжавший автомобиль ход замедлил и водитель, молодой мужик, стекло опустил, свой восторг выкрикнув Лизавете:"Эх, был бы я постарше на пятьдесят годков - зажёг бы с вами, бабуля!"
Лизавета и намотала лишнего, вдохновившись. Теперь упала на диван в чём форсила, ни рук, ни ног не чувствуя. Сообщила присевшему рядом Султану:"Перетрудякалась я. Помираю, Султаша!" А он, вместо того, чтоб слёзы лапой смахивать, промурчал:"Вр-рёшь, не помр-рёшь!"
И впрямь, не померла. Минут через тридцать ноги-руки ожили. Пошла на кухню суп грибной варить, да коту яичко деревенское поставить в смяточку. "Эври бади денс..."- запел телефон голосами бурановских бойких бабушек.
Чуть поварёшку не выронила Лизавета от радости:"Доча родная, единственная посреди дня звонит!" "Доченька, Раечка!"
В ответ, привычно сдержанно прозвучало: "Здравствуй, мама. Завтра вечерком жди, приеду." Скорей-скорей, пока ещё здесь она, успеть спросить важное:"Рая, что к ужину-то подать?"
Дочь тяжко вздохнула:"Я ж не с голодного края, мама. Не гоношись." И через секунду (она всегда так):"Вот разве, что пельмешек твоих. Но не лаптей, а таких, на один укус, как в детстве."
В детстве! В те времена у Лизаветы пальцы проворные были - сотню пельменей-малюток лепила, не замечая. И теперь лепит, но "лапти," один съел и наелся. Но с весёлой готовностью отозвалась:
"Будь, сделано, доча. И уж тогда супчик с фрикадельками и лапшичкой домашней, да?" В ответ вздох, будто ей предстоит с фаршем, да тестом возиться:"Ну, давай. Ладно, до завтрашнего вечера, мама."
Забот привалило, а Лизавете весело. Пропела слегка дребезжащим голоском:"А бывала, как давала - вся деревня ахала!" Ох, как свезло, что вчера пенсию получила и холодильник заполнила всем, что требуется.
Мясо - филе индейки вынула, да в низ холодильника положила. В аккурат, к утру размякнет. Пожалуй, все два кило и уйдут: ведь и с собой надо пельмешек дать!
Картоху, морковку - сегодня почистить, да холодной водичкой залить. Лапшу домашнюю сейчас раскатать - подсохнет за ночь. А на запивку что? И хоть пирожок с яблоками... Заброшенный грибной суп рассердился и залил плиту. Но и это не расстроило Лизавету Андреевну.
До вечера она колготилась на кухне, между делом, объясняя коту Султану:
"Раиска приедет. Пол годочка не виделись с сердечком моим. Тебе не понять - мужик, да кастрированный. Раечка, когда малой была, просила: "Мамусик, не хочу суп на обед. Нажарь гренок и сгущёнкой полей!" А она пухлявая уже была, врачиха отсоветовала даже хлеба давать, а не то, что батон жареный. А Рая смотрит умильно, моргает глазками. Чисто куклёнок - сил нет отказать! А теперь ей желудок ушивать советуют, а я виновата - к умеренности не приучила!"
Султан слушал с брезгливой мордой хозяйкин захлёб, не желая даже смотреть в сторону переваренного яйца. Ворчал:"Мр-рак!" А Лизавета умилялась:"Мурчишь, сладкий мой? Тоже приезду Раечки радуешься?" "Мор-рока!" - пробурчал кот и отправился гадить мимо лотка за нарушение кошачьих прав.
В постель Лизавета Андреевна улеглась поздно и от возбуждения спать не могла. Да ещё Султана наказала, не позволив к себе поб бочок прилечь. И себя привычки под его мурлыканье засыпать лишила. Звала потом, не пришёл подлец! Долго перекатывалась по кровати туда-сюда, пока сном не забылась.
Утром, на диво, огурчиком встала, не особенно вялым. Нормальный такой, восьмидесятилетний огурчик! Султана, с его привычкой первым завтракать, по боку! Душ, тост с сыром - туда же! Плеснула холодной водой в лицо и за пылесос схватилась.
Цветы полила, пыль сдула, чувствуя, что после готовки ни сил, ни времени на это не останется. И весь день, крутила ли мясо на "раритетной" мясорубке, месила ли тесто, суп ли мешала, плескалась в душе материнской радость великая:"Раечка, дочка, в гости приедет!"
В 18.00 замерла Лизавета у окошка на кухне. Она долго межевалась, где стол накрыть: в прошлый приезд Рая ей выговорила за парадность в гостиной. Решила теперь:"И правильно. Родные люди - посидим по домашнему, в кухоньке." Но скатёрку белую, с вышивкой, не пожалела.
Стояла, ждала с напряжением: Рая сама за рулём, а дороги-то, сами знаете, непредсказуемые! И не позвонить - отвлечение. Наконец, во двор въехала дочкина "Тайка." Лизавета, долго спотыкаясь об иностранное "имя" машины, придумала для себя понятное - Тайка!
Раиска, на удивление, подхватила. "Тойота" не обиделась. Ради её появления у Раисы, Лизавета переехала из трёшки в малогабаритную двухкомнатную квартиру. Даже обрадовалась потом - уборки меньше. И к отсутствию лифта привыкла: движение - жизнь! "Тайка," как и хозяйка в свой возраст вошла, но бегала резво.
Привычки задирать голову на окно матери Рая не имела. А Лизавета ждала, хотя глупо, конечно: к чему издалека перемигиваться, если с минуты на минуту обнимутся? Кинулась к двери, об Султана споткнувшись: "У-у, отъелся, вражина!" Дверь распахнула и слушала, как поднимается дочь.
Рая, большая, пышнотелая, утёрла испарину свободной рукой. Выдохнула: "Тяжело без привычки!" Лизавета, испытывая виноватость за свой "птичий" вес, закивала:"И не говори, доча! Семь потов сойдёт пока поднимешься!" "Ну, этаж ты сама выбирала, теперь не жалуйся!"
Лизавета на попятный кинулась:"А я и ничего, справляюсь. Лучче третий, чем первый, но без балкона и окнами на дорогу. Заходь, заходь, доченька. Ужин ждёт!"
"А я ведь после шести не ем, мама. Сама видишь, какая стала! "- стягивая куртку, шейный платок и нелепую какую-то шапку, гудела Раиса. Лизавета в фигуре дочери ни прибыли, ни убыли не заметила: уж лет двадцать такая. Раньше - да, поменьше была, но всегда в теле.
"Такая кон -сти -ту -ция,"- по слогам, про себя, выговорила Лизавета Андреевна, принимая из рук Раи увесистую, но не особо тяжёлую сумку. "Это гостинцы тебе, мама. В этом-то году уж не свидимся - не наездишься к тебе из Ульяновска! А впереди Новый год."
"Ай, спасибочки!" На свет божий был вынут пакет с чем-то блескучим. Лизавета сразу узнала: подарок первой свекрови Раисы. Поди ж ты, самой уж нет, а колючая тюль, которую она невестке дарила - живёхонька! Так и пролежала у Раи в шкафу, невостребованной.
"Вот, мама, хоть в спальню, хоть в зальце." Дочь назвала большую комнату, как в детстве и Лизавета, сглотнув сентиментальную слёзку, торопливо откликнулась: "А то! Хорошая вещь, нужная!"
Ещё Рая привезла две баночки красной икры и большую, на килограмм, с ветчиной импортной. Мать ахала, уж искренне. Но сели за стол. Умяв штук двадцать пельмешек - на один укус, как заказывала, от пирога Рая отказалась, сказав с укоризной:
"И так из-за тебя, брюхо набила опять!" Мать оправдалась:"Они диетические, из индеечки! Давай чайку с вареньицем!" Дочь, сроду деревни не видевшая, пила чай из блюдца - шумно и долго. Лизавета смотрела и мужа покойного видела: его привычка.
Вот тот был - "деревенщина," в хорошем смысле. Лизавета, совсем молоденькая, крановщицей на заводе работала, когда туда Миша пришёл. Чуб кудрявый, глаза чёрные - она в нём всю жизнь цыганскую кровь подозревала.
Едва глазами сошлись - влюбились. Три месяца спустя, Лиза Мишиной женой стала. Через сколько-то квартиру от завода получили - трёхкомнатную! Миша (ну, точно цыгане в роду!) сумел справками доказать, что с ними его деревенские отец с матерью будут жить.
Вот и дали жилплощадь просторную, как передовику производства. А Раечку у Бога только к тридцати годам Лизавета вымолила. Ну и баловали её, конечно, кохали, как могли.
"Кохали" - Мишино слово, как и многие, из вошедших в речь Лизаветы, до встречи с ним, говорившей исключительно "по городскому." "Мам, ты чего в себя ушла? Говорю: что нового?" Рая мать из воспоминаний выдернула, да и ни к чему они, не к месту.
Откликнулась:"Нового? А вот, летось, Инночку встретила. Дочку наших бывших соседей, помнишь? Она годами поменьше тебя. Загорелая была, только с курорта. И лицо гладкое, не иначе, затянула где. Ну, ей надо - муж молодой. Баяла, хорошо живёт. Сеть какая-то у неё, прибыльная..."
Раису аж передёрнуло:"Ещё бы не хорошо! С двух сторон бабки померли - ей две хаты досталось. Сеть парикмахерских салонов открыла. Теперь только ё..., мужиков меняет в своё удовольствие. Мне Машка, тоже неподалёку жила, в личку писала."
Лизавета Андреевна перекрестилась, ужаснувшись злости и готовности к мату у дочери: "Откуда чёрнота такая, Раечка? У Инночки муж с ребёнком в аварии погибли, она едва выжила. Повезло, старшенького мальчонку с собой не взяли, остался, как подарок матери. И наследство не в одно горло пошло, с братом делила."
Раиса насупилась:"Все у тебя хороши, все оправданы. Это потому, что ты сама легко жила. Папка всю жизнь с тебя пылинки сдувал, зарабатывал, не гулял." Лизавета не спорила: да, легко, стрекозой жила. Тридцать годков под потолком цеха крановщицей просидела, потом на проходную, в охрану перешла.
А с крана ушла после случая: груз сорвался и ей показалось, мастера придавил, который технику безопасности нарушая, крутился поблизости. Кажется, сознание от ужаса потеряла, а пришла в себя - мастер жив: отпрыгнуть успел.
Но она, с того дня, видеть кран не могла: давление в рост шло. Так до шестидесяти лет и простояла на КПП. Может и ещё бы поработала, да обстоятельства изменились. Семейные.
Муж ей золотой достался. Это так. Но незадолго до шестидесятилетия, увлёкся он продавщицей из магазина неподалёку. Ну, сколь ей было? Молодая - не больше пятидесяти. Сколько любились они и где, Лизавета не знала, а только объявил Миша, что уходит к другой.
В момент собрался, ключи от квартиры на стол: мол, не претендую! Рая тогда уж во втором браке жила, сына от первого мужа растила - в Ульяновске. Дел родительских она не ведала, совсем редко приезжая в те годы.
Лизавета толком прочухать не успела, какой переворот произошёл - та "фря" приходит. "Мишку твоего в больницу увезли с инсультом." Лизавета гонор включила:"Уж теперь твоего!"
А фря ядовито так улыбается:"Развод не случился, он у тебя прописан. Мне инвалид ни к чему." И бумажку с адресом, где Миша лежит, в руки Лизавете сунула. Муж около месяца назад ушёл и разводным делом отчего-то сразу не занялся. Вот и выходило, что всё ещё Лизавета ему жена.
Дочери она лишь про инсульт сообщила, а про дурь отца нет. Из знакомых тоже никто не знал, так и остался Михаил, до конца, почитаемым отцом и верным мужем. На ноги не встал, говорил плохо. И всё неловко руки Лизаветины целовал. Три года прожил. Она его обидой не мучала, считая, что наказание и так значительное мужику выпало. И ей, конечно, но не так.
Вот тогда она и ушла с завода. После смерти Михаила гардеробщицей подрабатывала несколько лет и, наконец, позволила себе "настоящей" пенсионеркой стать. В семьдесят лет. Вот такая "стрекозиная" жизнь.
Тяжёлая пауза между матерью и дочерью образовалась. И вдруг Раиса взорвалась, как граната: и условий ей для институтского образования не обеспечили, и перекормили в детстве, и от дурных браков не остановили, и внуком единственным мать не занималась... Вскочила:"Поеду я! Повидались!"
Ушла в коридор. Лизавета за столом окаменела. А Рая, с бешеным лицом, опять на пороге кухни возникла:"Твой котяра мне в ботинки насс-л, а они дорогие, из натуральной кожи!" Мать с ботинком ушла в ванную комнату, потом сушиться его поставила.
Взяла за руку большую, обиженную дочку свою, и потянула к дивану:
"Сядь, Рая. Ты в техникуме училась и на последнем курсе замуж выскочила. Я толкала тебя на заочный - не пошла. Женихов своих ты нам уже готовых представляла - заявление в ЗАГСе. Внук далёко от нас родился. Кормила неправильно? Так уж давно можно было правильно есть начать. Ну, что с тобой происходит, доченька?"
Рая, сморщившись некрасиво, заплакала:
"Плохо мне, мама. Как кислота внутри разъедает. То, что, который год одна - привыкла. Сын Сашок, то с одной, то с другой мамзелью квартиру снимает - ладно. Но вроде, как не жила, а уже старая! И не говори мне, что пятьдесят - ерунда! Знаешь, как обо мне мужики - водители на работе говорят? "Диспетчерша Райка, которая вот такая!" И руки в стороны разводят! А девки вокруг меня молодые, красивые!"
Рая заплакала с подвыванием. Лизавета глянула на кота своего чёрного, из-под кресла выглядывающего, и посоветовала дочери заговорщицки:
"А ты, Рая пусти слушок, что мать твоя - порчу наводить умеет. Посмотри в компе своём, как это правильно называется. Мол, ей ничего не стоит у мужика энто самое на пол шестого сделать. И безвозвратно!"
У Раисы округлились глаза, носом шмыгнула и давай хохотать. Опять до слёз, но уже смешливых:"Ну, мамка, ты даёшь!" Лизавета подмигнула:
"А мы с тобой ещё не то придумаем, дождутся! Давай, доча, не на мужицкое мнение ставку делай, а на своё собственное. И пса заведи. Он тебя и погулять лишний раз выведет, и в обиду не даст, и с такими же собачниками познакомит."
Мать и дочь проговорили до полуночи. Давно такого откровения между ними не было. Наладившись спать, Рая с ноткой капризности в голосе попросила:"Мам, нажарь завтра гренки на завтрак. И сгущёнка есть у тебя? Я встану попозже, не обижайся, ладно? Неделя трудная выпала."
Лизавета на всё кивала, укрывая Раису пледом. Уже в спальню пошла, в полной темноте, как вдруг услышала:"Прости меня, мамочка. Я люблю тебя."Без лишних эмоций отозвалась:"И ты прости, рыбка моя золотая. И я тебя всем сердцем люблю."
Легла, кота Султашу обняв. "Значит, с утра за батончиком сбегать и сгущёнку купить." Дав себе установку, заснула. И снилась ей не Рая, хотя ею и голова, и сердце были заполнены. А молодой водитель с кудрявым чубом, из машины высунувшийся, чтоб её бойкой старости комплимент сделать.
Подумала сонными мыслями:"Даже за ради этого стоит жить. Завтра расскажу Раечке. Пусть посмеётся моя большая, обиженная девочка. А Мишина ошибка - при мне останется."
P.S. Это история, в которой даже кот реален.
Благодарю за прочтение. Голосуйте. Подписывайтесь. Пишите. Лина.