1. Текст.
«[(2. Движение в обоих законах).] — Далее, как в одном из этих законов, так и в другом бывают также различия и ступени. Так как обе сущности заключают в себе момент сознания, то внутри них самих раскрывается различие, что и составляет их движение и свойственную им жизнь. Рассмотрение этих различий показывает способ деятельности и самосознания обеих всеобщих сущностей нравственного мира, равно как и их связь и переход друг в друга.
[(α). Правительство, война, негативная власть.] Общественность (Gemeinwesen), высший и явно при свете солнца действующий закон, имеет свою действительную жизненность в правительстве, так как в нём она есть индивид. Правительство есть рефлектированный в себя действительный дух, простая самость нравственной субстанции в целом. Правда, эта простая сила позволяет сущности (dem Wesen) развёртываться в её расчленении и сообщать каждой части устойчивость и собственное для-себя-бытие. Дух находит здесь свою реальность или своё наличное бытие, и семья есть стихия этой реальности. Но в то же время он есть сила целого, которая вновь совокупляет эти части в негативное «одно», сообщает им чувство их зависимости и сохраняет их в сознании так, что они имеют свою жизнь только в целом. Таким образом, с одной стороны, общественность может организоваться в систему личной независимости и собственности, личного, и вещного права; а с другой стороны — расчленять на собственные сочетания и делать независимыми способы работы для осуществления прежде всего единичных целей — приобретения и наслаждения. Дух всеобщего сочетания есть простота и негативная сущность этих изолирующихся систем. Для того чтобы последние не укоренились и не укрепились в этом изолировании, благодаря чему целое могло бы распасться и дух улетучился бы, правительство должно время от времени внутренне потрясать их посредством войн, нарушать этим и расстраивать наладившийся порядок и право независимости; индивидам же, которые, углубляясь в это, отрываются от целого и неуклонно стремятся к неприкосновенному для-себя-бытию и личной безопасности, дать [241 — 242] почувствовать в указанной работе, возложенной на них, их господина — смерть. Этим разложением формы существования дух предотвращает погружение из нравственного наличного бытия в природное и сохраняет самость своего сознания и возводит его в свободу и в свою силу. — Негативная сущность оказывается в собственном смысле властью общественности (Gemeinwesen) и силой её самосохранения; общественность, таким образом, находит истину и подтверждение своей власти в сущности (Wesen) божественного закона и в подземном царстве.
[(β). Нравственное взаимоотношение мужчины и женщины как брата и сестры.] — Божественный закон, господствующий в семье, в свою очередь также содержит различия внутри себя, соотношение которых составляет живое движение его действительности. Но из трёх отношений — мужа и жены, родителей и детей, брата и сестры — прежде всего отношение мужа и жены есть непосредственное познавание себя одного сознания в другом и познавание взаимной признанности. Так как это отношение есть природное познавание друг друга, а не нравственное, то оно есть лишь представление и образ духа, а не сам действительный дух. — Но представление или образ имеет свою действительность в ином, чем это отношение; вот почему это отношение имеет свою действительность не в себе самом, а в ребёнке — в «ином», становление которого оно есть и в котором оно само исчезает; и эта смена следующих одно за другим поколений получает своё постоянство в народе. — Благоговение мужа и жены друг перед другом, стало быть, смешано с природным взаимоотношением и с чувством, и самому их отношению не присуще возвращение в себя; то же самое и со вторым отношением, с благоговением родителей и детей друг перед другом. Благоговение родителей перед их детьми вызывается умилением тем, что у них есть сознание о своей действительности в «ином», и тем, что они видят возникновение в нём для-себя-бытия, не получая его обратно; оно остаётся некоторой чуждой, собственной действительностью; — благоговение же детей перед родителями, напротив того, вызывается умилением тем, что они обязаны своим возникновением или своим «в себе» некоторому «иному», что исчезает, и что они достигают для-себя-бытия и собственного самосознания лишь благодаря отделению от источника — отделению, при котором этот источник иссякает.
Оба эти отношения остаются внутри процесса перехода и неравенства сторон, которые участвуют в них. — Но между братом и сестрой имеет место беспримесное отношение. Они — одной и той же крови, которая, однако, в них пришла в состояние покоя и равновесия. Поэтому они не вожделеют друг друга, они не дали один другому этого для-себя-бытия и не получили его друг от друга, а они друг по отношению к другу — свободные индивидуальности. В лице сестры женское начало обладает поэтому [242 — 243] высшим предчувствием нравственной сущности; до сознания и действительности её оно не доходит, потому что закон семьи есть в-себе-сущая внутренняя сущность, которая не выявлена для сознания, а остаётся внутренним чувством и освобождённым от действительности божественным началом. С этими пенатами связано женское начало, которое созерцает в них, с одной стороны, свою всеобщую субстанцию, а с другой стороны, свою единичность, однако созерцает таким образом, что это отношение единичности в то же время не есть природное отношение чувственного влечения. — В качестве же дочери женщине приходится с естественным волнением и нравственным покоем смотреть на то, как исчезают родители, ибо лишь ценою этого отношения она приходит к тому для-себя-бытию, к какому она способна; в родителях, стало быть, она не может положительно созерцать своё для-себя-бытие. — Но отношения матери и жены обладают единичностью отчасти как нечто природное, свойственное чувственному влечению, отчасти как нечто негативное, усматривающее в единичности только своё исчезновение, отчасти именно поэтому эта единичность есть нечто случайное, что может быть заменено другой единичностью. В обители нравственности не «этот» муж, не «это» дитя, а некий муж, дети вообще, — не чувство, а всеобщее, суть именно то, на чём основываются эти отношения женщины. Отличие её нравственности от нравственности мужчины в том именно и состоит, что в своём определении для единичности и в своём чувственном влечении она остаётся непосредственно общей, а единичности вожделения остаётся чуждой; напротив того, в мужчине обе эти стороны расходятся, и так как он как гражданин обладает сознающей себя силой всеобщности, он этим приобретает себе право вожделения и в то же время сохраняет за собой свободу от него. Когда, стало быть, к этому отношению жены примешана единичность, нравственность этого отношения — не чиста; поскольку же она чиста, единичность безразлична, и жена не нуждается в моменте признания её «этой» самостью в «ином». — Но брат для сестры есть покоящаяся равная сущность вообще, её признание в нём чисто и свободно от примеси природного отношения; поэтому безразличия единичности и нравственной случайности последней в этом отношении нет; зато момент признающей и признаваемой единичной самости может здесь утверждать своё право, потому что он связан с уравновешенностью крови и свободным от вожделения отношением. Потеря брата поэтому для сестры незаменима, и её долг перед ним — долг самый высокий.
[(γ). Переход обеих сторон, т. е. божественного и человеческого закона, друг в друга.] — Это отношение в то же время есть граница, на которой растворяется замкнутая в себе семья и выходит за свои пределы. Брат есть та сторона, с которой дух [244 — 245] семьи превращается в индивидуальность, обращающуюся к другому и переходящую в сознание всеобщности. Брат покидает эту непосредственную, стихийную и потому, собственно говоря, негативную нравственность семьи, чтобы приобрести и создать действительную нравственность, сознающую себя самоё.
Из божественного закона, в сфере которого он жил, он переходит к закону человеческому. Сестра же становится, или жена остаётся во главе дома и хранительницей божественного закона. Таким именно образом оба пола преодолевают свою природную сущность и выступают в своём нравственном значении как разные начала, распределяющие между собой оба различия, которые сообщает себе нравственная субстанция. Обе эти всеобщие сущности нравственного мира обладают поэтому своей определённой индивидуальностью в природно различенных самосознаниях, потому что нравственный дух есть непосредственное единство субстанции и самосознания — непосредственность, которая, следовательно, со стороны реальности и различия в то же время выступает как наличное бытие некоторого природного различия. — Это та сторона, которая в облике реальной для себя индивидуальности, в понятии духовной сущности, обнаружилась в качестве первоначально-определённой натуры. Этот момент теряет неопределённость, которая там ещё была у него, а также случайную разность склонностей и способностей. Теперь он — определённая противоположность двух полов, природность которых получает в то же время значение их нравственного определения.
Различие полов и их нравственного содержания всё же остаётся в единстве субстанции, и именно его движение и есть перманентное становление их. Мужчина высылается духом семьи в общественность и обретает в этой последней свою обладающую самосознанием сущность; как семья благодаря этому имеет в ней свою всеобщую субстанцию и устойчивое существование, так общественность, наоборот, имеет в семье формальную стихию своей действительности, а в божественном законе — свою силу и подтверждение. Ни семья, ни общественность не есть, однако, в себе и для себя; человеческий закон в своём живом движении исходит из божественного закона, закон, действующий на земле, — из подземного, сознательный — из бессознательного, опосредствование — из непосредственности, — и точно так же возвращается туда, откуда исходил. Подземная сила, напротив, имеет свою действительность на земле; благодаря сознанию она становится наличным бытием и деятельностью».
Гегель, Г. В. Ф. Феноменология духа. — Гегель, Г. В. Ф. Сочинения. В 14 тт. Т. 4. М.: Издательство социально-экономической литературы, 1959. Сс. 241 — 244.
2. Легко согласиться с тем, что «Общественность (Gemeinwesen), высший и явно при свете солнца действующий закон, имеет свою действительную жизненность в правительстве, так как в нём она есть индивид. Правительство есть рефлектированный в себя действительный дух, простая самость нравственной субстанции в целом».
Да. Сейчас многие посмеялись бы, посмеялись бы и во времена Г. В. Ф. Гегеля, что автор нашёл рефлектированный в себя дух, самость нравственной субстанции в целом именно в правительстве. Но стоит лишь учесть два момента, — (1) Г. В. Ф. Гегель пишет не об эмпирической реальности общества, а о понятии, мы бы сказали — идее, общества, и (2) Г. В. Ф. Гегель описывает манифестации сознания в истории общества, а не эмпирическую историю общества, — как всё становится на свои места. Именно правительство, выделенный обществом из общества орган управления обществом, есть рефлектированный в себя действительный дух общества, и если в эмпирической реальности он плохо выделен и плохо рефлектирован, тем хуже для общества, а не для понятия об обществе и должных наличествовать в нём рефлексиях духа. Даже когда общество перейдёт к полному коммунизму, не по Н. С. Хрущову, конечно, в 1980 году, а в самой реальности социальной жизни, не в предположениях политиков, тогда не будет правительства как органа, отделённого от общества, но управление останется и управляющие функции продолжат воплощать в своей ткани, своей материи рефлектирующие функции общества, то есть социальное самосознание.
3. Нетрудно также согласиться и вот с чем:
«Правда, эта простая сила позволяет сущности (dem Wesen) развёртываться в её расчленении и сообщать каждой части устойчивость и собственное для-себя-бытие. Дух находит здесь свою реальность или своё наличное бытие, и семья есть стихия этой реальности. Но в то же время он есть сила целого, которая вновь совокупляет эти части в негативное «одно», сообщает им чувство их зависимости и сохраняет их в сознании так, что они имеют свою жизнь только в целом».
Так и должно быть, орган самосознания, представленный правительством, (1) не препятствует свободному развитию частей общества, и семья оказывается стихией такого роста и развития, но (2) правительство также и объединяет отдельные части, отдельные семьи даже в целое общество, доводит до сознания частей, что они нормально способны жить только в составе целого, тогда как увлекшись развитием, части могут забыть или до сих пор не осознавать, сколь они зависимы от целого, сколько невидимых частями связей их друг с другом необходимы для поддержания их существования, каковыми связями и занимается правительство.
4. Но дальше у Г. В. Ф. Гегеля начинаются странности. Он разворачивает взаимное отношение правительства и частей общества так:
«Таким образом, с одной стороны, общественность может организоваться в систему личной независимости и собственности, личного, и вещного права; а с другой стороны — расчленять на собственные сочетания и делать независимыми способы работы для осуществления прежде всего единичных целей — приобретения и наслаждения. Дух всеобщего сочетания есть простота и негативная сущность этих изолирующихся систем. Для того чтобы последние не укоренились и не укрепились в этом изолировании, благодаря чему целое могло бы распасться и дух улетучился бы, правительство должно время от времени внутренне потрясать их посредством войн, нарушать этим и расстраивать наладившийся порядок и право независимости; индивидам же, которые, углубляясь в это, отрываются от целого и неуклонно стремятся к неприкосновенному для-себя-бытию и личной безопасности, дать почувствовать в указанной работе, возложенной на них, их господина — смерть. Этим разложением формы существования дух предотвращает погружение из нравственного наличного бытия в природное и сохраняет самость своего сознания и возводит его в свободуи в свою силу. — Негативная сущность оказывается в собственном смысле властью общественности (Gemeinwesen) и силой её самосохранения; общественность, таким образом, находит истину и подтверждение своей власти в сущности (Wesen) божественного закона и в подземном царстве».
Общая мысль этого развития взаимного отношения понятна: правительство должно хранить дух целого и проявлять его, так или иначе предъявляя его свободно развивающимся частям целого. И таким средством единения в целом может быть, в частности, война. Но видеть лишь одну войну как объединителя частей общества, видеть лишь её способность нарушить оболочки частей, повредить те или иные элементы внутри этих оболочек — это, мягко говоря, странно. Ведь со времён Месопотамии, Египта, Индии и Китая обществу знакомо ведомство общественных работ: нужно ли дорогу построить, канал прокопать, Великую пирамиду создать, Великую китайскую стену возвести, стратегическими запасами продовольствия и прочих ресурсов озаботиться, вообще сверхиндивидуальную и сверхсемейную жизни превзойти в жизни общественной — тут-то правительственная инициатива и предъявит отдельным частям общества дух целого. Организуй, наконец интенсивную торговлю с дальними странами. Купцы, дальнобойщики гегелевского времени, надолго будут отвлечены от своих семей, не нарушая, но разделяя их целостность на долгое время. Товары же, привозимые купцами, лишь в самой малой степени имеют интерес для него самого и его семьи, а непосредственно общественный интерес в них огромный и потому купечеством поддерживается целостность общества, поощряемая правительством.
Странно видеть в качестве такого сверхгруппового и сверхиндивидуального объединителя групп и индивидов только войну, повторяю, для воспринимающего сознания это странно и несуразно. Будто Г. В. Ф. Гегель на мгновение стал узколобым. Так ли нужно людям именно войной «дать почувствовать их господина — смерть»? Разве только смерть их господин? Общество и правительство не господствуют над группами и индивидами людей? Если уж так нужна смерть, чтобы люди почувствовали единство в обществе, организуй массовое отключение от Internet и массовые расстрелы, «теперь только они спасут Родину».
5. Но вот мы, наконец, подходим к теме «Гегель и гендер», настало время Г. В. Ф. Гегелю расмотреть отношения индивидов разных полов в составе семьи.
«Божественный закон, господствующий в семье, в свою очередь также содержит различия внутри себя, соотношение которых составляет живое движение его действительности. Но из трёх отношений — мужа и жены, родителей и детей, брата и сестры — прежде всего отношение мужа и жены есть непосредственное познавание себя одного сознания в другом и познавание взаимной признанности. Так как это отношение есть природное познавание друг друга, а не нравственное, то оно есть лишь представление и образ духа, а не сам действительный дух».
Против этого невозможно возражать. Именно отношение мужа жены «есть непосредственное познавание себя одного сознания в другом и познавание взаимной признанности». Это именно так. Не забываем, что Г. В. Ф. Гегель исследует сознание в его истории, а не эмпирические отношения мужчины и женщины. В самом деле, в семье уникальные индивиды, муж и жена, встречаются познают друг друга и признают друг друга, так что познание себя в другом и познание другого в себе дополняется взаимным признанием, то есть некоторой установкой статуса мужа и статуса жены, статусов, приемлемых для обоих: как для мужа, так и для жены. Так формируется в их сознании семейная общность.
Так же не вызывает возражений, что отношения мужа и жены суть природные отношения, однако помещённые в общество и потому суть «представление и образ духа, а не сам действительный дух». То есть на том, как люди относятся друг к другу в природном отношении, лежит печать духа, это начало очеловечивания и осоциаливания природы.
6. «Но представление или образ имеет свою действительность в ином, чем это отношение; вот почему это отношение имеет свою действительность не в себе самом, а в ребёнке — в «ином», становление которого оно есть и в котором оно само исчезает; и эта смена следующих одно за другим поколений получает своё постоянство в народе».
И с этим ходом мысли Г. В. Ф. Гегеля можно согласиться: как бы ни были очеловечены и осоциалены первоначально природные отношения мужа и жены, действительность они получают в ком-то помимо мужа и жены, в их общем ребёнке, в ребёнке же исчезает и природность отношений мужа и жены, как по тому, что они получают в ребёнке своё завершение, свой итог, так и потому, что тем самым появляется новое поколение, которое сменит своих родителей, а в этой смене будет постоянно сохраняться народ. Иными словами, зачав и вырастив ребёнка муж и жена участвуют в формировании народа, создают материю общества. Это довольно тонкая диалектика природного и общественного. Да, банальное возражение, состоящее в том, что продолжение рода имеется и у растений, и у животных, можно было бы тут привести, го разделаться с ним нетрудно: у растений и животных создаётся общность в пределах их биогеоценоза, у людей же социум создаётся для жизни всеобщим.
7. И это порождаемая в семье социальность совершенно справедливо характеризуется Г. В. Ф. Гегелем так:
«Благоговение мужа и жены друг перед другом, стало быть, смешано с природным взаимоотношением и с чувством, и самому их отношению не присуще возвращение в себя; то же самое и со вторым отношением, с благоговением родителей и детей друг перед другом. Благоговение родителей перед их детьми вызывается умилением тем, что у них есть сознание о своей действительности в «ином», и тем, что они видят возникновение в нём для-себя-бытия, не получая его обратно; оно остаётся некоторой чуждой, собственной действительностью; — благоговение же детей перед родителями, напротив того, вызывается умилением тем, что они обязаны своим возникновением или своим «в себе» некоторому «иному», что исчезает, и что, они достигают для-себя-бытия и собственного самосознания лишь благодаря отделению от источника — отделению, при котором этот источник иссякает».
Совершенно ясно видно, как из природного отношения в этом взаимном благоговении родителей перед детьми и детей перед родителями выкристаллизовывается социальность. И здесь повторю: речь ведётся о норме и понятии этих отношений поколений, более того: о том, как эта норма и это понятие представлены в сознании. Эмпирические девиации — не в счёт.
8. «Оба эти отношения остаются внутри процесса перехода и неравенства сторон, которые участвуют в них. — Но между братом и сестрой имеет место беспримесное отношение. Они — одной и той же крови, которая, однако, в них пришла в состояние покоя и равновесия. Поэтому они не вожделеют друг друга, они не дали один другому этого для-себя-бытия и не получили его друг от друга, а они друг по отношению к другу — свободные индивидуальности. В лице сестры женское начало обладает поэтому высшим предчувствием нравственной сущности; до сознания и действительности еёоно не доходит, потому что закон семьи есть в-себе-сущая внутренняя сущность, которая не выявлена для сознания, а остаётся внутренним чувством и освобождённым от действительности божественным началом. С этими пенатами связано женское начало, которое созерцает в них, с одной стороны, свою всеобщую субстанцию, а с другой стороны, свою единичность, однако созерцает таким образом, что это отношение единичности в то же время не есть природное отношение чувственного влечения».
Ум Г. В. Ф. Гегеля не останавливается на отношениях мужа и жены или родителей и детей, ему важно рассмотреть и отношение детей друг к другу. И отношения брата и сестры как раз лишены разницы поколений и природного сексуального момента:
«Они — одной и той же крови, которая, однако, в них пришла в состояние покоя и равновесия. Поэтому они не вожделеют друг друга, они не дали один другому этого для-себя-бытия и не получили его друг от друга, а они друг по отношению к другу — свободные индивидуальности».
Это очень важное и наглядное предсталение формирующейся социальности. Кровь имеется, но она уже одна и та же, пришла в покой и равновесие. Разница полов имеется, но сексуальное влечение и сексуальные отношения исключены. Отношения брата и сестры — чистый пример свежевозникшей социальности, тогда как в отношениях мужа и жены социальность заключалась только как возможность.
Всё, что дальше Г. В. Ф. Гегелем сказано о сестре и женском начале в ней понять можно, а вот принять нет. Наговаривает Г. В. Ф. Гегель на сестру. Наговаривает!
«В лице сестры женское начало обладает поэтому высшим предчувствием нравственной сущности; до сознания и действительности еёоно не доходит, потому что закон семьи есть в-себе-сущая внутренняя сущность, которая не выявлена для сознания, а остаётся внутренним чувством и освобождённым от действительности божественным началом. С этими пенатами связано женское начало, которое созерцает в них, с одной стороны, свою всеобщую субстанцию, а с другой стороны, свою единичность, однако созерцает таким образом, что это отношение единичности в то же время не есть природное отношение чувственного влечения».
Тут Г. В. Ф. Гегель поступает подобно феминисткам: вменяет женщине её роль, вколачивая эту роль в женщину. Она, видите ли, до сознания и действительности нравственной сущности не доходит, потому что закон семьи есть в-себе-сущая внутренняя сущность, которая не выявлена для сознания, а остаётся внутренним чувством и освобождённым от действительности божественным началом. Но если для сознания в-себе-сущая внутренняя сущность не выявлена, она не выявлена и для сознания брата, и для сознания жены, и для сознания мужа, а не только для сознания сестры. И более того, вменяемое сестре, а вместе с нею неизбежно и всем остальным членам семьи, по содержанию есть сущий произвол. Почему, спрашивается, «закон семьи есть в-себе-сущая внутренняя сущность, которая не выявлена для сознания»? Семья живёт по неосознаваемому закону? Её составляют существа, лишённые самосознания?
9. «В качестве же дочери женщине приходится с естественным волнением и нравственным покоем смотреть на то, как исчезают родители, ибо лишь ценою этого отношения она приходит к тому для-себя-бытию, к какому она способна; в родителях, стало быть, она не может положительно созерцать своё для-себя-бытие».
А вот это глубоко верно. В качестве дочери женщина не реализует своё развитие и свою выразительность, своё для-себя-бытие. Ей необходимо самой создать свою семью, для семьи же, в которой она родилась и выросла, выросла в качестве дочери, в отношении родителей ей остаётся только созерцание их старения и исчезновение из жизни.
10. «Но отношения матери и жены обладают единичностью отчасти как нечто природное, свойственное чувственному влечению, отчасти как нечто негативное, усматривающее в единичности только своёисчезновение, отчасти именно поэтому эта единичность есть нечто случайное, чтоможет быть заменено другой единичностью. В обители нравственности не «этот» муж, не «это» дитя, а некий муж, дети вообще, — не чувство, а всеобщее, суть именно то, на чём основываются эти отношения женщины».
Как Г. В. Ф. Гегель безжалостно расправляется с женщиной, матерью и женой, характеризуя её в качестве детали машины по воспроизводству поколения за поколением, в котором теряется индивидуальность не только женщины, но, конечно, и мужчины. Женщина здесь представлена как природно-механическое образование. Нравственная же сущность Г. В. Ф. Гегелем находима только в роде и народе, который для женского сознания составляют муж вообще, дети вообще, люди вообще. Это весьма несимпатичная напраслина, продуцированная Г. В. Ф. Гегелем, пусть на его теоретической совести и останется.
11. «Отличие её нравственности от нравственности мужчины в том именно и состоит, что в своём определении для единичности и в своём чувственном влечении она остаётся непосредственно общей, а единичности вожделения остаётся чуждой».
Да, конечно, у Татьяны Дмитриевны Лариной «Душа ждала кого-нибудь», но это характерно не только для девушек, но и для юношей. Г. В. Ф. Гегелю же потребно жёстко провести черты различия сознания мужчины и сознания женщины, чтобы как-то разместить их в разных местах своей системы сознания, чтобы была система, а не комок муже-женского.
12. «...напротив того, в мужчине обе эти стороны расходятся, и так как он как гражданин обладает сознающей себя силой всеобщности, он этим приобретает себе право вожделения и в то же время сохраняет за собой свободу от него. Когда, стало быть, к этому отношению жены примешана единичность, нравственность этого отношения — не чиста; поскольку же она чиста, единичность безразлична, и жена не нуждается в моменте признания её «этой» самостью в «ином»».
Вот так. Женщина непосредственно и неосознанно всеобща, согласна на всё со всеми и сама не нуждается быть избранной «этой» и «самой-самой самостью».
А вот молодец-мужчина осознанно всеобщ, единично-разборчив, и в то же время свободен не выбирать. Он ещё и пренебрегаает!
Как неразвита была женщина ещё во времена Г. В. Ф. Гегеля. Не то что нынешнее племя женщин. Кстати, в некотором смысле, современным женщинам не проще, а сложнее жить в современном мире, чем древлекаменным бабам во времена древлекаменного Г. В. Ф. Гегеля.
13. «Но брат для сестры есть покоящаяся равная сущность вообще, еёпризнание в нём чисто и свободно от примеси природного отношения; поэтому безразличия единичности и нравственной случайности последней в этом отношении нет; зато момент признающей и признаваемой единичной самости может здесь утверждать своё право, потому что он связан с уравновешенностью крови и свободным от вожделения отношением. Потеря брата поэтому для сестры незаменима, и её долг перед ним — долг самый высокий».
Ну, хоть что-то доброе о женщине стал говорить Г. В. Ф. Гегель. Признание личности, «признаваемой единичной самости», как раз и есть нравственный момент в сознании отношений сестры к брату, когда вожделение между людьми отсутствует, налицо возрастное поколенческое равенство, а различие полов никуда не девалось. Тут-то (1) сверхприродный, преодолевающий природное различие полов, (2) человечески-моральный, то есть чисто человеческий в отношениях людей, и (3) социальный, то есть преодолевающий индивидуальность и направленный к общности, моменты и проявляются здесь в чистом виде.
14. С сестрой покончено. Теперь о брате.
«Это отношение в то же время есть граница, на которой растворяется замкнутая в себе семья и выходит за свои пределы. Брат есть та сторона, с которой дух семьи превращается в индивидуальность, обращающуюся к другому и переходящую в сознание всеобщности. Брат покидает эту непосредственную, стихийную и потому, собственно говоря, негативную нравственность семьи, чтобы приобрести и создать действительную нравственность, сознающую себя самоё».
И о брате Г. В. Ф. Гегель говорит как о человеке вообще. Именно человек вообще должен покинуть (1) полуэгоистическую, (2) полугрупповую, (3) полуматериальную, (4) полуидеальную, (5) полуприродную, (6) полусоциальную полную семью с её полунравственностью, — покинуть для общественной деятельности и созидания всеобщей самосознающей нравственности уже для целого общества.
Современные представления о людях таковы, что такой деятельности, деятельности брата, не лишена и сестра. То есть сестра — не только велосипед, но и сама велосипедистка, сама верхом, сама крутит педали, сама едет.
15. И далее поясняется более конкретно, чем же занят брат, покидая семью, а жена или сестра в семье оставаясь или создавая свою.
«Из божественного закона, в сфере которого он жил, он переходит к закону человеческому. Сестра же становится, или жена остаётся во главе дома и хранительницей божественного закона. Таким именно образом оба пола преодолевают свою природную сущность и выступают в своём нравственном значении как разные начала, распределяющие между собой оба различия, которые сообщает себе нравственная субстанция. Обе эти всеобщие сущности нравственного мира обладают поэтому своей определённой индивидуальностью в природно различенных самосознаниях, потому что нравственный дух есть непосредственное единство субстанции и самосознания — непосредственность, которая, следовательно, со стороны реальности и различия в то же время выступает как наличное бытие некоторого природного различия».
Характерно не только обречение Г. В. Ф. Гегелем женщин на полуосознаннность и полунравственность, но и то, что эти полунравственность и полуосознанность суть проявления божественного закона, хранительницами которого в семье оказываются женщины.
Мужчине же предназначено открывать, создавать и поддерживать человеческие законы, то есть самосознающую нравственность общества.
16. Ну, и закрепляется сие отысканное различие мужчины и женщины так в резюме проделанного Г. В. Ф. Гегелем разведения их по углам ринга.
«Это та сторона, которая в облике реальной для себя индивидуальности, в понятии духовной сущности, обнаружилась в качестве первоначально-определённой натуры. Этот момент теряет неопределённость, которая там ещё была у него, а также случайную разность склонностей и способностей. Теперь он — определённая противоположность двух полов, природность которых получает в то же время значение их нравственного определения».
Тут Г. В. Ф. Гегель откровенно заявляет, что мужчина отныне — отрезанный ломоть. Женщина же осталась при домашнем очаге. Или сменила очаг, выйдя замуж за другой дом.
17. «Различие полов и их нравственного содержания всё же остаётся в единстве субстанции, и именно его движение и есть перманентное становление их. Мужчина высылается духом семьи в общественность и обретает в этой последней свою обладающую самосознанием сущность; как семья благодаря этому имеет в ней свою всеобщую субстанцию и устойчивое существование, так общественность, наоборот, имеет в семье формальную стихию своей действительности, а в божественном законе — свою силу и подтверждение. Ни семья, ни общественность не есть, однако, в себе и для себя; человеческий закон в своём живом движении исходит из божественного закона, закон, действующий на земле, — из подземного, сознательный — из бессознательного, опосредствование — из непосредственности, — и точно так же возвращается туда, откуда исходил. Подземная сила, напротив, имеет свою действительность на земле; благодаря сознанию она становится наличным бытием и деятельностью».
Итоговый вывод всего параграфа вполне диалектичен: мужчина высылается из семьи в общество заниматься всеобще-социальным, но тем самым он вносит всеобщее и в свою вполне частную семью, ибо представить его бобылём, по Г. В. Ф. Гегелю, немыслимо. Так индивид, малая группа (семья) связываются с целым обществом, а целое общество органично входит и в малую группу, и в индивида. Все довольны, все смеются.
18. Несомненные различия правительства и общества, общества и семьи, индивида и семьи, мужчины и женщины требуют осмысления и развитой системы, представляющей все эти категории в связной и стройной системе. Попытка Г. В. Ф. Гегеля, на мой взгляд, не во всем удачна, и могла бы быть в некоторых местах более умной, во всяком случае — более осмысленной даже для того, гегелевского, времени. Но как своеобразный опыт мышления на эти темы в то время она интересна.
Ни в коем случае не стоит забывать при этом, что все перечисленные категории являются для Г. В. Ф. Гегеля моментами и этапами самодвижения духа в форме сознания и самосознания, а не эмпирической реальностью, окружавшей Г. В. Ф. Гегеля.
2022.04.16.