Работа в стройбате (ч2).
Где-то по прошествии полутора месяцев моего пребывания в Одинцово, произошли знаковые события. Сначала моего единственного земляка-москвича Азата перевели служить в Москву в УНР(управление начальника работ). Я сильно сожалел по этому поводу, потому что более не было близкого мне человека в роте. Всё-таки были мы оба студенты, из одного города, приблизительно одинаково образованные и воспитанные, со сходными интересами и жизненными принципами, всё это время были с первого дня службы, даже со сборного пункта вместе. С другой конечно присутствовала и зависть. Даже не потому, что его забрали в Москву, просто служба там была халявная и блатная, всего одно отделение солдат, никакой дедовщины, а работа - просто дежурства по УНР и походы в магазины для закупки канцелярских принадлежностей и ещё он возил документы по разным ведомствам в пределах Москвы и области. В связи с этим у Азата было постоянное удостоверение, дающее право перемещения по городу и он часто заезжал домой, иногда днём иногда с ночёвкой. Ну и ещё, та как Азат убыл из роты навсегда, «духов» во взводе осталось на одного человека меньше, а стало быть нагрузка со стороны дедов и прочих «землячеств» на нас возросла...
За эти полтора месяца службы, один раз мне удалось съездить домой на одни сутки. Отец договорился с командиром роты за бутылку водки и меня отпустили с субботы на воскресенье с вечера до вечера. В эти сутки удалось отоспаться, помыться как человек, отъестся, и встретиться с друзьями на гражданке. Это было круто. Но мало, сутки пролетели быстро и снова казарма...
И тут вдруг поступила новая вводная. Из Наро-Фоминска пришла директива, что бы из нашей роты из числа нашего призыва, то есть молодых, сформировать команду для отправки в другую часть, навсегда, за границу. При этом в какую страну никто не знал. Все мы сразу подумали, что в Афганистан. Тогда стройбат вовсю посылали служить в Афган, они там строили военные городки, дороги и трубопроводы. Как раз работа для сантехников. Комроты попытался нас успокоить и сказал, что можно отказаться если что, но сначала нас отправили человек двенадцать в Наро-Фоминск. Если честно, я не понимал, почему я попал в этот список, ведь не всех молодых из нашей роты в него зачислили. Публика подобралась разношерстная. И русские и киргизы и кавказцы, каждой твари по паре. Даже здоровяк Виталик Матюшин тоже попал. В Наре нас перед отправкой в главное политическое управление взнуздал замполит части. Он сказал, что если мы откажемся, то принесем части преступление и позор, а потому не советовал это делать под страхом применения особых взысканий. Я и Виталик Матюшин несмотря на угрозы замполита решили что пойдем в отказ. Не знаю почему Виталик, но лично мне уже надоели все перемены мест службы, которые произошли со мной в первый месяц скитаний по воинским частям. Впереди была снова туманная неизвестность.
В политуправлении злой пожилой полковник в красных погонах прочитал нам лекцию о нашем воинском долге. Из чего следовало что куда нас Родина пошлет, там мы и должны нести воинскую службу. Но после этого он всё же добавил, что всё это делается добровольно. В результате половина, то есть человек шесть из двенадцати отказались, в том числе и я. Но тут наступил самый неприятный момент. Полковник решил подробно ознакомиться с теми из нас, кто отказался. Дошла очередь и до меня. Узнав что я из Москвы, он сразу решил что я слишком часто бываю дома, хотя к тому времени я был всего один раз за три месяца службы, и именно поэтому не хочу уезжать. Полковник сказал, что в его силах отправить меня служить подальше от Москвы, коль не за границу, то например в Сибирь или на Дальний Восток. На это я ответил, что если по приказу, то куда угодно. На том и порешили. Для начала мы вернулись в Одинцово, слава богу миновав Наро-Фоминок и сумасшедшего замполита. С комроты я обсудил наезд на меня полковником и дальнейшую перспективу службы в Сибири. Капитан мне ответил : "Не боись сынок, прорвемся, кому ты нужен в Сибири, полковник про тебя давно забыл". Какое-то время я всё равно немного нервничал, но через неделю, всех кто согласился уехать, как оказалось потом в Польшу и естественно тоже в стройбат, собрали в команду, выдали всё обмундирование и отправили для начала в Наро-Фоминск. Среди них оказался и один паренёк из нашего взвода, самый щуплый и слабый, родом из ленинградской области, больше мы с этими ребятами не встречались никогда.
Во взводе и роте нагрузка со стороны дедов на духов возросла, наши ряды редели. Постоянно приходилось ходить в наряды по столовой и по роте, буквально раз а то и два в неделю. Плюс утренняя уборка в казарме почти каждый день. Плюс иного рода издевательства со стороны дедов, но больше от кавказских «землячеств». Эта первая осень службы была для нас тяжелее лета.
В октябре меня неожиданно сняли с рабочего объекта, буквально среди дня, в это время мы возились в траншее, где прорвало трубу городского водопровода и наша бригада ликвидировала последствия аварии. Взводный летёха особо ничего не мог объяснить, просто приговаривал, что ждёт меня блатная работа. Я то прекрасно знал, что никто из моих родных и близких за меня не хлопотал, да и не мог, не было у нас такого навыка в семье и знакомств среди генералов, а потому ждал подвоха. Оказалось всё проще. Но полная правда выяснилась потом. Когда за Азата хлопотали его родители и начальство думало на какую его блатную работу пристроить, сначала был придуман вариант сделать его помощником бухгалтершы-сметчицы, которая работала у нас на СМУ. Она рассчитывала рабочие наряды и зарплаты гражданским рабочим и нам солдатам. Решили что ей нужен помощник, тем более что она была любовницей нашего комроты. Но потом, для Азата нашли более шикарную должность в УНР в Москве, а любовница ротного уже размечталась, что за неё кто-то будет работать и отказываться от бесплатной помощи не хотела. Так как во взводе я был самый образованный и перспективный, выбор пал на меня. Честно говоря я рад этому не был. С дедами и «землячествами» взаимоотношения у меня итак были обострены до предела. А тут я оказывался на блатной чистой работе в тепле и всё это на глазах у дедов, а вечером возвращаться в роту вместе со всеми. Нет, я не сопротивлялся, что предложили , то и делал. Но дедов распирала злоба, ко мне с тех пор был особый присмотр с их стороны. В конце концов я совершил большой промах и слетел с этой блатной должности. Деды постарались. Всё уперлось в каждодневную уборку в вагончике, где на СМУ обедали солдаты. На обеды эти я не ходил, зная что там творится беспредел в такие моменты. Потом просто покупал себе еду в магазине напротив СМУ и ел на рабочем месте за столом. Но дедам покоя не давало, что я от них всё меньше завишу. Кончилось всё тем, что им удалось убедить молодого лейтенанта, что раз я сижу в тепле на СМУ весь день, то и вагончик и всю посуду после их обеда должен мыть я. Дескать они все работают на объектах, а я тут прохлаждаюсь целыми днями в женском обществе. Нет, я был не против, но по графику. Я так и сказал лейтенанту, составьте график и следите за этим процессом, в конце концов я не уборщик, а тоже солдат. Но молодой зелёный летёха не смог победить дедов. Вернее даже еще не дедов. Всем этим процессом верховодили два русских «черпака» из Волгограда, отслуживших почти полтора года. Дедам то как раз было уже всё равно, у них дембель был на носу. В общем наступил момент, когда в течение дней десяти я мыл посуду каждый день. Баба, с которой я работал, тоже возмущалась, но по-своему. Вместо того что бы сказать своему любовнику, ротному, что бы он разобрался с этим вопросом, она только жаловалась, что у неё много работы, а я так долго мою всю эту посуду и не помогаю ей. Как-то раз, когда я остался один в кабинете, сидя за рабочим столом, ко мне подошёл ефрейтор Равлюк, он же кладовщик на СМУ. В течение месяца мы с ним немного сдружились, несмотря на годичную разницу в сроке службы. Я часто помогал ему на складе что-то перетаскивать, разгружать, а в свободное время мы просто болтали о жизни. Я с ним разоткровенничался насчет уборки, ну дескать надоело это всё. Так вот, он и предложил мне в шутку написать жалобу на весь этот бардак и произвол в отношении меня или командиру части или министру обороны. Ну я в шутку сел и написал на листе бумаги несколько предложений в виде заявления к министру обороны. Естественно я это посылать никуда не собирался. Тем более даже адреса не знал куда послать. Равлюк прочитал это письмо, поржал,
сказал ,что покажет его ещё одному парню, он у нас на тракторе работал, был прикомандирован из другой части и тоже всё время болтался на СМУ. А сам взял и отдал его сначала начальнику СМУ, капитану Соболевскому, а потом и командиру роты, капитану Иванычеву. Главным засранцем в том письме был у меня взводный лейтенант, "деды" и вообще бардак в части. Таким образом я нажил себе врагов среди всех. И офицеров и "дедов", впрочем с ними я итак был на ножах, ну и "деды" ещё решили представить меня стукачом, что бы от меня отвернулись ребята моего призыва. На следующий день я был с позором выгнан из счетоводов СМУ. Громче всех голосила бухгалтерша, что вот типа, змею пригрели, а он вот так с нами поступил, сгноить его в траншее, этого писарчука. Ну и попал я снова в траншею, чему были несказанно рады эти два волгоградских " черпака", ставших в октябре " дедами". Это называется ни себе ни людям. Равлюк вообще сделал на мой взгляд подлость. Вот он то как раз и был стукач взял и заложил меня, а сначала спровоцировал. Дембеля кстати, а среди них было двое из Сибири, Вальтер и Рябов и сержант Камбаров азербайджанец, заняли мою сторону после этого конфликта. С одной стороны они считали, что лейтенант и Равлюк засранцы, с другой, то что я попал на траншею, только повышало мой статус в их глазах, так что я получил неожиданную поддержку от них на время. Мои же одногодки сказали мне, что зря я письмо реально не отправил Министру обороны, потому как всё это уже достало. Так что теплое место я потерял навсегда, но мои товарищи считали, что я всё правильно сделал. На траншею я кстати опять попал в бригаду сержанта Комбарова. Сержант Кузнец, который приехал с нами из Нары, к тому времени благополучно закосил под больного и уехал в санчасть Наро-Фоминска и больше не вернулся в наш бардак. В это же время в наш взвод перевели из Наро-Фоминска ещё одного москвича, еврея Изю Бомштейна. Изя он же Илья был сроком службы на полгода старше меня, то есть готовился стать «черпаком». Но еврей всегда еврей. Он быстро прочухал, что в нашей роте без поддержки нормально служить невозможно и нашел общий язык с армянами, с которыми почти год назад проходил курс молодого бойца. Вот я и оказался в траншее с Изей, сержантом дембелем Комбаровым, тремя «черпаками» армянами, русским дедом Удовкиным и азербайджанцем моего призыва Ибрагимовым. В такой компании кроме меня работать было некому, ну разве что иногда Ибрагим что-то делал, но при этом сильно ругался на всех. А я тоже ничего наработать не мог даже вместе с Ибрагимом. Кончилось это тем, что Изю Бомштейна посадили на губу на неделю, за то что он не полез в траншею и сказал прорабу, что пока не придумают лопату с мотором то еврей лопату не возьмёт. Все заржали и прораб сам полез копать. Упал там в глиняно-снежную жижу, вывозился в грязи, еле вылез и настучал начальникам на Бомштейна и всех нас. Бригаду нашу после этого расформировали...
( Продолжение следует. Подписывайтесь на канал, читайте, ставьте лайки, пишите комментарии, если инетересно, всем спасибо).
#армия ссср #стройбат #служба в армии стройбат #ДМБ #ссср 80-е
