Пятидесятые годы прошлого века для меня были беззаботным дошкольным детством, для родителей прекрасным возрастом Христа, а для деда Андрея возрастом достойной зрелости. В то время он мне казался древним стариком, хотя ему было, как мне сейчас, всего шестьдесят пять лет. Наша улица Набережная в сибирском райцентре Cузун насчитывала домов сорок, в большинстве семей сохранялся сибирский уклад жизни, когда в одном доме уживались нескольких поколений. Так было и у нас. У наших стариков был отдельный домик во дворе. Старшие сестры уже учились в школе, я была вольной птицей, целыми днями играла на улице, независимо от погоды и времени года, но под неусыпным присмотром грузной бабы Дуни. Бывало, набегаешься по морозу, околеешь с ног до головы, и бежишь к бабе в избушку погреться, с трудом стаскивая с себя колом стоящие штаны вместе с валенками. Залезешь на русскую печь, и млеешь от тепла и радостного мурлыканья котенка, вот оно счастье, полный кайф!
Дед Андрей был немногословен, справедлив и всегда спокоен. Богатый жизненный опыт и достаточный уровень образования, все-таки две войны прошел, дали ему возможность пользоваться среди соседей заслуженным авторитетом. Это я отметила, отогреваясь у них на печи после своих походов и анализируя поведение дедовских собеседников. Лежа на теплых кирпичах, сверху было очень удобно и интересно слушать взрослые разговоры. Когда приходили соседские старики, они каждый раз сначала яростно обсуждали важные международные события. Из их уст я впервые услышала про Карибский кризис, об испытаниях какой-то большой бомбы, как оказалось в последствии, водородной. Разинув рот, я с интересом слушала их осторожные речи о кукурузе, о Хрущеве, о культе личности Сталина. С болью в сердце обсуждали дедовские гости хрущевские приказы о массовом забое скота и принудительной сдаче мяса государству с целью догнать какую-то неведомую мне тогда Америку. В каждом дворе нашей улицы, наголодавшиеся за войну люди, держали скот, и корова была главной кормилицей в семье. Никто не хотел добровольно расставаться с источником пропитания так бездарно.
Окончив обсуждение внешней и внутренней политики, диалог плавно переходил к литературе. Первое мое знакомство с взрослой художественной литературой произошло на печи в дедовской избушке. Неграмотная баба Дуня, полеживала на боку на своей кровати и внимательно слушала своего мужа, не пропуская ни одного слова. Чтения проходили, как правило, зимой, летом-то в селе не до баловства, и длились они месяцами. Пожилые мужчины, сидя вокруг стола, с интересом слушали, как дед Андрей читал вслух. Пристрастие деда Андрея к произведениям знаменитого писателя Шолохова говорили сами за себя. И сейчас отчетливо помню, как он читал «Поднятую целину», «Тихий дон», «Судьбу человека», а также свежие газеты. Старики любили слушать деда Андрея, они искренне радовались, что остались позади те тяжелые времена, когда плюнуть нельзя было: тут же донесут и арестуют и почему-то с опаской поглядывали на меня. Их систематические политинформации сделали свое дело. Я поняла, что в стране наступили хорошие времена, которые взрослые почему-то называли весенним словом оттепель, очень похожим на слово капель. Детская любознательность брала верх. Мне хотелось проверить на деле лично лояльность властей и фактическое наличие доносчиков и только потом доложить старикам, какие все-таки нынче настали времена.
Не дождавшись окончания дискуссии, я слезла с печи, быстренько оделась и отправилась на это дело. Первая дорога вела меня к зданию райисполкома, которое располагалось на соседней улице Советской . Подойдя к высокому крыльцу, убедившись, что свидетели видят мои действия, я смачно дважды плюнула на ступеньки. Переждав несколько минут, не заметив с их стороны никакой реакции, а также слежки за собой, я спокойно отправилась к следующему объекту. В мои планы входило посетить районный отдел милиции, но уже на улице Ленина. Плюнув и там с большим удовольствием на верхнюю ступеньку, случайно поймала в окне взгляд милиционера, который гневно покачал головой. Я ему улыбнулась в ответ и бегом пустилась наутек докладывать старикам, что, действительно, тяжелые времена в стране закончились.
Вся процедура проверки качества демократического состояния общества заняла у меня минут сорок. С чувством исполненного долга и особой важности содеянного, я спешила доложить совету старейшин в дедовской избе-читальне о своих свежих опытах. Меня беспокоило, как бы они не разошлись, уж очень хотелось получить их всеобщее одобрение. Пока бежала до дома, эмоции фонтаном перли из меня. С языка срывались слова одобрения стариков, скорее хотелось похвалить их и сказать, что они правильно понимают политику страны, настали действительно хорошие времена. Мне повезло ибо все ранее присутствующие деды были на месте и продолжали мирно что-то обсуждать.
Забежав в дедовскую избушку, не успев отдышаться, я выпалила, как из автомата Калашникова совсем другие слова: « Плевать можно теперь хоть куда! В тюрьму за это не забирают! Пришли другие времена! Но оттепель еще не наступила! С крыш еще не капает! Придется всем её ждать».
Гробовая тишина длилась до самого ухода стариков из дедовской избы-читальни. Наш мудрый дед Андрей ничего мне тогда не сказал, однако посиделки стариков в его избе больше не повторялись . Видимо, оттепель и правда, еще не наступила.
Как непредсказуемо, интересно и хорошо ж ить на свете.