В честь 100-летия Службы реставрации музейных ценностей Русский музей показал свои мастерские. Их сегодня более десяти и во многом они работают при поддержке «Газпрома». За год через руки реставраторов может пройти более четырех тысяч предметов искусства! Журналист и фотограф Михаил Борисов специально для нашей группы побывал в гостях у мастеров и рассказал, как сохраняют шедевры в их первозданном виде.
По безлюдным и залитым солнцем залам Русского музея во вторник, когда тут выходной, нас ведет своей легкой летящей походкой Евгений Сергеевич Солдатёнков. Он начальник службы ресторации музея и один из тех, кто реставрировал «Последний день Помпеи» в 1995 году.
Евгений Сергеевич то вдруг замирает у «Бориса и Глеба», «раскрытых» реставратором Сергеем Голубевым в 80-е годы, и показывает следы тонировки акварелью. То бежит дальше и, взлетев по ступенькам, отворяет двери в домовую церковь Св. Архангела Михаила. Он вспоминает, как в советские времена тут был склад. Церковь выполнена по проекту Росси и перестроена Свиньиным. Ее заново открыли в 1993 году, полностью реставрировали, и на службы ходят служители музея. То есть просто так сюда не попасть.
В отделе реставрации древнерусской живописи нас подводят к многоопытному мастеру Рудольфу Александровичу Кесареву, на чьем счету «открытие» сложнейших икон: «Праотец Иосиф», «Огненное восхождение пророка Илии», «Архангел Михаил». Рудольф Александрович благодаря окладистой бороде похож на древнего иконописца. Он почти не отрывается от микроскопа. На вопрос о скорости работы отвечает: миллиметров пять в день. На одну большую икону необходимы годы.
Дальше, в мастерской, где реставрируют масляную живопись, у Марии Третьяковой на мольберте стоит портрет офицера русско-турецкой войны. Эта работа руки Василия Тропинина. Мария показывает паспорт полотна, снимки в инфракрасном излучении, макрофрагменты и следы утраты. Реставрация близка к завершению. Как новенький, Тропинин скоро поедет в Москву в музей своего имени. На вопрос, полюбила ли она мужчину с портрета, Мария смущается, но понятно, что не полюбить такого привлекательного мужчину невозможно. Мария Третьякова сама художник, участвует в выставках, пишет натюрморты, выставляется.
Наконец, кульминация пресс-тура, организованного Русским музеем к грядущему событию с нейтральным названием «Сохраняя историю», посвящённому 100-летию Службы реставрации музейных ценностей. Ведущий художник-реставратор Ольга Клёнова показывает десяткам собравшихся телекамер, как очищают тампоном большое, в целую стену (223 на 335 сантиметров) полотно молодого, 29-летнего, Айвазовского «Пётр I при Красной Горке, зажигающий костёр на берегу для подачи сигнала гибнущим судам своим». Сияющего cапфиром Айвазовского готовят к показу на 350-летии императора.
Выставка «Сохраняя историю» откроется 21 апреля. Покажут 330 произведений искусства в «открытом», в максимально приближенном к первозданному виде, и это — сенсация. Последнее подобного масштаба событие было в 1998 году. И поэтому грядет своеобразный смотр достижений целого поколения реставраторов.
Службу реставрации в Русском музее начинал Петр Иванович Нерадовский. Он был графиком, «мирискусником», историком, служил хранителем, затем заведующий художественным отделом. После революции, в 1922 году, он вместе с Николаем Околовичем и Николаем Сычевым организовал первую реставрационную мастерскую. Сегодня мастерских больше десятка, и они объединены в Службу реставрации музейных ценностей. В ней трудится почти сто человек, и в среднем за год через их руки проходит около 4500 предметов искусства и старины.
На десерт пробежки по Русскому музею Евгений Александрович «угощает» знакомством со Светланой Викторовной Римской-Корсаковой. Светлана Викторовна возглавляет отдел технологических исследований и занимается экспертизой. И из ее уст для нас на прощание звучит арт-детектив о том, как русская картина будто бы петровских времен оказалась немецкой, да еще с записанными напрочь до полной невидимости индийскими слонами. В углу картины — младенец верхом на овечке. «Кто это?» — проверяет нашу эрудицию Светлана Викторовна. В ответ — тишина. Да и кто ж в младенце с ходу узнает Иоанна Крестителя.