Лучше бы я сразу поверил ему на слово и не задавал никаких вопросов. Известие о том, что моя дорогая и единственная активно помогала командованию шпионить за мной, было настолько ошеломляющим, что я на какое-то время потерял дар речи.
— Отныне ты знаешь практически всё, — продолжил меж тем полковник. — Остаётся лишь добавить, что твой недальновидный поступок не только рассекретил наше основное «окно» в Рубеже, но и повлёк за собой куда более трагические обстоятельства.
— Так вы хотите сказать… — начал было я и тут же остановился, поражённый внезапной догадкой.
— Вот именно, — кивнул полковник. — Буквально на следующую ночь этим «окном» воспользовалась большая группа наших разведчиков. И ты, безусловно, в курсе, что йоркви совершенно неожиданно встретили их шквальным огнём, не дав ни единого шанса на спасение. Надеюсь, теперь тебе ясно, что причиной гибели участников группы послужило твоё халатное отношение к воинским обязанностям?
В этом он, конечно же, прав, да только я всё равно никогда не смогу заставить себя хладнокровно убивать маленьких девочек, даже если они являются достойными дочерьми заклятых врагов рода мергви. Скорее всего, мне следовало ещё в юности отказаться от военной карьеры и избрать какую-нибудь мирную профессию, но не пойти по стопам отца, нарушив таким образом многовековую традицию нашей семьи, я попросту не имел права.
— Мне нечего сказать в своё оправдание, — в конце концов с трудом выдавил я. — Моя вина не вызывает сомнений, и я готов понести самое суровое наказание.
— Понесёшь, куда ж ты денешься, — ухмыльнулся Нимуст. — Не мне тебе объяснять, что подобное преступление целиком и полностью подпадает под статью «Измена Родине» со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Да уж, здесь у них всё просто и незатейливо. Действительно, зачем выдумывать какие-то дополнительные статьи, когда есть отличная возможность причесать всех под одну гребёнку и получить право выносить смертные приговоры без суда и следствия?
— Тебя разденут по пояс и привяжут к тропической сосне как раз напротив нашего бывшего «окна», — окончательно расставил все точки над i полковник. — Кстати, там у тебя появится хоть и недолгая, но вполне реальная возможность научиться по-настоящему ненавидеть врага. Твой сегодняшний «язык» даже под пытками наотрез отказался выдавать хоть какую-нибудь информацию и полчаса назад был отдан на съедение дереву в том же самом месте.
— Стало быть, рядом со мной будет товарищ по несчастью? — я уже успел взять себя в руки и теперь начал откровенно издеваться над собеседником.
— Да что с тобой толковать, — махнул рукой Нимуст. — Я рассчитывал увидеть в твоих глазах чистосердечное раскаяние, а ты…
Произнеся это, он нажал потайную кнопку под крышкой стола, после чего на пороге вновь появились всё те же охранники. Получив подробные указания насчёт моей персоны, они молча отцепили меня от кольца и грубо поволокли из кабинета. Но разве я мог позволить себе удалиться, не отчебучив напоследок что-нибудь озорное и весёленькое?
— Вы даже не представляете, как обрадовали меня, Нимуст, — широко улыбаясь, выдал я на прощанье. — Наконец-то я смогу беззаботно отдохнуть на лоне природы и вдоволь надышаться свежим воздухом.
— Хватит ёрничать, мразь! — разом потеряв терпение, выкрикнул мне вдогонку полковник. — Я бы на твоём месте уже вовсю горевал по поводу скорой смерти, а заодно проклинал бы тот день и час, когда тебе вздумалось наплевать на воинский долг.
Ну уж нет! Пускай я попал в безвыходное положение, но никакого уныния они от меня не дождутся. Всю дорогу до места казни я непрерывно шутил и балагурил, чем вызвал немалое удивление своих конвоиров. Уже будучи накрепко привязанным к сосне, я пожелал им не только дожить до окончательной победы мергви, но и хорошенько отметить это грандиозное событие. Но оставшись наедине с пленным йоркви, я почувствовал, что мой искусственный оптимизм начинает потихоньку иссякать, и решил всячески поддерживать его вплоть до наступления неизбежной развязки.
— Классная нынче погодка, не правда ли? — весело обратился я к злейшему врагу. — Хоть сейчас отправляйся на озеро загорать и купаться.
Он, разумеется, ничегошеньки не понял из моей речи и разразился в ответ немыслимой тарабарщиной, которую совершенно неожиданно закончил словами «Шёл бы ты лесом, приятель!».
Я остолбенел. Мало того что эта фраза была произнесена на чистом русском языке — она ещё являлась излюбленным изречением моего земного друга Виталия Круглова.
— Круглый, это ты? — с замиранием сердца спросил я тоже по-русски. — Всегда вместе и только вперёд?
Когда-то это был наш тайный девиз, и не помнить его Виталий просто не мог.
— Сашка?! — глядя на меня распахнутыми до невероятных размеров глазами, тихо прошептал йоркви. — Вот так чудеса…
Действительно, чудеса да и только! Много лет назад, не сговариваясь и даже не подозревая о существовании друг друга, два представителя нашего мира практически одновременно «поселились» в головах существ с бесконечно далёкой от нас планеты Земля. И мало того! Как теперь выяснилось, наши «доноры» не только проживали в одной и той же стране и одном и том же городе, но ещё и являлись закадычными друзьями. Не без труда «переварив» всё это, я совершенно по-новому взглянул на собеседника и даже почувствовал к нему определённую симпатию.
— Тебя как по-настоящему звать-то? — для начала поинтересовался я.
— Моё имя произносить — язык сломаешь, — улыбнулся йоркви. — Уж лучше называй меня Виталиком, а я буду звать тебя Сашкой. Если, конечно, не возражаешь.
— Да ну, какие возражения, — сразу согласился я. — Ты это… прости за то, что я тебя в плен взял. Сам понимаешь, откуда мне было знать…
— Брось ты! — нетерпеливо перебил меня Виталик. — Если говорить начистоту, то я тебе даже благодарен.
— Не понял, — удивился я. — Тебе что, до такой степени жить надоело?
— Да разве это жизнь?! — поморщился Виталий. — После стольких счастливых лет на Земле очень трудно назвать наше суровое и беспросветное существование жизнью.
— Пожалуй, ты прав, — вновь согласился я. — Землянам бесконечно повезло в том, что у них нет серьёзных физиологических различий. Извини, конечно, но мы с незапамятных времён привыкли называть ваш народ трёхрукими уродцами.
— Нечего извиняться, — понимающе кивнул Виталик. — Мы тоже зовём вас не иначе, как двухголовыми выродками. А теперь ответь мне на один вопрос: ты уверен, что внешняя непохожесть является достаточным основанием для обоюдной ненависти?
— Да шут его знает, — смутился я. — Сколько себя помню, наше правительство только и делает, что постоянно твердит об извечных врагах рода мергви и необходимости продолжения войны до победного конца.
— Ну так и наши власти поступают точно так же, — сказал Виталий. — А почему это происходит, не догадываешься?
— Странно, но я никогда не думал об этом, — вынужден был признать я. — А действительно, неужели нельзя отбросить нелепые предрассудки и хотя бы попытаться сесть за стол переговоров?
— Узко мыслишь, Сашенция, — усмехнулся Виталик. — Да будет тебе известно, что высшие эшелоны уже давным-давно обо всём договорились.
— То есть как это?! — опешил я.
— Очень просто, — ответил Виталий. — Стоит только принять во внимание, что вялотекущая война бесконечно выгодна обоим правительствам, и всё сразу же становится очевидным. Да-да, дружище. Наша якобы непримиримая вражда практически с самого начала искусственно раздувается власть имущими и их финансовым покровителями.
— Ты говоришь страшные вещи! — не в силах сдержать эмоции, вскричал я. — И мне абсолютно непонятно, почему ты так в них уверен.
— Потому что я не всю свою сознательную жизнь патрулировал Рубеж с оружием в руках, — неожиданно заявил Виталик. — Ещё неделю назад твой покорный слуга являлся членом кабинета министров и по долгу службы имел доступ к секретной информации.
— Ничего себе! — присвистнул я. — А как же тогда вышло…
— Что я очутился здесь? — через силу улыбнулся Виталий. — Видишь ли, на свою беду я в один «прекрасный» момент излишне разоткровенничался со старшим братом. Причём речь шла вовсе не о разглашении государственной тайны. Я всего лишь позволил себе осторожно намекнуть на то, что мергви могут оказаться не такими ужасными, как об этом принято говорить в нашем обществе. Мне почему-то казалось, что братец обязательно задумается над этими словами и в конечном итоге разделит мою точку зрения, но в действительности всё произошло с точностью до наоборот. «Обожаемый» родственничек не только обвинил меня в отсутствии патриотизма и вольнодумстве, но и поспешил сообщить о моей неблагонадёжности куда следует.
— Так ведь это были слова, произнесённые в частной беседе, — возмутился я. — Уж они-то точно не могут являться составом преступления.
— А мне и не пытались «пришить» конкретную статью, — объяснил Виталик. — Просто заявили, что я вышел из доверия, и готово дело: ответственный чиновник правительства в одночасье становится рядовым погранотряда.
— Ну а тебя за что сосне скармливают? — после некоторой паузы спросил Виталий.
— Фактически за то, что я, находясь на вашей территории, не стал убивать двух попавшихся мне на пути десятилетних девочек, — с горечью ответил я.
— Неужто у вас даже это карается смертной казнью?! — вскинул брови Виталик.
— Там были и сопутствующие обстоятельства, — не желая вдаваться в подробности, быстро произнёс я. — Одним словом, если исходить из «буквы» закона, то моё начальство поступило в полном соответствии с ситуацией.
— Понятно, — кивнул Виталий. — Ни на что мы с тобой, оказывается, не годны, кроме как послужить аппетитной подкормкой деревьям.
— А ты не в курсе, почему тропические сосны так активно «набрасываются» на плоть? — задал я уже давно интересовавший меня вопрос. — Ведь точно установлено, что им «за глаза» хватает питательных веществ, поставляемых корнями из почвы.
— Никогда этим не интересовался, — пожал плечами Виталик. — Впрочем, если проводить аналогию с нами, то мы тоже вполне можем довольствоваться повседневной едой, но при случае вовсе не отказываемся от деликатесов.
— По-моему, наша беседа ушла далеко в сторону от первоначальной темы, — внезапно спохватился Виталий. — И, если мне не изменяет память, мы остановились на том, что перманентное состояние войны выгодно обоим правительствам, и в особенности их главным «спонсорам» — воротилам оборонной промышленности. Да что там говорить! Для последних прекращение военных действий вообще смерти подобно, ибо к ним тут же перестанут поступать колоссальные госзаказы на изготовление оружия и обмундирования.
— Но ведь взамен они получат… — начал я и остановился, пытаясь как можно точнее и убедительнее сформулировать свою мысль.
— Дырку от бублика, как говорят земляне, — рассмеялся Виталик. — Ты только представь, как сильно изменится обстановка в случае заключения мира. Владельцам оборонных заводов и предприятий придётся не только отказаться от баснословных барышей, которые им приносит война, но и полностью перепрофилировать свой бизнес, что связано с огромными и чрезвычайно долго окупаемыми затратами. Короче говоря, эти «бедняжки» просто вынуждены с пеной у рта внушать обычным гражданам, что трёхрукость, двухголовость и прочие «глубоко антагонистические» различия являются достаточно вескими аргументами в пользу продолжения кровопролития.
— Признаться, я и сам до сегодняшнего дня рассуждал точно так же, — обескуражено заявил я, — хотя теперь откровенно не понимаю, как можно было быть таким глупцом.
— Да что ж тут непонятного-то?! — удивился Виталий. — Если каждому из нас с раннего детства постоянно твердят, как прекрасна чёрно-розовая листва, как манит к себе таинственная зелень безоблачного неба и насколько приятен глазу вид ярко-оранжевых морей и океанов, это становится до такой степени самоочевидным, что иначе и представить себе нельзя. Но ведь мы-то с тобой отлично знаем, что на других планетах листья, небо и морская вода могут быть окрашены в совершенно иные цвета — и при этом вовсе не терять своей привлекательности в глазах аборигенов. Всё дело в укоренившихся привычках, которые по большей части и управляют нашим сознанием. И уж коль скоро весьма благополучная, по здешним меркам, цивилизация землян до сих пор полностью не избавилась от предрассудков, касающихся расовой принадлежности, различного вероисповедания и ряда других моментов, то чего тогда требовать от нас?
— Даже очень прочно укоренившиеся привычки можно изменить, — резонно заметил я. — Как говорится, было бы желание.
— Да я всеми тремя руками «за», — мгновенно отреагировал Виталик, — но пока, к сожалению, не вижу никаких предпосылок.
— А я, в свою очередь, готов дать обе головы на отсечение, что такие изменения рано или поздно произойдут! — с жаром воскликнул я.
— Может, и произойдут, — не стал спорить Виталий. — Жаль только, жить в эту пору прекрасную уж не придётся ни мне, ни тебе.
— Ты до сих пор помнишь Некрасова? — улыбнулся я.
— Конечно, — кивнул он. — Такие яркие строки не забываются…
И тут случилось невероятное. Прямо на наших глазах всегда идеально ровная «стена» Рубежа внезапно искривилась и покрылась крупными горизонтальными волнами.
— Что это?! — не в силах оторвать взора от происходящего, воскликнул я.
— Видимо, началось, — как-то уж чересчур буднично произнёс Виталик. — Могу по секрету открыть тебе «страшную» военную тайну. Пару недель назад наши светила науки закончили разработку новой модификации силового поля, которая в состоянии не только стационарно удерживать Рубеж, но и перемещать его. Ну а поскольку всё это делалось исключительно с целью подлить масла в огонь извечной вражды, нет никаких сомнений, что ваши «ребятки» тоже не преминут изобрести нечто аналогичное и с триумфом водворят границу на прежнее место.
— А вдруг они не смогут или не успеют сделать это изобретение? — насторожился я.
— Тогда им наверняка подсобим мы, — просто ответил Виталий. — Ведь теперь-то ты знаешь, что оба правительства мечтают о победе только на словах, а на деле кровно заинтересованы в бесконечном продолжении войны.
— Да уж, — печально пробормотал я. — В умении соблюсти шкурные интересы наши власти явно преуспели… А ты, случайно, не в курсе, что произойдёт, когда Рубеж «пододвинется» к нам вплотную?
— Рад бы тебя успокоить, да нечем, — покачал головой Виталик. — Впрочем, для нас это однозначно послужит избавлением от долгой агонии. Я, конечно, не очень силён в физике, но точно знаю, что перемещение Рубежа будет сопровождаться выделением гигантского количества тепловой энергии. Так что вскоре здесь останется лишь выжженная пустыня, покрытая слоем пепла, частью которого станут и наши тела.
Мы одновременно замолчали. Каждый из нас мучительно подыскивал, но никак не мог найти подходящие слова для продолжения разговора. Да и что тут, в сущности, можно было добавить?
Три недели спустя. Из обращения президента мергви к своим гражданам:
— Многострадальный народ мой! Впервые за последнее время у меня появилась возможность сообщить тебе утешительную новость. Благодаря титаническим усилиям наших прославленных учёных нам наконец-то удалось остановить продвижение Рубежа по родной земле! Более того, начиная с сегодняшнего утра мы сами обрели возможность перемещать Рубеж в сторону территории противника. В моих глазах стоят слёзы счастья, поскольку теперь окончательное поражение ненавистных йоркви является лишь вопросом недолгого времени. Это будет поистине Великая Победа…