Инверсия.
Тёплые, нежные, искристые солнечные лучи пробивались сквозь густой туман, окутавший поле. Молочно-жёлтый, будто дым от сгоревшей соломы, он и правда пах сладким дымом.
По щеке, согретой утренними лучами, кто-то будто слегка провёл пальцем, поднялся до кончика носа и сорвался вниз, щекотно задев краешки губ.
Вика открыла глаза и увидела чёрного паука-волка. Абсолютно безобидное создание, частенько заползающее куда не следовало. Пару секунд Вика разглядывала матовое, угольно-чёрное брюшко с восемью парами пушистых ног. Паучок, вблизи или от страха, казался не меньше тарантула. Вика хотела завизжать, но горло пересохло, и вырвался лишь тихий писк.
- Ты чего? – услышала она из-за спины спокойный, сонный голос Лёшки.
Она резко села и, пытаясь понять, где находится, оглядывалась, с опаской косясь на сухой лист лопуха, под который благополучно сбежал паучок.
В плотной пелене тумана видно было не дальше пяти метров, а над головой, на бледно-голубом небе ярко светило солнце.
Согретый утренними лучами воздух прижал остывший за ночь, впитавший влагу слой к земле, сгустив в нём запахи, приглушив цвета и звуки. Температурная инверсия – красивое и редкое явление природы.
- Ух ты, – Лёшка оглядывался вокруг, – фантастика.
- Чего «ух ты»? – возмутилась Вика, – мы что, в поле уснули?
- Ну, да.
- И что?
- Ничего. Но по факту, – он хитро прищурился, – мы провели вместе ночь.
- Тебе смешно, – фыркнула Вика, – а мне теперь как… дома всё объяснить?
- А ты не объясняй.
- А что я скажу?
- Ничего. Ничего же не было, вот ничего и не говори.
- А может сказать, что мы у Димки в гостях остались, или…
- Знал я одного врунишку, – искоса посмотрел на неё Лёшка, – который, ох как чуть не поплатился за выдумки на ходу. Врать уметь надо, а мы с тобой не научились.
Как всё просто было в Лёшкиных словах. Как всё сложно оказалось на практике, дома, на кухне, стоя перед бабушкой, Валеркой и приехавшими вчера родителями. Они уже закончили завтрак и допивали чай. А Вика уже поняла, что любые, заранее придуманные ею ответы приведут к скандалу.
- В поле.
- С Лёшкой.
- Ничего.
- Нет.
- Сказала же, нет!
- Я не кричу.
- Ладно, поняла.
- Согласна.
- За что?!
- Мы разговаривали и уснули.
- Какой домашний арест?
- На три дня?
- Как на неделю?!
- Мама!
- Всё понятно.
Вика, хлопнув дверью, ушла на крыльцо. Бухнулась на диванчик, открыв вверх ногами «Мастера и Маргариту».
А и правда надо было всё это сделать. Хотя бы пострадала заслуженно. А теперь? Ну Лёшка, всё у него просто. Придёт вечером, я ему устрою. Ой… нет уж, лучше пусть не приходит, пока родители в город не уедут. Сам бы догадался не появляться здесь, лунный радиолюбитель, – взглянув на строчки, Вика рывком перевернула книгу.
Через десять минут зашла мама, осторожно присела на краешек дивана.
- Вика, скажи правду. Если вы действительно близки, надо подумать о… – мама вздохнула и грустно посмотрела на дочь, – о предохранении.
- А вам о доверии к собственной дочери, – буркнула Вика, уткнувшись в книгу.
- Ты же прекрасно знаешь какие могут быть последствия…
- Мама, – возмущённо начала Вика, – я всё прекрасно знаю, нам это даже в школе объясняли, и я всё запомнила, усвоила, поняла. А вы способны понять, что мы не четырнадцатилетние подростки, которые могут думать только об этом? Есть и другие интересные вещи и вообще… А Лёшка он… – Вика глубоко вздохнула, на глаза навернулись слёзы, задрожала нижняя губа, – мы расстанемся скоро, – она всхлипнула, слёзы ринулись вниз, – почти на го-од, – Вика развернулась и, рыдая, уткнулась лицом в подушку.
Женщина осторожно погладила дочь по волосам:
- Если всё серьёзно, ваша разлука долго не продлится. Что он, навсегда уезжает? Или в Америку? Нет безвыходных ситуаций. Доченька, надо умыться и позавтракать…
А Алексей сидел в кресле, подогнув под себя ногу, в глубокой задумчивости или в отсутствии мыслей. На полке шкафа гордо стоял исправно неработающий приёмник, рядом лежали проштудированные от корки до корки обе дедушкины тетради. Разгаданные тайны и загадки удручали и нагоняли тоску. По инерции хотелось куда-то ехать, о чём-то думать и что-то решать. Но этого чего-то не было.
Забытый Марго журнал робко скучал рядом с тетрадями, явно стесняясь таких научных соседей.
Реклама духов, часов, неизвестно чего, может быть одежды, вступительная статья редактора, снова реклама, на этот раз помады, оглавление, сравнение удачных и не очень нарядов знаменитостей на каком-то фестивале, снова реклама чего-то, а, ювелирного салона, (ну сколько можно?), интервью с известной (кому?) моделью, нагло улыбающейся во всю страницу, гороскоп, тест на совместимость по виду любимых фруктов (тот ещё бред).
Глянцевые, тяжёлые страницы прилипали к пальцам, не желали переворачиваться. Алексей, сложив журнал почти пополам, начал листать его с конца, выпуская странички по одной из-под большого пальца, без интереса глядя на цветные картинки.
О, «Хищники и жертвы» статья, психологическая, типа.
Лёшка с иронической усмешкой пробежал глазами пару строк, хотел было перелистнуть дальше, но знакомая фраза зацепила взгляд: «Мужчины, поддавшись воле чувств, превращаются в детей».
Ну и знатоки писали, хороши психологи, в детей превращаются, как же. А что не в младенцев? Хотя... Как он вчера себя повёл? Он знал, зачем шёл к Вике, знал, зачем позвал её гулять ночью. Знал! Но в последний момент передумал. Сколько можно метаться и тянуть с решением?
Удобно думать о себе в третьем лице, особенно если обсуждаются сложные вопросы, ответов на которые нет ни у кого из твоих «Я».
А может, не он должен делать выбор? То есть, не только он. Решение должно стать общим. Ага, вот и ребёнок просыпается, забавно. То, не спросив никого, ни о чём, он единолично принимает решения, то не может решить хоть что-нибудь. А она вчера такое сказала. Она – его! А он – дурак! Наговорил ей такой ерунды. Что ему эти полгода и четыреста километров? Он что, навсегда уезжает? Или в Америку? Есть же способы оставаться вместе, даже на расстоянии. И есть ещё время для правильных слов.
Вика выглянула из окна крыльца. Сейчас она сердилась, и глаза слишком блестели, точно не от радости.
- Лёшка, ты не вовремя, – тихо фыркнула она, с опаской косясь на дверь в сени.
- Пойдём, поговорить надо, – грустно прошептал он. Сердце разрывалось от жалости. Она плакала, а причина её слёз – он.
- Не могу, – прошептала девушка, – у меня домашний арест.
- За что?
- За правду, которая плохо выглядит. Сам прикинь, что подумали родители, когда я с утра заявилась: здрасте, я там в поле с Лёшкой радиофизикой занималась. Всю ночь напролёт.
Разговаривать через окно Алексею резко разонравилось.
Главное, не вести себя как... обычно. Взрослые люди разговаривают по-взрослому.
Совершенно спокойно он поднялся на крыльцо, нежно поцеловал ошеломлённо-встревоженную Вику и прошёл в дом, не обращая внимания на попытки девушки остановить его.
- Лёш... Стой, не надо. Ну куда? Мамочки... – шептала она, еле успевая за ним, уверенно идущим вперёд в поисках... – Только бы не отца.
Тот перебирал в очередной раз сломавшийся выключатель. Этим летом в сенях регулярно наступал конец света, что в одном известном случае привело к рождению маленькой Вселенной... для двоих.
- Александр Михайлович, здравствуйте, – начал Алексей, только увидев мужчину в конце коридора. От такого официального и слишком громкого обращения отец отложил выключатель и отвёртку, и медленно повернулся.
- Здравствуй, Алексей, – ответил он с ноткой удивления.
- Виорика… – парень сделал многозначительную паузу, внимательно глядя на мужчину. Тот понимающе, немного грустно улыбнулся и покачал головой. Вика застыла, словно фарфоровая статуэтка, сложив руки на груди, и почти спряталась за Лёшкиной спиной. Не сводя глаз с отца, она открывала и закрывала рот, силясь хоть что-то произнести. Но её опередил Алексей:
- ... Сказала вам правду! Мы провели вместе ночь, но не в том физиологическом, естественном, для двух любящих людей, смысле.
- Интересно, – отец, уже без тени улыбки, степенно переводил взгляд с растерянной дочери на полного решимости парня и обратно.
- Вас что-то удивляет? – Алексей засомневался во «взрослости» своего разговора, и голос его чуть дрогнул, – я понимаю, ситуация выглядит не самым лучшим образом, но вы сами прекрасно знаете, для того чтобы переспать целая ночь не нужна, – он услышал, или вернее почувствовал, как Вика за его спиной глубоко вздохнула и закрыла лицо руками, – и, поверьте, возможность сделать это раньше, выпадала иногда и несколько раз на дню. Но мы не спешим ей воспользоваться… пока.
Последнее слово далось Алексею с трудом. Он даже приготовился получить… Морально приготовился. Поставить блок ему бы наглости не хватило, хотя… это же всё рефлексы. Но, похоже он зря напрягался.
- Хм-м, резво, – задумчиво и негромко ответил отец.
От волнения, стыда и страха у Вики зашумело в ушах. Она ничего не слышала, а папа ведь что-то ещё говорил. Пересилив себя, как сквозь толстое стекло, больше догадываясь по губам, девушка разобрала слова отца: «Она только о тебе и говорит, не разочаруй...» Лёшка что-то сказал, уже с улыбкой. «Ну раз так – отвечаешь головой». Снова волна смущения, от которой нестерпимо захотелось зажмуриться и заткнуть уши. Не видеть, не слышать, оказаться отсюда далеко!
- Эй, Рики, – Лёшка потряс её за плечо, – пойдём.
Слух вернулся, а самообладание – нет.
- Ну и молодёжь пошла, – вполголоса по-доброму ворчал отец, прикручивая выключатель на место, – школу закончить не успеют, а разговором за пояс заткнут.
Щёлкнула кнопка, в сенях зажёгся свет и тут же снова погас, замерев на мгновение красным витком внутри тонкой стеклянной полусферы.
- Чёрт бы побрал этот выключатель, – простонал отец.
- Патрон проверьте, – Лёшка искоса взглянул на мужчину, в очередной раз удивился собственной наглости и, не рискнув испытывать судьбу, увёл Вику за руку.
- А вообще-то, ты, наверное, прав, – услышал он за спиной, – ну-ка, ну-ка...
- Лёш, а что это за «пока» было? – Вика хитро улыбнулась.
- А, это, – Лёшка вдруг неожиданно для себя смутился, замялся, наверное, впервые при разговоре с девчонкой, – это… Слушай, я вчера тебе наговорил глупостей каких-то. У меня настроение было плохое. Москва не так уж и далеко, а полгода не такой большой срок, и это в самом худшем случае… Опять ерунду говорю, – сказал он на полтона тише и добавил уже шёпотом, – лучше ты скажи. Одно слово. Только не сейчас, не спеши, подумай. Будет так, как ты захочешь.
- А ты?
- А я уже давно всё решил, – его улыбка сказала Вике больше, чем любые слова, – мои чувства к тебе не изменятся ни при каких обстоятельствах.
- Ну а я, подумаю ещё, – наигранно-высокомерно она подняла глаза к небу, зажмурилась, закусила губу и вдруг бросилась к нему, повиснув на шее и шепча со слезами:
- Я не хочу с тобой расставаться! Я не смогу без тебя...