У современных детей нет недостатка в игрушках. Яркие, разноцветные, говорящие, поющие, летающие, заводные, интерактивные… Казалось бы, при таком разнообразии удивить ничем невозможно. Но почему-то дети, избалованные этим изобилием, не могут остаться равнодушными к глиняной игрушке. Чем трогают их простые кони, собачки, барашки – такие же, какими играли наши предки сотни лет назад? Светлана Пиманова, занимающаяся возрождением петровской игрушки, кажется, знает ответ на этот вопрос.
Текст: Зоя Мозалева, фото: Александр Бурый
Светлана по образованию художник, преподавала в студии и не собиралась ничего менять в своей жизни. «Не я, а моя подружка захотела заняться глиной. Мне хватало рисования и преподавания. Но она упорно меня агитировала: давай найдем человека, который нас научит», – вспоминает Светлана. Знала бы Светлана, как изменит ее жизнь стремление подруги…
Человека они нашли. Да не просто способного научить, а по-настоящему увлеченного глиной. «Михаил Александрович занимается этим ремеслом вот уже тридцать лет, – рассказывает Светлана. – Когда он лепит, это завораживающее зрелище – у него руки просто танцуют. Он занимался лепкой, а потом в его судьбе появилась петровская игрушка. Она не оставила его равнодушным». Не осталась равнодушной к ней и Светлана. Почти двадцать лет назад она пришла к Михаилу Александровичу Шмарову ученицей, пять лет осваивала тонкости глиняного мастерства. А потом стала и единомышленницей, и супругой учителя. Спустя несколько лет они решили, что исконному костромскому ремеслу необходимо иметь свой музей. Так в Костроме появился Музей «Петровская игрушка».
Дымковская, филимоновская, романовская, каргопольская… Об этих игрушках большинство из нас слышало. У петровской нет такой всероссийской славы. «Удивительно, но даже не все костромичи знали о ней, – говорит Светлана, выдавливая стеком узор на глиняном коньке. Мы застали ее за созданием очередной игрушки, а глина ждать не умеет. – Если о дымковской игрушке написано много книг, то петровская игрушка осталась белым пятном в народном искусстве. Описаний ее очень мало, есть лишь короткие статьи, причем даже не искусствоведов, а, скорее, коллекционеров. Искусствоведы же, как правило, вскользь упоминали о нашей игрушке. То есть промысел был почти потерян. Мы и сами понимали, что знаем о костромской игрушке очень мало, поэтому по крупицам собирали все, что можно было найти». Михаил и Светлана ездили по селам и выспрашивали у местных жителей подробности промысла. «Кто-то учился у мастеров петровской игрушки, кто-то сам ее делал, – говорит Светлана. – Последний мастер петровской игрушки ушел из жизни в 2013 году: Валентин Константинович Веселов прожил 87 лет, нам удалось у него многому научиться». Хранят в музее память и о Павле Алексеевиче Иванове и Александре Васильевиче Зайчикове – пожалуй, самых известных мастерах петровской игрушки. Это большая удача, что сделанные ими игрушки сохранились, сегодня они – коллекционная редкость. А когда-то в петровских игрушках не видели никакой ценности. «К нам в музей нередко приезжают уроженцы села Петровского, рассказывают, что детьми играли этими игрушками и совсем их не берегли, не осознавали их ценности, – объясняет Светлана. – Говорят, только теперь понимают, что это народное искусство, что надо было поставить эти игрушечки на полку и беречь как символ родины».
ПОНЯТЬ ГЛИНУ
В Петровском был гончарный центр. Ремеслу учились из поколения в поколение, начиная осваивать тонкости работы с глиной лет с шести. Этот промысел не так прост. Технологию освоить нелегко, да и организация процесса – дело трудоемкое. Даже сейчас покупка печки требует довольно больших средств. Так было и раньше: для обжига глины использовалась особая дровяная печка. «Некоторые думают: что тут сложного – накопаю глину и слеплю. Вроде бы вот она глина – под ногами. Но все не так просто. Слепить – это еще полдела. Чтобы завершить работу, надо приложить немало усилий, и на каждом этапе есть свои подводные камни», – говорит Светлана. На вопрос, сложный ли материал глина, Светлана отвечает: «Здесь нужно понимание. Если оно есть, то проблем не возникает, а если нет, то работать невозможно, глина не поддастся». Наверное, это даже не понимание, а какое-то особое чутье, которое должно быть у художника. Только в таком случае он найдет общий язык с глиной. И у Михаила Шмарова, и у Светланы Пимановой такое чутье явно есть: об этом говорят сотни зверушек и человечков в витринах Музея петровской игрушки.
«Конечно, сегодня многое изменилось и в технологии, и в материалах. С дровяным обжигом, с неэкологичной глазурью в наше время не работает ни один гончарный центр. Хотя и в XIX, и в ХХ веках у всех был один рецепт: свинцовый сурик, несмотря на то, что он очень вредный. Но других вариантов просто не было, – раскрывает тонкости гончарного ремесла Светлана. – Сейчас мастера традиционных промыслов пользуются другими материалами, и вроде бы все они одинаковые, но изделия у всех выглядят по-разному. Причина в том, что есть особенности, которые формировались годами, – лепка, формы, набор орнаментов, пантеон образов. В каждом промысле свои отличительные особенности, собственные критерии. Конечно, в каждой местности глина своя, но даже когда мы пользуемся привозной, то все равно замешиваем ее так, чтобы было похоже на первоисточник. Поэтому пробуем одну глину, другую – это тоже творческий поиск. Ведь даже в одной яме глина не бывает одинаковой. У нас в Костроме есть один гончар, ему 80 лет, он до сих пор работает, а осваивал свое ремесло в Узбекистане, оттуда уехал в Иркутск, а потом судьба занесла его в Кострому. Так вот он рассказывал, что не сразу смог вернуться к своему ремеслу – три года потратил на поиск подходящей глины. Сейчас нашел, зимними вечерами крутит гончарный круг, летом выходит на базар и продает свои изделия».
Так что глина не так проста, как кажется на первый взгляд. Зато если проникся человек тонкостями работы с этим материалом, скорее всего, уже не бросит работать с ним. Так случилось в свое время и с Михаилом Шмаровым. А к петровской игрушке его привел случай. В судьбоносном 1988 году сотрудник Романовского музея показал начинающему гончару костромскую игрушку, познакомил его с искусствоведом Александром Наумовичем Фрумкиным, который собирал сведения об этой игрушке и ездил к мастеру Павлу Алексеевичу Иванову. Выставки Павла Алексеевича проходили даже в Эрмитаже. В 1970-х годах случился всплеск интереса к петровской игрушке, ее образцы появились в музеях. А Павел Алексеевич Иванов стал одним из тех, кто не дал угаснуть скромной игрушке из села Петровского.
РАЗМЕННАЯ МОНЕТА
Когда появилась петровская игрушка, сказать невозможно. Никаких археологических данных на этот счет нет. Известно лишь, что в XVII веке село Петровское уже упоминалось. «Мастер Веселов говорил нам, что игрушки делали «деды и деды наших дедов», – рассказывает Светлана. – Вообще, в каждом селе был свой промысел. Знаем, что в соседней с Петровским деревне производили кирпичи, которые использовались для строительства храмов, для кладки печей. Где-то делали ковши, где-то шили шапки. Во всех деревнях было так заведено: летом – работы в поле, а зимой – промысел, помогавший выживать крестьянам. Глиняная посуда активно использовалась до 60-х годов ХХ столетия – ее производили в больших количествах. Стоит вспомнить, как в то время жили крестьяне: работали за трудодни в колхозе. Промышленную посуду они себе позволить не могли, ее не на что было купить. Так что пользовались глиняной. Когда мы пытались выяснить, сколько же тогда стоили игрушки, поняли, что игрушка была, можно сказать, сопутствующим товаром, дополнением к промыслу. Мелкую игрушку делали в огромном количестве, она была разменной монетой, ею нередко расплачивались со старьевщиками, которые ходили по дворам».
Как рассказывает Светлана Пиманова, занимавшаяся изучением истории гончарства, этот промысел стал затухать в 1960-х годах, когда указ Хрущева приравнял гончарный круг к механическому средству, а гончаров обложили высокими налогами. Кустарный промысел потихоньку стал сходить на нет… После хрущевского запрета в Петровском остались только два мастера – Павел Алексеевич Иванов и Александр Васильевич Зайчиков. Из-за инвалидности у них были налоговые льготы, и они могли продолжать свое дело. Сейчас в витринах Сусанинского и Романовского музеев Костромы можно увидеть подборки именно их работ.
«Петровская игрушка осталась обливной. Она не стала расписной – в этом ее характерная особенность. Филимоновская, дымковская, каргопольская – все они крашеные. Кстати, каргопольская тоже когда-то была как глиняный горшок с ямочным орнаментом, это уже потом ее женщины перекрасили. Пока мужчины промыслом занимались, все было в одной технологической линейке, а когда женщины за него взялись, все поменялось, – улыбается Светлана. – А у нас так сложилось, что промыслом всегда занимались мужчины, технология не менялась, и игрушка осталась глазурованной, с ямочным орнаментом. Не приобрела наша игрушка «городской» вид – считалось, что белить и красить игрушки начали в подражание фарфоровым статуэткам, которые были крестьянам не по карману – вот и создали они себе более дешевый вариант».
Знает Светлана Александровна и другие версии, точнее, логичные объяснения появления краски на игрушках. Дело в том, что игрушка нередко выделялась в самостоятельный промысел. Для посуды важно быть глазурованной, а для игрушки в этом нет никакой необходимости. «Технологически глазурование более сложное, чем краска – объем печи для обжига должен быть больше, все игрушечки надо поставить обособленно, чтобы они не касались друг друга, иначе они прилипнут, придется разбивать. Если же игрушку красить, можно хоть горой навалить и обжечь – возможности обжига сразу увеличиваются в несколько раз. Так что крашеную делать проще и быстрее. Во многом именно это определяло выбор технологии – крашеная экономически выгоднее. Обжег, а потом сиди и расписывай, – объясняет Светлана. – Появление глазурования – это уже конец XVIII – начало XIX века. Что было до того, сказать точно нельзя. Вряд ли изделия тогда глазуровали, ведь для крестьян глазурь была дорогим материалом. До глазури делали черновощение, молочение. Скорее всего, такой была и петровская игрушка. Но до наших дней она дошла глазурованной».
«ОТБОРНЫЙ» ТУРИСТ И ПОГРЕМУШКИ-ГРЕМОТУШКИ
В XXI веке у петровской игрушки появился собственный музей с просторным и вместительным залом, который позволяет в полной мере представить все ее многообразие. Впрочем, здесь можно увидеть игрушки не только Костромского края: за долгие годы работы, путешествий по различным фестивалям, обмена с разными мастерами собралась большая коллекция. Все это пряталось в коробках и хранилось в «запасниках» мастерской. Люди часто изъявляли желание посмотреть на накопленное богатство, на образцы петровской игрушки. А показать-то было и негде… «У нас было подвальное помещение, собственно, оно есть и сегодня – там у нас находится мастерская, которую мы называем авгиевыми конюшнями, – смеется Светлана. – Людей туда не поведешь – там идут рабочие процессы». Светлана и Михаил стали искать помещение. Конечно, это было непросто – зал, по их представлениям, нужен был большой. После долгих поисков такой удалось найти на окраине Костромы. Но в том, что музей расположился не в центре, его создатели видят только плюс: «Если бы турпоток был больше, ушла бы художественная ценность, пришлось бы упрощать изделия. А для нас важно было сохранить баланс. Мы не ставили перед собой цели обогатиться или создать туристический объект. Мы хотели показать людям петровскую игрушку. А некоторая удаленность от центра гарантирует, что до нас добирается «отборный» турист. Приходят только самые стойкие, самые знающие – те, кому это на самом деле интересно, – рассуждает Светлана. – Равнодушных к нашему промыслу приходит один на тысячу. Хотя встречаются, конечно. Вот буквально на днях мужчина возмущался, что мы так подробно рассказываем о крестьянской культуре, традициях, поверьях. А как же без этого? Ведь в крестьянском мире все это связано. Все верования, поверья, поговорки, пословицы – они неразрывно связаны с крестьянской жизнью. И орнаменты у нашей игрушки языческие, как это можно изменить, если все уходит корнями глубоко в историю?»
Орнаменты петровской игрушки перекликаются с узорами, встречающимися в вышивке, в резьбе по дереву – символы одни и те же, характерные для крестьянской жизни. Конь, лестница в небо, цветок плодородия, а еще шестикрылая розетка Перуна-громовержца. «Вы обратите внимание на наличники – каждый второй будет со знаком Перуна-громовержца. Будут там и Макоши. Макошь – это покровительница плодородия, богиня судьбы. Изображается как женщина с поднятыми руками, она часто присутствует на северных вышивках, ее можно увидеть на рушниках, – объясняет Светлана. – В орнаментах встречаются одни и те же знаки – солнце, дождь, земля, вода, вспаханные поля. Все, что крестьянин видел, отражалось и в вышивке, и в игрушке. Где влияние города было сильнее, появлялись и городские сюжеты, а где этого влияния не было, образы и символы оставались одни и те же. И хотя сейчас мы, может быть, добавляем немного новых сюжетов, все равно наша игрушка в основном односложная – это, как правило, одна фигура. Таких сюжетов, как в каргопольской или дымковской игрушке, в костромской не увидеть. Козел, баран, свинья, утка – кого видел крестьянин, того и лепил. Есть и человеческие образы – их называют «скоморохи», и бабы-кормилицы – женщины с детьми. Игрушки отражали все то, что окружало крестьянина».
Правда, есть один выбивающийся из этой вереницы образ: в петровской игрушке встречается... слон. Говорят, такой неожиданный персонаж появился после поездки Павла Иванова в Ленинград, в Эрмитаж, где проходила выставка его работ. Павел Алексеевич увидел животное в зоопарке, потом слепил его по памяти – так в петровской игрушке появился слон. «Впрочем, это не такая уж редкость. Говорят, в наших храмах можно увидеть и слонов, и крокодилов. Гиды рассказывали мне, что в нашем Троицком соборе в росписи можно найти слона», – улыбается Светлана Пиманова.
А если соблюдать точность, то люди лепили не только то, что видели, но и то, что слышали. Ведь петровская игрушка еще и звучит. В музее то и дело раздаются мелодичные трели – это мастера проверяют новые изделия. «Игрушка у нас звучащая, но не всегда свистящая, – объясняет Светлана. – В арсенале петровской игрушки есть еще разряд погремушек, гремотушек. Считалось, что такой шум оберегает дом, людей, призывает силы природы. И неслучайно на праздниках часто играли свистульки – не потому, что это музыкальный инструмент, а потому, что это считалось музыкальным оберегом. И по своим наблюдениям могу сказать, что каждого человека свист притягивает. А звуки у петровской игрушки очень интересные – от высоких до низких. Когда к нам музыканты заходят – тут такие трели разливаются… Возможности у наших свистулек богатые».
Заходят в музей не только музыканты – здесь побывали, наверное, представители всех профессий. Да и география гостей обширна. «Откуда только не приезжают. Интернет – это великая мощь. Вот всегда говорят про сарафанное радио – это самая действенная реклама, когда информация идет от человека к человеку. Теперь сарафанное радио приобрело такие масштабы, что новости разлетаются по всему миру. Один человек побывал, привел еще пятерых. Двое побывали – привели десятерых. И это работает как снежный ком», – утверждает Светлана. Такой популярности создатели музея не ожидали. «Приятно, что есть люди, которые приходят к нам в четвертый, в пятый раз. Когда слышу такое, говорю: наверное, на экскурсию не пойдете? Но они идут, говорят, что интересно. В такие моменты думаешь – не зря мы все это затеяли…». Конечно, не зря.
ПЕЧКА-ХУДОЖНИК И ДРУГИЕ ТВОРЦЫ
Наверное, петровская игрушка сохранилась бы в музеях, может быть, о ней знали бы только искусствоведы. Но такой популярности, как сегодня, костромской промысел точно не приобрел бы. Вряд ли слава о нем разлетелась бы до самых дальних границ России и перешагнула за ее пределы. После открытия музея образцы петровской игрушки появились в домах самых разных городов, ведь гости могут не только посмотреть на народное творчество, но и сами стать творцами: на мастер-классах в музее каждый желающий собственными руками мастерит петровскую игрушку. «В наших изделиях каждый находит что-то для себя. Игрушки нравятся очень многим, у нас их охотно покупают, мы нередко сидим с пустыми полками – все разлетается. Как-то я пробовала подсчитать, получилось, что за месяц уходит более тысячи экземпляров. Больше считать не стала, – машет рукой Светлана. – А ведь на мастер-классах и гости лепят сами, и наши мастера лепят, и все равно не хватает». Мастер-классов, как приблизительно подсчитали в музее, за год проводится около 5 тысяч! Пожалуй, цифра говорит сама за себя…
Большинство гостей не отказываются от возможности создать фигурку, ведь это действо сродни волшебству, когда бесформенный кусок глины превращается в игрушку, причем не простую, а музыкальную. И волшебство это творится руками… Впрочем, есть у мастеров и свои волшебные палочки. «Стеков очень много. – Светлана крутит в руках тоненькую палочку, которой только что наносила узор на коняшку. – Вот этот Михаил выстругал сам из бересклета – его древесина прекрасно подходит для глины».
Похоже, Светлана знает о лепке все, но признается, что всему училась у супруга – Михаила Шмарова можно назвать настоящим гуру глины. Многолетний стаж и опыт позволяют ему предугадать поведение этого порой непредсказуемого материала, создать правильный состав, слепить что угодно… Чтобы понять, как трудились гончары в далеком прошлом, Михаил Александрович провел сложнейший эксперимент. «Он умудрился воспроизвести технологию прошлого в муфельной электрической печи, что практически невозможно, потому что надо обеспечить горение кислорода. Чтобы было максимально приближено к условиям прошлого, он клал в печь дрова, завернутые в специальную технологическую вату, которая не горит. Все это заворачивал в специальную фольгу, чтобы на последнем этапе обжига сгорел кислород. Это был сложный опыт, который требовал серьезных расчетов, но он со всем справился, – рассказывает Светлана Пиманова. – Вообще, музей показал, насколько разный подход у мужчин и женщин к творчеству, насколько разная у нас психология. Мужчины больше специализируются на технологии – как глину размешать, какую глазурь применить, при какой температуре обжигать. Нас, женщин, больше интересуют мифы, сказки, предания».
«После обжига игрушки меняют цвет, – объясняет Светлана. – Керамист должен владеть и цветовым искусством». Как выясняется, описания этих процессов практически нигде нет. Знают об этом только гончары, а искусствоведы, например, не догадываются, как в керамических изделиях появляется зеленый цвет. Светлана начинает объяснение издалека: «У нас ручьи текут красной водой, потому что в воде много железа.
Так проявляется наш север. Когда глину обжигали в дровяной печи, происходило восстановление железа. С печкой как было – доводили температуру до нужной, закрывали заслонкой и полностью замазывали глиной, давая остыть. А в печке идет химический процесс, цвет у черепка становится как у настоящего железа – серый. Причем происходит это неравномерно. Поэтому одна и та же глина может дать разные цвета. Почему так происходит? Газовая среда может быть неоднородной. Кислород сгорает неравномерно». Да и как кислород мог сгорать равномерно, если печи были просто огромными – в костромских деревнях на гончарной печи могли уместиться 9 человек. А сколько в такую «печурку» горшков влезало… И, конечно, готовые изделия могли получиться разных оттенков – где-то серый, где-то зеленый цвет, ну, и рыжей классики, конечно, никто не отменял. Так что печь – тоже немного художник, она тоже творила чудеса, добавляя изделиям живописности.
Светлана и Михаил продолжают копаться в истории, находя все новые и новые сведения о старинном промысле. «Очень многое всплывает в сказках, пословицах, поговорках, загадках. Когда все это собираешь, складывается картина крестьянского быта. Сейчас часто говорят про генетический код – а вот он, ключ от этого кода, – показывает Светлана один из образцов глиняной игрушки. – Наша история состоит из маленьких крупинок, которые мы должны собирать, чтобы не терять связи со своими предками».