Найти тему
Алексей Притупов

Записки рядового Военно-Воздушных Сил. Часть 2

Оглавление

Калинин-Мигалово

Сразу хочу предупредить моего читателя, надеюсь, что он у меня когда-нибудь появится, что в моих повествованиях нет ни одного вымышленного персонажа, ни одной придуманной фразы. Все описано так, как оно происходило на самом деле.

И вновь я возвращаюсь в своих воспоминаниях к далекому июню 1973г. Как я уже писал ранее, после команды: «По машинам!» погрузились мы в топливозаправщик МАЗ-500 и отправились в путь в составе воинской автоколонны, состоящей примерно из 120 автомобилей по маршруту Кубинка-Калинин. Колонна растянулась на несколько километров. В голове и хвосте колонны едут военные регулировщики, которые во время движения перекрывают примыкающие дороги, чтобы колонна не растягивалась. Головной автомобиль, возглавляемый начальником колонны, движется со скоростью не более 40 км/ч, а замыкающий автомобиль, по непонятной для меня по сию пору причине, со скоростью 70-80 км/ч. колонна, обогнув с северо-запада ближайшее Подмосковье, выехала на Ленинградское шоссе и двинулась на север в сторону г. Калинин, теперешняя Тверь. Ленинградское шоссе пролегает по берегу р. Волга в живописнейших местах.

Центральная часть России заселена очень плотно. Двигаясь по шоссе в северном направлении, я не переставал удивляться. Только что проехали дорожный знак, показывающий, что один населенный пункт закончился, буквально через 100м новый, обозначающий, что начался другой населенный пункт, и так до бесконечности. Помню, проезжал населенный пункт «Большое Мелково». Спустя много лет прочитал в альманахе «Рыболов-спортсмен» рассказ о знаменитой рыбалке на Волге в этом селе. Проезжая г. Клин, родной город знаменитого композитора Чайковского, прославившего себя операми: «Евгений Онегин», «Пиковая дама», впервые увидел в своей жизни, установленное на постаменте артиллерийское орудие. Все в нашей жизни когда-нибудь происходит впервые. Также впервые я увидел разбитую легковую машину и лежащие на обочине дороги четыре неподвижных тела, прикрытых с головой белыми простынями в красных пятнах крови. Запомнилось на всю оставшуюся жизнь. Подумалось, вот люди жили, радовались жизни, в то время личный автомобиль был не средством передвижения, а роскошью, торопились. Судя по количеству тел, лежащих на обочине, под простынями, это была семья. И как в песне поется, вот она была и нету. Мораль: торопись медленно. Ну, хватит о грустном. За всю дорогу больше ничего существенного не случилось. А может просто забылось, прошло- то без малого 47 лет. За это время некоторые детали могут сгладиться из памяти. Долго ли коротко ли длился наш путь, приехали мы туда, куда по задумке нашего командования мы должны были приехать, в пос. Мигалово, расположенный на юго-западной окраине г. Калинин. Аэродром этот в 1941 г построили воинские части вермахта. Военный городок расположен на берегу Волги в сосновом и еловом лесу. Где заканчивается лес, начинается большое поле со взлетно-посадочной полосой протяженностью 2,8 км, рулежные дорожки, а также бетонированные площадки для стоянки самолетов. Никаких закрытых ангаров, как в Кубинке, и в помине не было. Авиационная техника, то бишь самолеты, располагалась на открытом воздухе. На аэродроме базировался полк дальней авиации, состоящий из самолетов ТУ-16, это военный вариант пассажирского ТУ-104, экипаж 7 человек. К КПП, расположенному на территории военного городка, подходил маршрут городского трамвая, трамвайное кольцо располагалось прямо за забором. На территории военного городка находились две 3 этажные двух подъездные «николаевские» казармы, построенные еще в 19 веке, а вообще-то никто достоверно не знал, когда они были построены.

В первом подъезде на первом этаже было расположение автороты, аэродромной роты и тех. части. По совокупности, размещалось около 200 человек. Плюс ленинская комната, комната дежурного по части, оружейная комната, каптерка - царство ротного старшины и каптерщика, туалет и умывальная комната. Кстати, каптерщиком назначили моего земляка Витьку Афанасьева, того, с которым мы пешком пришли в армию из Центрального райвоенкомата г. Барнаула.

Во втором подъезде было расположение роты охраны и роты связи нашего же батальона. Так что весь наш отдельный батальон авиационно- технического обслуживания расквартировали на одном этаже трехэтажной казармы. Как вы помните, казармы было две. Кто был расквартирован в остальных помещениях, я даже из чистого любопытства никогда не пытался выяснить. Построены они были из того же красного кирпича, как постройки нашего авиационного училища, откуда уходил на войну 1812г. наш барнаульский полк.

Прямо перед входом в казарму был расположен плац для строевых занятий, спортивный городок с турником, конем, брусьями и колесами для тренировки вестибулярного аппарата. Одно, когда ты крутишься прямо через голову и второе, когда ты крутишься боком. За плацем находилось двухэтажное задание современной постройки гарнизонного лазарета. Если от входа смотреть вправо, стояли два одноэтажных щитовых барака в одном из которых был штаб нашего батальона, библиотека и солдатская чайная или буфет, где ты за наличный расчет мог выпить настоящего чая, кофе, съесть сдобную булочку. Во втором было женское общежитие военнослужащих телефонисток. Солдаты звали его «бомон», что в переводе на обыкновенный гражданский язык означало «бабский монастырь», а дальнейшей расшифровке не подлежит.

С торца штаба батальона через дорогу располагалось п-образное здание солдатской столовой с кухней и двумя обеденными залами. Если следовать по дороге, оставляя за спиной военный городок, то с левой стороны располагался автопарк нашего батальона, как говорили и писали во время ВОВ «хозяйство майора Чернова» начальника авто службы нашего батальона. Дальше дорога вела к северному КПП, выходящему на разбитую проселочную дорогу. Этим КПП никто никогда не пользовался. Службу там несли один сержант и один солдат, которые менялись, как и положено по Уставу, раз в сутки. Как-то зимой 1974г. я сподобился попасть в наряд на это КПП. Вечером сержант отпустил меня на ужин в солдатскую столовую и предупредил, чтобы я шел ночевать в солдатскую казарму и явился на службу на следующий день после завтрака, т.к. к нему должна была прийти гостья. А среди ночи нагрянул с проверкой дежурный по части старший лейтенант. И, как говорил наш незабвенный губернатор М.С Евдокимов «трезвый, ну молодой ишшо». На другой день, когда я явился к месту несения службы, мне сообщил это сам сержант. Как его наказали за это, я не знаю, т.к. наши пути-дороги больше не пересекались.

Через северное КПП в гарнизон заходил ж/д путь. Одно ответвление заканчивалось тупиком возле КПП, а второе вело в тупик, расположенный на складе ГСМ принадлежащему полку дальней авиации. И вот, в это свое первое и последнее дежурство на КПП я видел 4 ж/д платформы груженых немецкими танками с белыми крестами времен войны. Очевидно, это был реквизит какой-нибудь киностудии. Но каким боком он туда попал было не моего ума дело. По этому поводу я даже не заморачивался.

Но вернемся к событиям конца июня 1973 г и продолжим дальнейшее описание размещения служб нашего гарнизона. Если обойти нашу казарму с обратной стороны и стать к ней спиной, то прямо через дорогу находился гарнизонный дом офицеров, слева от него столовая для обслуживания офицеров технического состава, справа летного состава, за ней гарнизонная гауптвахта, напротив солдатская баня, гарнизонный универмаг, гастроном и дальше была застройка «хрущевками» для семей офицерского состава и офицерскими общежитиями.

Если идти по дороге между гауптвахтой и солдатской баней, выйдешь на т-образный перекресток. Дорога влево на склад ГСМ полка дальней авиации, дорога вправо по краю летного поля, мимо пожарного депо, начальником которого был старший лейтенант Гиниатулин, судя по фамилии татарин. Мимо складов авиационного оборудования, бомб склада, аккумуляторной станции, ремонтной базы самолетов вела к нам, на дальний склад ГСМ.

Склад ГСМ располагался в густом еловом лесу на удалении трех км от гарнизона. Он был огорожен двумя рядами колючей проволоки высотою 2 м, подвешенной на ж/б пасынках. Между рядами проволоки находилась 3м полоса вспаханной земли. Но это была не контрольно-следовая, а противопожарная полоса. За проволочным забором в 150м находилось еще одно такое же ограждение, обозначавшее территорию аэродрома. Прямо за ним пролегала двух полосная асфальтированная дорога, Старицкое шоссе, еще дальше метрах в двухстах с крутого обрывистого берега открывался живописнейший вид на Волгу с левым низким берегом и лугами, уходящими за горизонт. Ширина Волги в этом месте раза в три уже Оби возле Барнаула. Вода в ней прозрачная, но коричневого цвета, такая же, как в наших торфяных озерах. Ни в какое сравнение не идет с нашей белесо-мутной обской водой. А между берегом Волги и Старицким шоссе стояла деревенька дворов на 20. Какое отношение она имеет к моему повествованию, я напишу, когда придет время.

Со склада ГСМ в гарнизон была еще одна пешеходная грунтовая дорога, на середине которой были развалины так называемого «чапаевского» 2 этажного кирпичного дома. Старожилы рассказывали, что во время съемок фильма «Чапаев» актер Бабочкин во время расстрела плыл не через Урал, а через Волгу. Правда это или нет утверждать не берусь.

Вернемся к складу ГСМ. Если встать спиной к асфальтированной дороге, по которой пришел, с правой стороны находилось одноэтажное здание, сложенное из белого кирпича. В первой большой половине которого находилось караульное помещение нашего батальона. Никаких дощатых заборов без единого отверстия высотой 3 м, как в Кубинке, не было и в помине. Во второй половине, но уже за колючей проволокой, находилось наше бытовой помещение из 2 комнат. Первая - красный уголок, в котором проводились полит. занятия, во второй располагались шкафчики для переодевания в рабочую одежду, большой стол и некрашеные деревянные скамьи. Интерьер дополнял дерматиновый диван с откидными валиками, такой же, как в фильмах о войне и работе уголовного розыска в годы войны и сразу после нее. Вот уже не могу представить, как после окончания ночных полетов, мы умудрялись спать на нем втроем.

Метрах в десяти от нашего помещения находились металлические ворота для въезда на территорию склада ГСМ. За воротами находилась бетонированная площадка, с правой стороны отапливаемый гараж на два бокса с пристроенной к нему котельной, с другой стороны, склад масел, которые хранились в железных 200л. бочках, расставленных в два яруса один на другом. С торца этого здания за отдельной перегородкой, находился склад спирта, так называемая «Спиртовка». В ней постоянно хранились 20-30 шт. 200 литровых бочек со спиртом, причем не техническим, а этиловым ректификатом крепостью 96,6%.

Далее дорога шла по кольцу, чтобы топливозаправщик, порожний, въезжал с одной стороны, а с другой выезжал уже закачанный. На дальней стороне кольца была расположена стационарная насосная станция с двумя стояками для закачки топливозаправщиков, позади которой находились четыре резервуара с керосином. Издали они выглядели как четыре земляных холма, поросших травой. Какой они были емкости, я до сих пор не знаю. На выезде с кольца, с левой стороны, находился еще один склад, в котором хранилась мотопомпа и деликатные масла, такие, как пушечное масло, оружейная смазка, часовое и костное масло. Я впервые узнал, что, оказывается, есть и такое. По кольцевой дороге круглосуточно ходил часовой, пост был трехсменным.

После того как часть нашего «дежурного» немногочисленного воинского подразделения вернулась с учений, проходивших в городе Нежин, расположенного в братской республике Украина, начались армейские будни. Перейдем к личному составу нашего подразделения. Возглавлял его капитан Молоканов-начальник службы снабжения горючим. Краткое описание: возраст уже за 30, но еще не 40, рост 170-172, телосложение пухловатое, лицо, как говорила одна моя знакомая, «посмотришь, и молоко в груди прокиснет». По уставу было положено обращаться к нему «товарищ капитан», так что имя и отчество я за год службы под его началом так и не узнал. Через месяц после начала службы в подразделении, к нам назначили младшего лейтенанта Светловидова, который пришел с гражданки. Роста был такого, что вместе с фуражкой доставал мне до уха, а рост у меня тоже не богатырский, всего 172см. Ходил всегда в галифе, сапогах, ремне с портупеей. Какую должность он занимал, я не знаю, но в редкие промежутки между полетами, проводил с нами полит. занятия. Солдаты дали ему кличку «Шпока», которая приклеилась к нему намертво. Следующий в табеле о рангах шел прапорщик Максимов, зав. складом смазочных материалов, кстати, ключ от спиртовки у него тоже имелся, но об этом чуть позже. Ростом он был чуть выше меня, но по объему в два раз шире. Лицом походил на актера Переверзева, который играл солдата в детской сказке «Марья- Искусница», только без бакенбардов. Лет ему было примерно около 45. Все заботы, связанные с рядовым и сержантским составом, помимо всего прочего, лежали на его плечах. Пишу эти строки, и его лицо стоит передо мной. Солдаты называли его «старшина» даже тогда, когда обращались к нему по службе. Последним из командного состава был прапорщик Симоненко, начальник склада НЗ. Ростом чуть выше меня, тощенький, лицом похож на актера Сергея Филипова в молодости, такой же тонкий хрящеватый нос, оттопыренные заткнутые ватой уши, потому что из них что-то текло. Больше о нем на память ничего не приходит.

Переходим к сержантскому и рядовому составу. Возглавлял наше подразделение сержант Владимир Иващенко, призвался с Днепропетровщины после окончания техникума, значит, на 3-4 года был старше меня. Ростом с меня, телосложение, когда качался на турнике, как у Гойко Митича. На левой руке от плеча до локтя здоровущий шрам от ожога. Говорил на русском языке, иногда вставляя украинские слова. Нрав был спокойный, никогда не повышал голоса. К нам, так называемым зеленым, придирок не строил. За полгода совместной службы не объявил ни одного наряда вне очереди. Следующий в списке Витя Пархоменко, годичник, т.е. тот, кто служил год вместо двух, т.к. имел высшее образование. Тоже из Днепропетровска, мастер спорта по прыжкам на водных лыжах с трамплина, а я до армии даже не подозревал, что существует такая спортивная дисциплина. Ростом он был мне до уха, но уже без фуражки, телосложение обыкновенное. Голова круглая, но волосы наполовину уже покинули то место, на котором им надо находиться. Под носом пшеничные усы. Исполнял обязанности моториста насосной станции. Третьим был из этой компании дембелей, которые дослуживали последние полгода, Коля Прокопенко - кладовщик. Ростом он был выше меня, но какой-то нескладный. Руки длинные, плечи покатые, характер желчный. Ближайший земляк командира Иващенко. Дай бы ему волю, он бы всласть поиздевался над нами - лодырями. Но сержант Иващенко не допускал ни малейшего намека на дедовщину в нашем подразделении. После их демобилизации в ноябре месяце 1973г, я его полгода каждый день поминал добрым словом. Но все по порядку. Четвертым был Володя Голенко- водитель-моторист. Тоже из Днепропетровска. До армии окончил автодорожный техникум. Ростом он был чуть выше моего, плечи квадратные, а внизу, «карандаш в стакане». На носу очки в костяной оправе. Изъяснялся, как говорит телеведущий Владимир Соловьев, на суржике. Пятым был Юрченко Геннадий Иванович. По специальности- лаборант. Это тот, кто, набирая авиационный керосин в пол-литровую стеклянную банку с ручкой, крутит ее у себя перед глазами, проверяя на наличие механических примесей в топливе. По летнему времени капелек воды, по-зимнему кристаллов льда. После чего подписывает акт, разрешающий заправку топлива в самолеты. Так что ответственность на него возложена большая. С ним вместе я и приехал в г. Калинин из Кубинки, так что перезнакомились мы еще дорогой. Он был на полгода старше по призыву, только что прибыл в часть после окончания ШМАС (школа младших авиационных специалистов). Ростом был на пол головы выше меня, нормального телосложения, темноволосый, разговаривал на чисто русском языке. Уроженец станции Дергачи под Харьковом. Мать была русской, а отец украинец. Мечта жизни у него была после службы в армии поступить в радиотехнический институт. Шестым был Андрушко Анатолий Иванович. Уроженец Хмельницкой области (при поляках до 1940г. г. Станислав Полонского р-на., с. Адамов). В их селе даже не было названий улиц, и несмотря на это, их дома уже лет 20 отапливались газом. Ростом был на голову ниже меня, крепкий, кряжистый, про которых говорят, «хоть положь, хоть поставь-одинаково». Шея у него была, но ее не было видно, поэтому голова сразу переходила в туловище. Черноволосый. По-русски понимал, но не говорил ни слова. Забегая вперед скажу, что через год, он уже довольно сносно изъяснялся на русском, я же мог поддержать беседу на западенском наречии. Уже в Африке прапорщик Лысенко из Западной Украины говорил мне: «Хоть ты и сибиряк, но по говору застругал тебя наш западенец». В подразделение мы с ним пришли одновременно, т.к. были в одном карантине. Это он перед отбоем стоял впереди меня, это ему я отдувал комаров с ушей во время вечерней поверки. Должность у него была моторист насосной станции. Ну наконец, седьмым был я, Притупов Алексей Геннадьевич. должность у меня первое время, как указано в военном билете, монтажник-трубопроводчик.

Прошло уже 47 лет, но облик этих людей, которые окружали меня в то время, до сих пор стоит у меня перед глазами. Я помню их лица, голоса, походку, как на них сидело фирменное обмундирование, вплоть до заколок на галстуках офицеров и прапорщиков. Я помню все!

Чтобы потом не отвлекаться, сразу опишу нашу казарму. На армейском языке это называется «расположение». И распоряжение: «Вернуться в расположение» на простом гражданском языке обозначает вернуться в казарму. Так вот казарма, где нам предстояло жить, располагалась на первом этаже 3 этажного кирпичного здания. Войдя внутрь, попадал в длинный коридор. Справа стояла тумбочка, на которой был телефон, не помню обыкновенный или полевой, по которому прежде чем позвонить, нужно было покрутить прикрепленную сбоку ручку. Рядом стоял дневальный, одетый по всей форме, застегнутый на все пуговицы и крючки, в головном уборе. На поясном ремне у него был прицеплен штык-нож в ножнах. Вся эта процедура у солдат называлась «стоять на тумбочке», на армейском – «наряд по роте». Наряд состоял из дежурного по роте из числа сержантского состава, трех дневальных из рядовых. Дневальный, стоящий возле тумбочки, сменялся каждые два часа. В остальное время они должны были заниматься уборкой спального помещения, чем, впрочем, на моей памяти, они никогда не занимались. Уборкой помещений занимались нарядчики, те солдаты, в основном из молодого пополнения, которым за какую-нибудь высосанную из пальца провинность, объявляли наряд вне очереди, «чтобы служба медом не казалась».

Спать они могли не более 4 часов в сутки, в ночное время по очереди. Дежурному по роте 4 часа, с 2ч ночи до 6 утра, не раздеваясь и не разуваясь. Разрешалось снять только поясной ремень. В обязанности дежурного по роте входило подавать команды «Рота отбой и рота подъем». Строем вести личный состав в солдатскую столовую на прием пищи 3 раза в день, туда и обратно. В дневное время следить за порядком в подразделении. При входе в казарму вышестоящего начальника подавать команду: «Встать! Смирно!» Отдать рапорт: «Товарищ такой-то за время моего дежурства происшествий в роте не случилось дежурный по роте сержант такой-то». После чего следовала команда: «Вольно!» и нужно было выкрикнуть в подразделение: «Рота, вольно!». За год моей службы в Союзе, я другого не слышал.

За местом дневального находилась комната на двери которой была прикреплена табличка «Дежурный по части». В этой комнате круглосуточно находился дежурный офицер, вооруженный пистолетом Макарова. Дежурный по части, дежурный по роте и суточный наряд менялись каждые сутки. Слева от входа располагалась оружейная комната, где в пирамидах хранилось стрелковое оружие, карабин СКС, закрепленное за каждым военнослужащим по заводским номерам каждой единицы и запас патронов к нему. В пирамиде под каждой единицей была прикреплена табличка с именем военнослужащего. Для того, чтобы во время сигнала «тревога» кто-нибудь не схватил чужой карабин. Описываю это конторским языком подробно, чтобы простому читателю, который никогда не служил в Советской Армии, было предельно понятно суть происходящего тогда. Следующая дверь вела в так называемую «каптерку». Вещевой склад имущества роты, царство старшины роты прапорщика Белого и его первого заместителя каптерщика, должность эту после окончания карантина, как я уже упоминал выше, занял мой земляк Витя Афанасьев. В этой комнате хранились запасные комплекты обмундирования, сапог, нижнего белья, полотенец, а также парадные мундиры личного состава всей роты и шинели. По другой стороне коридора был расположен туалет, умывальная комната и Ленинская комната. Все стены были завешаны наглядной агитацией. В этой комнате проводились полит. занятия и другие общественно-политический мероприятия. Комната была довольно просторная, в ней можно было разместить весь личный состав роты, а это больше 100 человек, не считая суточного наряда. По вечерам, в так называемое личное время, согласно «суточного распорядка», в ней можно было полистать подшивку газет, сыграть партию в шашки, шахматы. Там стоял бильярдный стол, но не такой классический, покрытый зеленым сукном, а попроще, сукно было мышиного цвета, а шары стальные вместо белых. Нам молодым возле этого стола делать было нечего. Особенно мне нравилось, когда Костя Сташенко, старший склада авиационно-технического имущества бил по шарам из-за спины. Так же там можно было написать письмо на Родину. И еще в коридоре висела заляпанная мазутными пальцами фанерная этажерка с нумерацией ячеек от «А» до «Я» куда почтальон, когда личный состав разойдется по работам, раскладывал пришедшие письма. Поэтому, когда день был не «полетный» и мы приходили или приезжали обедать в солдатскую столовую, всегда старались заскочить в расположение роты, чтобы получить весточку из дома, если она конечно лежала в этой этажерке под литерой с которой начиналась твоя фамилия.

Дальше, за стеклянной перегородкой, располагалось спальное помещение. Посередине было широкое пустое пространство, обрамленное колоннами, поддерживающими потолок. Справа от выхода размещались спальные места 1,2,3 взводов автомобильной роты, слева расположение аэродромной роты, тех. части, т.е., моего подразделения, и замыкало расположение 4 транспортного взвода автороты. Посреди этого пространства возле самой перегородки стоял старый черно-белый телевизор. Кстати, работающим его за время своей службы в Союзе, я его видел только раз и не потому что он не работал. Просто это я очень редко находился в казарме. Однажды, проснувшись раньше всех, после отдыха после ночных полётов, я увидел, что весь суточный наряд, за исключением дневального, собрался возле телевизора и был занят просмотром фильма «Достояние республики» с Андреем Мироновым в главной роли.

Посередине спального помещения на свободном пространстве ежедневно проходила вечерняя поверка в 21:30 по местному времени перед долгожданной командой «Отбой». По утрам- утренний осмотр внешнего вида военнослужащих с проверкой чистоты подворотничков и качества чистки сапог. Звучала команда: «Правую ногу назад и поставить на носок». Старшина роты, обходя строй, часто говорил: «Что же это ты, сукин сын, впереди для тещи сапог почистил, а сзади для старшины нет? Два наряда вне очереди.» Про отбывание нарядов вне очереди в моем повествовании чуть позже будет отдельная глава, т.к. вопрос этот серьезный и походя его никак не объяснить.

Спали на двухъярусных железных кроватях, сдвинутых по две вместе. Сетка на кровати была тоже металлическая, но не панцирная. Постелью служил поролоновый матрас, толщиной 10см, полушерстяное одеяло синего цвета с тремя черными полосками по краям и пухо-перовая подушка. Постельное белье, как и нижнее, менялось один раз в неделю после бани.

Наше подразделение, тех. часть, состояло из 11 человек рядового и сержантского состава. Семерых ГСМ-щиков я уже описал выше. Состав срочной службы подразделения «Служба вооружения ракетами и боеприпасами», коротко СВР или в просторечии, бомбосклад, возглавлял мл. сержант Бушев, кто он был по национальности мне неизвестно, призван из г. Харькова, образование- высшее, мастер спорта по альпинизму. Везло мне на мастеров. Среди 11 сослуживцев- 2 мастера спорта. Ростом был 175-180 см, худого телосложения с фигурой вопросительный знак. Говорил по-русски с легкой картавинкой, замашек «дедовства» не проявлял, со всеми вел себя ровно. Вторым был Володя Красничков из Днепропетровской области. На полгода старше меня по призыву, отец, судя по фамилии, был русский, мать- украинка. Так что при общении с сослуживцами с русскими он говорил по-русски, с украинцами на родной молве без акцента, в общем, «и вашим и нашим, и споем, и спляшем». Роста был среднего, телосложения плотного, лицо славянского типа, голова круглая, светловолосый. Старшим на складах авиационного имущества был мл. сержант Толя Руденко, на 1,5 года старше меня по призыву, так же из Днепропетровщины. Вообще, среди личного состава нашего батальона было засилье днепропетровцев. Два предыдущих осенних призыва были именно оттуда, а это 75% списочного состава. Толя был среднего роста и нормального телосложения, но на голове вместо волос был какой-то светлый пушок. Говорят, же, что глупые волосы несвоевременно покидают умную голову. Разговаривал на суржике. И, наконец, последний военнослужащий нашего подразделения Константин Стешенко, родом толи из города, толи со ст. Синельниково. За последнее время многие станции превратились в города, как, например, Дергачи. Родом был на пол головы выше меня, крепкого телосложения. Никогда не выпячивал свое преимущество по сроку службы по отношению к нам, молодым. С ним было спокойно.

Наше подразделение занимало 3 блока спаренных двухъярусных кроватей, разделенных прикроватными тумбочками для личных вещей в спальном помещении.

Глава 3

Суровые армейские будни

-

Дни летные и парко хозяйственные

Все написанное до этого так называемая прелюдия. Описание мест, где побывал, структур авиационных соединений. Описание сослуживцев, с кем пришлось тянуть не легкий хомут повседневной службы, который растянулся еще на долгие 25 месяцев. В общем, долго ли, коротко ли, «устаканились» мы на месте нашей новой дислокации. А это непростая задача. Для бесперебойной работы авиационного полка, несущего боевое дежурство, по охране воздушного пространства нашей Родины, нужна слаженная работа всех наземных служб. Снабжение горюче-смазочными материалами, ракетно-бомбовым вооружением, авиационно- техническим имуществом, своевременная зарядка аккумуляторов, которых в самолете великое множество. Расчистка и уборка, а также текущее содержание взлетно-посадочной полосы и рулежных дорожек. Все эти работы возложены на плечи отдельного батальона авиационно- технического обслуживания. Не стоит забывать, что помимо боевого дежурства, которое бывает не так уж и часто, существуют еще и обычные тренировочные полеты, так называемая боевая учеба. Это, когда летает весь полк- 45 боевых одноместных самолетов, плюс по спарке самолет, управляемый двумя пилотами, являющийся учебно-тренировочным, а также разведчиком погоды, в каждой из трех авиационных эскадрилий, входящих в состав полка. А также, персональный самолет командира полка, итого получается 49 боевых машин. Это если за 47 лет ничего не выветрилось из моей памяти.

Прежде чем приступить к описанию ежедневной рутинной работы, по обеспечению учебно-тренировочных полетов, хотелось бы описать еще одно выдающееся событие, в котором молодой военный водитель обязательно, перед тем, как ему доверят управление военной боевой машиной, должен принять участие. Это 500- километровый марш-бросок. После его выполнения в военном билете военнослужащего делается особая отметка: «Доп. подготовку и 500- километровый марш-бросок прошел. Допущен к управлению автомобилем.» за подписью командира батальона.

Т.к. при передислокации нашего полка имущество нашего батальона осталось на складах в Кубинке, чтобы совместить полезное с приятным, командование решило организовать марш- бросок по маршруту Калинин-Кубинка-Калинин. А заодно, чтобы, как говорят в народе, не гонять порожняка, перевезти попутно часть оставленного имущества. По прошествии времени не помню точное время отправления, но точно помню, что это было после завтрака, а он бывает, согласно дневного распорядка, в 7 утра. Наша автоколонна, состоящая из транспортных автомобилей марки ЗИЛ-130 и бортовых тягачей, отправилась в путь. Мне выпало управлять тягачом ЗИЛ-131, к переднему и заднему борту которого прикреплена была табличка красного цвета с надписью «ЛЮДИ». Помимо меня, сидящего за рулем, в кабине находилось еще два человека: старослужащий солдат, за которым был закреплен этот автомобиль, имени и фамилии которого, к сожалению, я не помню, и начальник штаба нашего батальона майор Каралкин, с багровым одутловатым лицом. В общем, принимая во внимание, что прослужил я всего лишь месяц с небольшим, офицер, находящийся рядом со мной в кабине, был для меня чуть ли не генералиссимусом. Поэтому все 500 км я находился в состоянии, как говорят в народе «аршин проглотил».

Наш автомобиль в колонне был замыкающим. В середине колонны шла «Тех. Помощь», во главе колонны шел легковой автомобиль с бойцами военной автоинспекции, обряженных в полосатые краги, толи белые с черным, толи черный с белым, и такого же цвета армейскую стальную каску. В руках у каждого был полосатый гаишный жезл. При прохождении колонны они оперативно перекрывали примыкающие дороги, чтобы в колонне не было разрывов, а после ее прохождения быстро занимали свое место в голове.

У армейской автомобильной колонны есть своя особенность. Головная машина всегда движется со скоростью не более 40 км/ч, замыкающая по непонятным для меня законам физики, движется со скоростью 60-70 км/ч, причем никто никого не обгоняет, дистанция между автомобилями одинаковая. Парадокс. За все время нахождения в пути произошло лишь два происшествия, про которые нужно упомянуть в этом повествовании.

Первый- это когда кормили обедом, состоящим из сухого пайка, ломтя хлеба, толщиной 2 см, отрезанного от булки и ломтя сала, который закрывал ломоть по всей площади. Сало я никогда с самого детства не ел. Дело было не в принципе, а просто мой организм его не принимал, так что мне пришлось удовлетвориться одним хлебом, который я запил простой водой из солдатской фляжки. И второй, когда во время движения колонны один из автомобилей, двигавшихся в середине, лег на бок. В результате этого инцидента никто не пострадал, даже машина. Т.к. народу было предостаточно, экипажи следующих сзади автомобилей тут же собрались на месте происшествия. Без применения каких-либо технических средств, при помощи одних лишь солдатских рук, автомобиль был поставлен на все свои 4 колеса и колонна двинулась дальше по заданному маршруту как ни в чем не бывало.

Сделаем небольшое лирическое отступление. Перевернувшийся автомобиль был марки ГАЗ-63, это обыкновенный автомобиль ГАЗ-51 с ведущим передним мостом, поэтому был немного выше базовой модели. В простонародье его называли «перевертыш».

Дальнейшее наше путешествие прошло благополучно. Мы в полном составе прибыли к месту назначения. Поужинали в уже знакомой солдатской столовой, переночевали в знакомой солдатской казарме. Наутро мы загрузили имущество в наши автомобили и отправились в обратный путь. К вечеру мы уже были на новом месте расположения нашей части в г. Калинин.

Описывая события, происходившие со мной во время прохождения службы в Советской Армии, все чаще ловлю себя на мысли, что во мне открылся какой-то феномен. Прошло уже 47 лет, имена и фамилии действующих лиц стерлись из памяти, а вот образы стоят перед глазами такими, какими я их видел почти 50 лет назад. Как будто это было вчера, вижу аварию, асфальтированную дорогу, ведущую под уклон с крутым поворотом направо, на обочине небольшую сосенку, легкий туман, лежащий на боку автомобиль, старослужащего водителя этой машины, стоящего с недоуменным видом и разведенными руками с выражением лица «как такое, могло случиться, ума не приложу». Еще запомнилось, что гимнастерка у него была короткая и топорщилась из-под поясного ремня не как у всех, у всех обычно доходила до середины бедра.

Настало время для описания тех видов работ, для которых, собственно, была создана наша служба. Обеспечение учебно-тренировочных полетов авиационного полка, к которому мы прикреплены. Аэродром- это огромное ровное поле, обрамленное со стороны города и военного городка хвойным лесом. С другой стороны, лиственными околками. Со стороны гарнизона была расположена рулежная дорожка с бетонными площадками для стоянки самолетов. За ней на расстоянии примерно 500м, кто их, когда мерил, находилась взлетно-посадочная полоса. Если смотреть сверху, аэродром представляет собой правильный 4-угольник с двумя длинными, двумя короткими сторонами. Ширина взлетно-посадочной полосы была 8 полосной в автомобильном исполнении, а рулежных дорожек 4 полосной. По ВПП самолеты взлетали в обе стороны в зависимости от направления ветра. Самолет всегда взлетает навстречу ветру. По краям ВПП и рулежные дорожки были оборудованы фонарями, стоящими на короткой ножке. В темное время суток они светились бледным фиолетовым светом. Во время ночных полетов ВПП дополнительно освещалась электрическими прожекторами, установленными в кузове автомобиля ЗИЛ-130 с деревянными бортами. Для безотказной работы прожектора на каждом автомобиле был установлен отдельный электрогенератор. Представьте себе картинку: ночь, тишина, слышен только стрекот цикад, в темном небе мерцают звезды, летное поле обрамлено слабыми фиолетовыми огнями аэродромного освещения, в воздухе ни малейшего ветерка. Вдали раздается гул приближающегося самолета и, вдруг, ярко вспыхивает ослепляющий свет, освещающий всю 3 км полосу, да так, что на ней видно соломинку, случайно занесенную дуновением легкого дневного ветерка. Вдруг, в свете прожекторов появляется тень садящегося истребителя, она приближается к земле и во время касания с ВПП к небу устремляются два легких синих облачка. Самолет выбрасывает тормозной парашют и, постепенно замедляя ход, продолжает катиться к окончанию ВПП. В определенном месте он отбрасывает тормозной парашют, и специально обученные люди освобождают взлетную полосу. На месте касания колес с полосой остаются длинные черные следы, т.к. скорость самолета при приземлении составляет 300-320км/ч. Для полноты ощущения все это надо видеть собственными глазами и полюбить это, что удается не каждому, мне удалось.

Однако, вернемся к описанию моей боевой задачи, непосредственно для чего я был призван в ряды СА, из-за чего целых 2 месяца городили этот дорогостоящий в экономическом отношении огород. Меня нужно было: привезти, обуть, одеть, накормить, напоить, обучить, обеспечить жильем, а я был не один, нас было много, и выходило это нашему государству в копеечку.

Мне, как молодому водителю, автомобиль не доверили. По распоряжению капитана Молоканова мы с моим другом Андрушко Анатолием, мотористом стационарной насосной станции по штатному расписанию, выкатили из склада НЗ, новенькую мотопомпу, находящуюся на консервации. Пытаясь ее завести, посадили два аккумулятора, несмотря на то, что оба были шоферами, ввод в эксплуатацию нового двигателя внутреннего сгорания производили впервые. Намучились, пока не подошел прапорщик Симоненко и не спросил: «Ребятушки, а свечи-то вы выкручивали?». Оказалось, что при консервации нового двигателя, свечи густо смазываются консервационной смазкой, и всего делов-то было выкрутить свечи, промыть их в бензине и закрутить их обратно. На все про все ушло 20 минут, а до этого мы промучились полдня. Вот уж действительно, когда не знаешь то, почем знаешь. Это было первое лето моей службы, срок службы в армии измеряется летами и зимами. Два лета и две зимы и домой. Это время тянется неизмеримо долго и все насыщено событиями. Сейчас, в нашем возрасте, время сжимается как горошина, а тогда, в юности, оно очевидно растягивалось до бесконечности. В общем, несмотря ни на что, на следующее утро эту злосчастную мотопомпу, топливозаправщиком, отбуксировали на аэродром на централизованную заправку.

Прежде всего, что из себя представляет эта самая мотопомпа. Это одноосный автомобильный прицеп, на раме которого установлен двигатель автомобиля «Москвич-407» и насос для перекачки жидкостей, и не важно вода это или бензин, или другие жидкие субстанции. Все это накрыто металлическим кожухом с четырьмя поднимающимися капотами. Все новехонькое, с иглы, как говорят «муха не сидела».

А теперь о централизованной заправке. ЦЗ- это две круглые металлические емкости объемом 25 м3 каждая, установленных на бетонных блоках. От емкостей до стоянки самолетов был проложен алюминиевый трубопровод в 250м длины. На расстоянии 50 м от емкостей был установлен манометр, показывающий давление в трубопроводе, а моя мотопомпа, собственно, это давление и создавала. Сколько было раздаточных пистолетов на самолетной стоянке я не помню, но запаса авиационного керосина в емкостях хватало на 50 самолетовылетов, это была большая помощь топливозаправщикам в их работе. Личный состав состоял из начальника ЦЗ прапорщика Сподина, ростом на полголовы выше меня, плотного телосложения, разговаривающего с «хохляцким» акцентом, светлыми кучерявыми волосами. Командир отделения сержант Головчук, годичник среднего роста, качок, смуглый и черноволосый, на дембель уходил осенью 1973г. Недалеко от расположения мотопомпы была установлена 4-местная брезентовая офицерская палатка. А это значит, что посреди ставится обеденный стол, 4 стула, 4 кровати с прикроватными тумбочками. В нашей палатке ничего этого не было. Палатка являлась одновременно раздевалкой, бытовым помещением, слесарной мастерской, складом расходных материалов и укрытием от непогоды личного состава. Также она служила спальным помещением для второго военнослужащего, рябого дембеля (дембель-это тот, кто дослуживает последние 6 мес. перед увольнением с воинской службы) имени и фамилии которого я не помню. После завтрака в солдатской столовой он приходил на аэродром и заваливался в палатку на ватный матрас спать. На обед уходил в гарнизонную столовую, после обеда приходил и опять заваливался спать. На ужин уходил в гарнизон и после ужина уже не возвращался. И не было разницы, были в этот день полеты или нет. Режим службы у него был «щадящий» и никому не было до него никакого дела. За 4 мес. я ни разу не видел его с гаечным ключом возле заправочных пистолетов на самолетной стоянке. Июль был сухой и жаркий, в августе зарядили дожди, которые поливали почти ежедневно, так он принес откуда-то деревянный поддон и также спал на матрасе, другим матрасом укрываясь до самого ноября месяца, пока не полетели «белые мухи». Мне просто непонятно, как 20 летний парень мог спать почти круглосуточно целых 4 месяца? Что он делал потом после демобилизации, когда пинка под зад было дать больше некому, тоже неизвестно. Взять начальника ЦЗ прапорщика Сподина. Приходит как-то на аэродром, идут полеты, сижу на помпе, даю давление, на стоянке стоят самолеты, заправляются после вылета. Спрашивает: «Притупов, меня тут не спрашивали?», уточняю: «Сегодня?», - «Да нет, вот эти две недели, а то я теще в Кубинке дрова рубав». Начальника ЦЗ нет на службе 2 недели, и никто его не теряет. Я не мажу грязью СА, не делаю никаких выводов, а просто констатирую факт, который имел место быть. Третьим военнослужащим на ЦЗ был рядовой Коля Шинкаренко. Моего роста, среднего телосложения, гимнастерка на нем сидела мешковато, на щеках всегда была жиденькая щетина, родом, как и двое других с Днепропетровищины. Он нес персональную ответственность за исправность трубопровода, подводящих шлангов и раздаточных пистолетов.

Разберем по косточкам, подетально, поминутно, всего лишь один день тренировочных полетов авиационной эскадрильи в летнее время. В 5ч утра осуществляется подача автотранспорта на аэродром. С топливозаправщиком я прибываю тоже. Проверяю уровень масла и охлаждающей жидкости в двигателе мотопомпы, делаю контрольный запуск двигателя. В 6ч утра на самолетную площадку прибывает лаборант Юрченко Геннадий Иванович. Весь его рабочий инструмент состоит из литровой стеклянной банки с ручкой, изготовленной из алюминиевой проволоки, дешево и сердито. Мне дают отмашку красными флажками, я даю давление керосина в магистраль. Из каждого пистолета делается отбор топлива. И, вращая банку, визуально проверяют наличие воды (в зимнее время кристаллы льда) в топливе. После чего делается запись в журнале о допуске заправки топливом самолетов. Визировал эту запись лично инженер полка, майор Печенкин. За год моей службы в Союзе этот регламент не был нарушен ни разу. В 7ч утра взлетает спарка (самолет, управляемый двумя пилотами) разведчик погоды. В полете он находится 45 минут и при этом сжигает тонну топлива. В 8ч утра начинается стартовое время, которое длится 6 часов. Самолеты взлетают с интервалом в три минуты, и через 45 минут они начинают садиться и их нужно до заправлять. Я даю давление, и так называемая на летном языке «Карусель», продолжается 6 часов. И для меня она продолжается пока последний самолет не сядет и не будет дозаправлен. После этого мне дают отмашку красным флажком, и я снимаю давление. По окончанию стартового времени начинается предполетная подготовка второй смены, стартующей с 16 ч. Обед для автороты привозили на аэродром в 13ч.Я мог себе позволить прийти обедать лишь в 14:30. Благо, что обед привозил каптерщик Витя Афанасьев- мой земляк. Так что двойная порция холодной каши, мясо и компот мне были обеспечены. Во время полетов завтрак, обед и ужин нам привозили непосредственно на аэродром. А т.к. я был занят в заправке самолетов керосином, к раздаче пищи попадал последним со всеми вытекающими отсюда последствиями.

После окончания полетов и заправки последнего самолета я с последним топливозаправщиком отправлялся на склад ГСМ. По раз и навсегда установленным правилам каждый самолет должен быть заправлен, каждый топливозаправщик залит под самую завязку, чтобы в любую минуту быть готовыми к защите рубежей нашей Родины, чтобы никогда не повторился июнь 1941 года.

На складе ГСМ ночные полеты обеспечивали два земляка, два дембеля, командир отделения сержант Владимир Иващенко, лаборант и рядовой Виктор Пархоменко-моторист насосной станции. Не надо забывать, что мы служили на складе ГСМ и в нашей спиртовке хранилось единовременно около 20 двухсотлитровых металлических бочек с этиловым спиртом плотностью 96,6%. Раскумарившись и уже вдоволь наговорившись «за жизнь» прошлую и будущую они дожидались приезда с аэродрома последнего топливозаправщика и, отправив его восвояси, угощали меня третью армейской кружки разбавленного до консистенции водки спирта и закуской «чем Бог послал».

Затем мы закрывали склад, сдавали его «под караул» и пешим порядком отправлялись в казарму, которая, как я уже говорил, находилась в 3 км от склада. В казарме, никого не беспокоя, т.к. была глубокая ночь, мы чинно и благородно отходили ко сну.