- Ты же понимаешь, что лечить мы тебя ещё могли по твоей девичьей фамилии, карту вести по платному. А вот реально рожать и ребенка оформлять придется по настоящему паспорту, - предупредила Ксюшу Каринэ.
- Я понимаю. Но мне сейчас главное, чтоб всё прошло нормально.
- Если наш главный сольёт информацию о тебе твоему бывшему?
- Уже не страшно. Всё что он может – это попытаться со мной поговорить. Ему важно понять, какие у меня планы. А мне сейчас важно родить нормально. Всё остальное будет потом. Муж, конечно, может терять голову, но это вспышки, а ребенка красть или причинять вред мне или ребенку, планировать такое он не будет. Ему для дела надо чтоб мы с ним изображали счастливую семью с новорожденным.
- Ладно, Ксюш, тебе лучше знать. Мы с Машей делаем своё дело. Поэтому давай ка ложись на кушетку и я проверю раскрытие. А еще надо сделать узи.
Ксюша тяжело прилегла на кушетку, а Каринэ помогла ей раздеться ниже пояса. Проверила рукой раскрытие, Ксюша аж отодвинулась с непривычки вверх по кушетке.
- Потерпи, дорогая, ещё не раз буду проверять. Раскрытие у тебя совсем маленькое, но процесс пошёл. Сейчас на узи посмотрим.
Карине подкатила аппарат узи, подняла Ксюшину водолазку, открыв живот. Налила холодный гель на натянутую кожу живота, стала аккуратно водить датчиком.
- Не нравится мне это. Воды подтекли. Сейчас тебя в предродовое возьмём и положим на допплер, послушаем сердцебиение. И Машке звоню, чтоб приезжала. Давай, проходи в седьмую палату, вот тебе, возьми, надевай там нашу ночнушку, и я за тобой сейчас приду, отведу в предродовое.
Через пять минут Ксюша лежала в предродовом и Карине прикрепляла ей датчики на живот. Дала ей в руки на проводе кнопку.
- Когда будут шевеления, нажимай. Маше я позвонила, она уже выехала, будет минут через десять.
Ксюша лежала и прислушивалась к шевелениям. Их не было. Ксюше стало страшно. Слёзы сами катились по щекам. Тут зашла запыхавшаяся Мария Сергеевна.
- Ну, что? – серьёзно посмотрела на её слёзы, - что кнопку не жмёшь? – она взяла в руки ленту из аппарата и посмотрела на неё.
Шум сердцебиения раздавался из аппарата словно ухание.
- Нет шевелений, - испуганным голосом ответила Ксюша.
Мария Сергеевна посмотрела на неё задумчиво.
- Ты чего плачешь? За ребенка страшно?
- Да.
- Может, тогда, - и Петухова изобразила рукой ножницы.
Ксюша закивала головой.
- Пошли, вставай, проходи по коридору в операционную.
Мария Сергеевна крикнула куда-то в коридор:
- Свеееет, готовь эпидуралку, сейчас.
Ксюша в свободной застиранной ночнушке в мелкий цветочек, придерживая руками живот, прошла в операционную. Словно из ниоткуда появилась женщина лет пятидесяти.
- Забирайся сюда, давай, - помогла подняться на высокий стол, - снимаем рубашку. Наклонись вперед и потерпи, мне нужно ввести иглу в позвоночник.
Ксюша сделала как сказали, прикусила губы от неприятной давящей боли.
- Ложись, сейчас ниже пояса всё перестанешь чувствовать.
Подошла в маске Каринэ, подмигнула Ксюше.
- Не боИсь, сейчас достанем твою красотку, - накрыла Ксюшу простынёй от груди и выше, поставила шторку над животом.
- Начали, - прозвучал за шторкой слева голос Марии Сергеевны.
Ксюша ничего не чувствовала. Но буквально через полминуты Каринэ стала давить на её живот в раскачку, отчего Ксюшу качало на столе вверх-вниз. Скоро что-то булькнуло и Ксюша услышала:
- Ах ты, пуповина то…
- Всё в порядке? – с тревогой спросила Ксюша, услышав удивление в голосе Карине.
Та появилась над шторкой.
- Всё хорошо, дорогая. Правильно сделали, что прокесарили. У твоей пуповинка короткая была.
- А где малышка?
- А вот она, - Мария Сергеевна подняла на секунду сморщенный красно-сиреневый клубочек, свесивший ручки, ножки и голову вниз, - сейчас прочистят, погоди.
Через пару секунд, показавшихся Ксюше вечностью, она услышала возмущённый младенческий крик.
- Карин, а что она жёлтенькая какая-то? Может желтушка? Давай кровь возьмем?
- Да погоди ты, - Каринэ снова появилась над шторкой, - Папа армянин? - спросила она Ксюшу.
- Да, - тихо ответила Ксюша.
- Я ж тебе говорю, - раздался голос Каринэ с правой стороны от шторки, -отстань от ребёнка. Смугленькая она просто, армяночка. Давай шить уже.
Дальше Сергеевны разговаривали друг с другом, пошучивая по поводу шва. Ксюша чувствовала, как копошились в ней, что-то тянули. С правой стороны тянули больше, чем с левой.
- Ты там крестиком что ли шьёшь? – Поддевала подругу Мария Сергеевна.
- Ага, армянские узоры вышиваю.
Они смеялись и что-то еще обсуждали. Чувствовалось, что напряжение спало и все вздохнули с облегчением.
Ксюша смотрела в окно, где на фоне тёмного неба падал большими хлопьями белый снег.
- Ну вот, бикини сможешь носить, мы тебе горизонтальный сделали, красота - заглянула к ней снова Каринэ, - а малышку отнесли в детскую реанимацию, понаблюдают немного, а завтра ко всем переведут. У неё семь и пять по апгар, немного тяжело ей было, из-за того, что воды так вот коварно подтекли. Это не страшно, всё компенсируется, не волнуйся.
- Спасибо.
- Сейчас тебя повезут в палату. Будь готова сейчас на живот перевернуться, мы поможем.
Подкатили кушетку, помогли перелечь со стола. Повезли Ксюшу из операционной в палату. Кушетка на стыках подпрыгивала и подрагивала. Ксюшу покачивало, словно желе. Ей хотелось спать. Привезли в палату, перевернули её на кровать, на спину. Положили на живот грелку со льдом. Потом зашла медсестра, сделала укол. Ксюша уснула.
Всё это время Макс находился в холле клиники. Сидел напротив входных дверей. В холле горел приглушенный свет. Было пусто и гулко. Лишь где-то справа, ближе к дверям, в комнате охраны мелькал свет: это охранник смотрел телевизор, звук которого был невнятен и еле слышен.
Макс позвонил Аво и сообщил, что Ксюшу забрали на роды. На другом конце этого ожидания, на балконе с видом на горы, сидел и курил Аво, одну за другой. Сходил на кухню, сделал себе кофе, листал что-то в телефоне, опять курил. Они с Максом договорились, что, когда что-то будет известно, Макс ему позвонит.
За входными дверьми мелькнул чёрный силуэт в пальто и раздался звонок охране. Пожилой мужчина, в форме охранника, вышел из своей каморки и нехотя пошёл открывать. Потом впустил. Макс услышал раздраженный голос, показавшийся ему знакомым.
- Если хотите, я могу позвонить Юрию Семеновичу и он подтвердит.
- Проходите и садитесь на тех диванах. Проходить в помещение родильного нельзя, у нас карантин по ковиду. А там роженицы и дети, и ещё беременные. Ждите, медсестра выйдет, или врач. Ждите.
И охранник вернулся к своему телевизору.
Виктор, а это был именно он, сердито подергивая плечами, неторопясь, но решительно двинулся к входу в отделение.
Но тут кто-то крепко обнял его за плечо.
- Вить, тебе же сказали, что ка-ран-тин. Ты какой-то очень непослушный, Вить. Гарика не слушал, охранника не слушал.
Виктор, зафиксированный на месте неожиданным крепким объятием, извернулся головой, чтобы увидеть этого нахала. Лицо нахала было странно знакомо, хоть и отдавало чем-то кавказским, то ли одеждой, то ли прической, то ли каким-то неуловимым говором.
- Ну что, дорогой, куда теперь? Обратно к Гарику в подвал, или ко мне хочешь прокатиться, в Дагестан?
Знакомый незнакомец отпустил слегка ошалевшего Виктора и тот наконец смог нормально его рассмотреть.
- Макс?
Макс ухмыльнулся.
- Да. Ну вот и познакомились заново?
- Ты живой?
- Представь себе. Не веришь, можешь потрогать, только руки не распускай, как ты любишь.
- А Дагестан при чём?
- Живу я там, - словно это всё объясняло, сказал Макс.
- Понятно, - ответил Виктор сам себе, вспомнив про Дагестан в биллинге.
- Ты можешь посидеть со мной, подождать, когда доктор выйдет. Идти я тебе никуда не дам, даже если глав врач разрешит. Он же тебе позвонил?
- Да, - как-то растерянно ответил Виктор.
- Так что, либо домой иди, либо можешь подождать, как и я.
- Хорошо, - не стал настаивать Виктор, словно пойманный на месте преступления.
Так они и сидели, в полутьме мраморного холла, рядом со статуей женщины, держащей в руках младенца.
А там, в Армении, на балконе, сидел Аво, вслушиваясь в плач шакалов в горах.
Ваша Ия
