На днях в редакцию районной газеты «Дуслык» («Дружба», «Туслăх») пришло письмо. Ничего необычного в этом мы не увидели, пока не обратили внимание на обратный адрес: «…Чувашия, ФКУ ИК-5, отряд…» Автор рассказывает о судьбе нашей землячки, которая волею судьбы оказалась по ту сторону закона. Крик души, желание найти понимание или… Не беремся судить, тем более оправдывать. Письмо публикуем в оригинальном виде. Автора не называем по его же просьбе. А поразмышлять есть над чем, хотя бы над тем, что корень всех бед героини кроется в прошлом, в детстве, когда она оказалась не нужной родной матери. А может это лишь оправдание?
«Не так уж все просто»
Пребывая на свободе, не замечаем ее. Ценить ее мы начинаем лишь, лишившись свободы. Моя знакомая, назовем ее Ниной (имя ее изменено), в 2007 году, не имея семьи, детей, приехала в село недалеко от Нурлата. В этом селе жила мама, вышедшая замуж за здравомыслящего мужчину (хотя и сидевшего ранее за убийство своего брата). Нина много лет до этого почти совсем не общалась с матерью, считая себя ненужным ребенком. А тут толкнуло на близость к матери. Нина купила дом, вскоре вышла замуж. Муж попался молодой, на 11 лет ее моложе, ну и через время он предсказуемо начал гулять. Разошлись. Отчим, не имея своих детей, опекал Нину, помогая в жизни и потом от случайных связей с чужими мужчинами. Нина сама работала по найму маляром. Ездила в Нурлат, благо 10 минут до города, и по району делала ремонт.
В селе многие пили. И Нина тоже выпивала. Нанимают ее и рюмку нальют – работать веселее. Мать Нины в последние годы заболела – рак. И капризная стала. Дочь все пыталась ей угодить, но больная всю ее работу называла «тяп-ляп». И Нина, чтобы лишний раз мать не расстраивать, да и самой не обижаться, поневоле стала отдаляться от нее. Весной 2019 года познакомилась с добрым одиноким мужчиной. Там же в селе он позвал ее в гости, выпили, поболтали. Нине он понравился. Знакомый отправил ее в магазин, а по дороге – ее отчим на машине. Узнав, где она в «гостях», отчим приказал ей отправляться домой. Не одобрил знакомства. Женщине под полтинник, она возмутилась, сама, мол, решу, что мне делать. Еще посидела в гостях, стемнело. Машина подъехала. Заходит психованный отчим, уже криком кричит, призывая Нину к благоразумию, а знакомого упрекая, что спаивает. Не захотев их слушать, Нина вышла во двор, находясь там, пока не смолкли крики из дома, а машина уехала. Зашла подружка в дом, темно, свет включила, прошла в темную кухню, слышит храп. Ага! Уснул «жених», возмутилась, шагнула к тахте, что на кухне была (чего это он не вовремя уснул?!), да и упала... на него. Не сообразила, что да как, ползком, задом сползла с него. Кинулась, включила свет, а на полу он, и рукоятка ножа в районе груди, а на руках, на платье Нины – кровь… И не храпит он, а хрипит! В молодости работала в приемном покое, навидалась, знает, такие не выживают... Растерялась, испугалась, кругом огляделась, нет нигде ее верхней одежды. Не найдя, вылетела из его дома. Как и каким путем бежала до своего дома, не помнит.
Позже приехал отчим. С бутылкой, плакал.
– Кызым, возьми на себя, ты не судима, много не дадут, года два. Тебя все равно мать видеть не хочет, а я как смотрел, так и буду ухаживать. И в тюрьме тебе помогать буду… Плакали оба. У отчима уже инсульт до этого был. Он боялся не выжить на зоне. Уходя, не глядя на Нину, тихо пообещал: «Не возьмешь – дом с матерью закрою, сожгу...», а Нина пьяная, плачет и рюмку за рюмкой… Жаль погибшего, жаль не начатых отношений, всего и всех жаль. На следующий день опять отчим: «Нашли?». «Да, нашли». Опять ей наливает, про запас оставляет. Пьет Нина, слезами заливается, вспоминая надутое лицо «жениха» и руки в крови. Засыпает, и опять пьет. В полночь ее забрали. Одежду ее нашли в том доме, сережку с уха. Все на виду лежало.
Не получилось два года, вышло все восемь лет
В первые месяцы мать умерла, а следом за ней и отчим. Не пригодилось Нинино заточение. Еще и бывший муж со своей любовницей при показаниях заявили, что Нина вспыльчива, агрессивна. На последнем суде он, правда, изменил показания в пользу обвиняемой, но они уже не учлись. Вот и живет Нинка в колонии, без связи с волей, никому не нужная… Ни детей, ни семьи, никого. Не пишет, не звонит. Выйдет она в 55 лет, надеется, что здоровье позволит ей работать. Ходит в храм, молится. За погибшего, за мать, за брата. Работает швеей. Ест, что дают, надевает, что выдают, надеется, что после колонии хотя бы изба ее дождется.