Приключений на море нашим курсантам хватало. Собирались после очередной летне-осенней практики в училище, делились впечатлениями. Был у нас в группе такой интересный курсант, Валера Зарецкий. Он казался на вид старше остальных, хотя был нашим ровесником. Он рано начал лысеть и женился прямо на первом курсе. Хотя точно не помню, может быть и наоборот: сначала женился, а после этого уже начал лысеть. Где тут причина, а где следствие, теперь уже трудно установить. Но дело не в этом. А в том, что командование училища в некоторых вопросах шло навстречу женатым курсантам. Например, когда можно было, женатиков посылали на практику штатными матросами, чтобы те немного заработали для семьи. Я вот так же, женился на четвёртом курсе и пошёл на полугодичную практику матросом 1 класса.
Так вот, Валера Зарецкий успешно женился. И после второго курса, оторвавшись от коллектива, устроился в перегонную контору штатным матросом. Была такая контора в Питере, которая занималась перегоном вновь построенных судов на Дальний Восток и на Север, к месту их постоянного базирования. Перегоняли они речной пароход по Северному Морскому Пути из Архангельска на Колыму. Ну и, как это было со знаменитым «Челюскиным», не подрассчитали ледовую обстановку. Пароход затёрло во льдах, а потом вместе с дрейфующим ледяным полем вынесло на какие-то скалы. Днище, конечно, пробило (судно речное, без ледового класса), и пароход стал тонуть. Пришлось срочно подать сигнал «SOS», хватать спасательные жилеты и прыгать в ледяную воду. К счастью, поблизости оказался небольшой необитаемый островок. По воде и по льдинам экипаж выбрался на этот остров, а пароход успешно затонул, не хуже героического «Челюскина» (который, кстати, тоже не имел ледового класса). С десяток человек оказались без серьёзной одежды, без документов, без еды и радиосвязи посреди бескрайнего Ледовитого океана.
А этот необитаемый остров был не совсем необитаемым. Там с незапамятных времён жила и процветала колония белых медведей. Мишки сначала удивились, что на их острове появились тюлени неизвестного им вида. Недолго думая, эти пушистые зверюшки решили попробовать, каковы они на вкус.
Наши ребята выхватили из-за пояса единственную ракетницу, которую успел взять с собой третий помощник, чтобы подавать сигналы бедствия, и открыли беглый огонь по мишкам. Это помогло на некоторое время. Но боезапас быстро заканчивался, и пополнить его было негде.
К счастью, у кого-то в кармане нашлась зажигалка. Жертвы кораблекрушения быстро насобирали сухого плавника, которого было достаточно на берегу, и разожгли большой костёр. Это было очень кстати: во-первых медведи боялись огня и близко не подходили, а во-вторых, морякам не мешало просушить одежду и обогреться. Мороза не было, даже ночью. Как известно, в тех широтах летом солнце на ночь не заходит за горизонт.
Через сутки или двое на горизонте показался вертолёт. Моряки стрельнули последней красной ракетой, обозначив таким образом своё место высадки. Вертолёт сел, мишки в панике разбежались. Так закончилась очередная неудачная полярная экспедиция… Десятилетия проходят, а русские никак не могут понять, что к таким путешествиям, как и к войне, надо тщательно готовиться. Продолжают надеяться на русское «авось».
В общем, однажды на утреннем построении я с удивлением увидел в строю Валеру Зарецкого в старых гражданских брюках и в серо-зелёном пиджаке на голое тело. При этом лицо его было покрыто многочисленными шрамами — сильно поцарапался об лёд, когда плыл к берегу. Я не выдержал и от неожиданности воскликнул: «Валера! Ты что, с ума сошёл!?» Валера невозмутимо в ответ: «Всё нормально, Володя, это белые медведи виноваты». — «Какие ещё медведи?… А где твоя форма?» — «Медведи белые, полярные. А форма с документами на пароходе осталась». — «А где пароход?» — «Утонул».
С неделю Зарецкий принципиально ходил в строю штатским оборванцем, пока ему не выдали новые документы и полный комплект формы.
Но на этом Валерины приключения на море не закончились. Видимо, от нервного потрясения у него появилась нехорошая привычка регулярно попадать в катастрофы. Например, на следующее лето сухогруз, на котором он работал матросом, вылетел на скалы в Адриатическом море недалеко от Сплита. Опять их спасали вертолётами, а пароход затонул. Но в этот раз Валера заранее приготовил чемоданчик с документами и формой и приехал в училище в полном порядке. К концу обучения в «Системе» мы уже привыкли к его странностям и даже с нетерпением ждали его возвращения с практики, чтобы прослушать очередной рассказ о катастрофе.
Жена его тоже постепенно привыкла. Когда примерно подходило время окончания практики, она приходила в училище и с обречённым видом спрашивала нас, что в этот раз случилось с её мужем. Тогда не было мобильной связи. Но мы по своим каналам быстро узнавали об очередной катастрофе, а главное, что Валера жив, и успокаивали его жену.
Дело дошло до того, что курсанты категорически отказывались идти с Валерой в рейс на одном пароходе. Он не обижался. Понимал, что дружба дружбой, но своя жизнь моряку тоже дорога.
Чтобы завершить этот странный рассказ, приведу последний случай. После защиты дипломов в конце 6-го курса всю нашу роту отправили на военные сборы на военно-морскую базу в Лиепае. Туда мы ехали на поезде. А через полтора месяца обратно в Питер наше командование решило для ускорения переправить нас самолётами. Это были АН-24, несколько штук.
Накануне перед вылетом в нашей казарме разгорелся жаркий спор — никто не хотел лететь с Валерой в одном самолёте. Мы уже хотели скинуться ему на билет и отправить его поездом. Но Валера категорически отказался: «Если боитесь, сами езжайте паровозом. А я не боюсь. Полечу на самолёте!» Конечно, ему было хорошо, он то привык.
Поразмыслив, мы поняли, что от судьбы не уйдёшь, и решили бросать жребий. Нарезали кусочков бумаги и на 24-х кусочках поставили «чёрные метки». Мне досталось лететь с ним. Лететь там недолго. Мы, обречённые на катастрофу, сидели в салоне и напряжённо ждали окончания полёта.
И вот, наконец, самолёт заходит на посадку. Я сидел у иллюминатора, прямо под правым крылом. Самолёт снижается и заходит уже на прямую для посадки. В какой-то момент я почувствовал небольшой толчок: это с левого борта вышло из крыла колесо. Глянул в свой иллюминатор — правое колесо не вышло. Ну вот, думаю, началось! Нажал кнопку вызова стюардессы. Та подошла, я молча показал пальцем на крыло. Девушка побледнела и побежала в кабину пилотов. Но те, видимо, и без моих сигналов уже всё знали. Самолёт снова стал набирать высоту, убрал левое колесо. Сделал круг. На этот раз выскочили оба колеса, и мы благополучно сели. Выйдя из самолёта, мы дошли до аэропорта, и здесь все ребята с большим чувством попрощались с Валерой Зарецким. С большим тёплым чувством и с надеждой, что мы больше никогда не встретимся.
Хороший был парень Валера. Понятно, что он ни в чём не виноват. Просто, как говорил капитан 3 ранга Константинов: «Море есть море, а жизнь есть жизнь!» К сожалению, Валера рано умер, первым из нашей группы. Однако умер он своей смертью — от инсульта.
Был у нас в группе такой курсант, Миша Сечко, из Белоруссии, жил в соседнем кубрике. Умный и душевный такой парень, мы его все любили. Но так случилось, что на пятом курсе нам пришлось его виртуально «похоронить».
Дело было так. Миша уже как с год жил с одной девицей. Познакомился с ней у нас в училище на танцах. Танцы происходили каждую субботу, и многие девушки любили сюда приходить и знакомиться с курсантами. Выбор женихов тут был большой, на любой вкус. И вот Миша познакомился с ней, потом подружился. Потом стал захаживать к ней в гости и даже ночевал там, когда была возможность. Не помню, как её звали, но будем считать условно, что звали её, допустим, Любой. Всё шло хорошо и все, включая её родителей, считали, что после пятого курса или после окончания училища они поженятся.
После четвёртого курса мы разбрелись по морям на индивидуальную практику, которая должна была продолжиться не менее 6 месяцев. Влюблённые расстались. И, как оказалось, навсегда. Через полгода, в январе, мы начали собираться в училище. Появился и Миша. И сообщил нам радостную новость: он скоропостижно женился. Но не на Любе, как можно было ожидать. А на совсем-совсем другой девушке. Назовём её условно Таней. Дело в том, что Миша эти полгода работал на сухогрузе, который делал короткие рейсы на Европу. Поэтому Миша каждые 2—3 недели бывал в Питере. И вот при первом же заходе в Питер он случайно познакомился с Таней, безумно в неё влюбился, потом она в него, и вместе они решили немедленно пожениться, что привело к быстрому созданию молодой и счастливой советской семьи.
Мы все радовались за Мишу и поздравляли его. Но настал трагический день и грянул гром — в нашей роте неожиданно зазвонил телефон на тумбочке дневального, и с проходной в учебном корпусе дежурный по училищу сообщил, что курсанта 15-й роты Михаила Сечко ждёт девушка Люба. О которой Миша уже несколько подзабыл. Представляете ситуацию? В советское время это граничило с моральным разложением и, если бы родители этой Любы пожаловались, Миша мог бы запросто вылететь из училища. Не говоря уже о неприятностях в молодой советской семье.
Миша, весь бледный, залетает в наш кубрик, дрожащим срывающимся голосом говорит почему-то именно мне: «Володя! Я пропал! Что мне делать!?» и кратко докладывает обстановку. Мы все в ужасе пытаемся сообразить, как выручить Мишу. И все почему-то смотрят на меня. Тут я понял, что погибающего товарища надо спасать любой ценой — это морской закон. В голове сложился мгновенный план спасения: «Так! Миша, сиди здесь и не высовывайся. Я скоро приду!»
Спустил вниз, зашёл в учебный корпус. Вижу: в фойе около проходной стоит девушка Люба, бывшая Мишина невеста. Я собрался с силами, сделал траурное лицо и подошёл к ней: «Люба, здравствуйте. Давайте отойдём в сторонку. Мне надо вам кое — что сообщить…» Отошли подальше от проходной. «Люба, мы хотели вам раньше сообщить, но адреса вашего не знаем. Дело в том, что два месяца назад пароход, на котором плавал Миша Сечко, потерпел кораблекрушение в Северном море и погиб со всем экипажем… Мы все очень расстроены этой смертью… Но ничего уже не сделаешь — сами понимаете, море есть море».
Я внутренне приготовился ко всему: к обмороку, к женским рыданиям и даже к истерике. Но то, как она встретила эту новость, меня поразило. Девушка только слегка подняла бровки и удивлённо спросила: «Да-а-а? Ну надо же! И часто у вас такое случается?» Потом слегка взмахнула рукой: «Ну ладно, я пойду!» Я от растерянности ляпнул не в тему: «Приходите к нам на танцы!» Девушка обернулась, улыбнулась мне: «Может и приду!» — и бодрой походкой пошла на выход. Похоже она решила, что запас курсантов в нашем училище вполне достаточный.
Я возвращался в свою роту в глубокой задумчивости. Мне тогда было всего 23 года, и представления о женщинах у меня были несколько идеалистические. Не знал ещё, на что они способны. С годами это прошло, наступил реализм.
Зашёл в наш кубрик. Миша сидит на стуле всё такой же бледный. Ребята, все в тревоге за товарища, смотрят на меня. Я успокоил Мишу: «Миша, тебе повезло! Молодец, что на ней не женился! Она даже не заплакала, когда я сказал ей, что ты утонул. Немного удивилась, но обещала прийти на танцы. Так что живи спокойно. Только на танцы не ходи».
Бедный Миша не мог поверить своим ушам. Мне показалось, что вместо радости он ещё больше расстроился: «Вот это да-а-а… А я то думал…» Ребята тоже были неприятно поражены. Ну что с нас было взять — молодёжь! Миша Сечко потом несколько раз за рюмкой благодарил меня за этот мужественный поступок. Говорил, что так мог поступить только настоящий друг. Жили они с Таней долго и счастливо, пока Миша не умер.