часть 3.
Там меня встретили с распростертыми объятиями. Стремительно пройдя несколько медкомиссий, я оказался на городском сборном пункте, а затем, с толпой таких же оболтусов – призывников, через Белорусский вокзал (очень символично), попал в расположение гвардейской Таманской дивизии, где нас разместили перед отправкой на защиту рубежей Социалистического (тогда еще) Отечества. Рубежи эти защищать мы должны были, как это ни странно, за рубежом, а именно в пределах первого государства рабочих и крестьян на германской земле, сиречь в ГДР.
Решив действовать по принципу: «На службу не напрашивайся, от службы не бегай», я не суетился, никуда не просился ни в Спецназ, ни в Десантно - Штурмовую Бригаду, ни в Школу поваров, а посему оказался в простой танковой учебке под Потсдамом. Видимо, благодаря достаточно спортивному телосложению и наглому выражению лица был направлен в первую (спортивную) роту учиться на командира танка Т-64.
Служба в Советской Армии времен позднего СССР, да еще за границей, достойна описания в романе, объемом никак не меньшем, чем «Война и Мир», но, в рамках моего повествования, я ограничусь одним эпизодом.
Это был священный для каждого военного день – День принятия Присяги. Накануне старшина, прапорщик-хохол (старшин другой национальности я в Советской Армии не встречал), не особо прикидывая размеры выдал нам парадную форму. Всю ночь мы обменивались друг с другом брюками, кителями и фуражками, чтобы хоть как-то подобрать комплект сообразно своему телосложению. Затем, беспощадно коля неумелые пальцы иголками, пришивали погоны, петлицы и шевроны с желтым прорезиненным танком, на положенные уставом места. Это, конечно, было занятие не для слабонервных. Наши доблестные сержанты без устали отрывали криво пришитые атрибуты принадлежности к славным танковым войскам.
Наконец, к рассвету, в основной своей массе, мы были готовы. Водрузив левую руку на автомат, висящий на груди, а в правой держа текст Присяги, каждый, как мог (кто-то почти по слогам, зачитал положенный текст. После этого мы вернулись в казарму, взяли котелки и отправились на обед.
Дабы создать атмосферу праздника, обед был объявлен так же праздничным. Питались мы из полевых кухонь в здании бывших немецких драгунских конюшен, построенных еще при кайзеровской Германии. Приготовить там что-то, кроме супа из разваренной капусты и той же капусты, но с кусочком вареного волосатого сала было сложно. Поэтому, праздник должна была создать врученная каждому маленькая пачка немецкого дешевенького печенья за 32 пфенинга. Но, в принципе и это было в радость для новоиспеченных защитников Родины. После роскошного пира, нашу роту, как обычно, строем сержанты повели к кочегарке, где специально для мытья котелков была проведена ржавая труба, с пробитыми в ней отверстиями, по которой текла едва теплая вода. Времени на мытье отводилось ровно столько, сколько сержант курит послеобеденную сигарету. В расположении чистота котелков проверялась, и несчастный, плохо вымывший котелок, подвергался взысканию, а вместе с ним и все его отделение. Места у трубы хватало как раз на роту – примерно на сто человек.
В этот день у трубы, то ли по недомыслию, то ли по какому-то злобному расчету товарищей лычконосцев, оказались одновременно две роты – наша первая и третья.
Тут, для понимания момента, необходимо сделать некоторые пояснения. К этому времени Союз Нерушимый начинал трещать по швам. Проблемы, вызванные бездарной национальной политикой, проявлялись все более явно. Апологетам Советского Союза, бредящим о якобы Великой Дружбе Советских Народов я желал бы где-нибудь в 1987 году провести ночь в казарме какого-нибудь, например даже не стройбата, а третьего батальона нашей учебки, где готовили механиков-водителей, и на девяносто процентов состоящего из представителей очень Средней Азии. Уверен, они получили бы незабываемые впечатления! В учебной части, где все, кроме сержантов, были одного призыва, на первое место выступала не проблема дедовщины, как ржавчина разъедавшая Вооруженные силы, а проблема национальных землячеств.
Многоумные политработники, разными способами пытались решить эту проблему. В чью-то светлую голову пришла мысль о комплектовании подразделений по национальностям.
Так вот, в нашей первой роте были в основном славяне и молдаване, с небольшим (один – два на взвод) добавлением казахов, узбеков и т.д. Кавказца же не было ни одного. Весь Кавказ и Закавказье были сосредоточены в третьей роте. Представляю, какие драмы там разворачивались при назначении дневальных. Даже проходить мимо их казармы в одиночку было весьма неразумно и чревато последствиями, ибо по одному они не ходили вообще!
И вот – у вожделенной трубы оказались одновременно две роты.
Канистры с бензином были опустошены, порох подсыпан, сухое сено сложено в копну, оставалось только чиркнуть спичкой. И, конечно же, незамедлительно чиркнули! Один из гордых и воинственных сыновей величественных Кавказских гор подскочил к коренастому тамбовскому пареньку (почему то, до сих пор помню его фамилию – Перепечин, сосредоточенно драившему свой котелок под тонкой струйкой воды, и оттолкнул его в сторону, подставив под трубу свое орудие для приема пищи. Перепечин, ни секунды не размышляя выдал ему добротную размашистую оплеуху, от которой удивленный джигит неожиданно сел на пятую точку.
Через две секунды происходящее живо напоминало битву Наполеона у пирамид с турками и египтянами (принимая во внимание огромные кучи угля, насыпанные у кочегарки). Два подразделения несокрушимой и легендарной, час назад поклявшиеся советскому народу быть дисциплинированными и бдительными воинами с ожесточением, рыча от ненависти вцепились друг в друга.
Я тоже, естественно, принял живое участие в происходящем. Сначала я сильно оттолкнул носатого субтильного паренька в большой, не по размеру, фуражке, потом, почувствовав, как кто-то довольно чувствительно пнул меня в прыжке сзади в позвоночник, развернулся, поймал за ногу прыгуна, и подсек его опорную ногу. Упал он, я думаю, очень жестко. Внезапно, в голове моей как будто бы кто-то щелкнув переключил режим. Я так же видел все происходящее, слышал все звуки (правда как-то издалека), но движения окружавших меня замедлились, я же двигался легко и свободно.
Во время тренировок по дзю-до, наш тренер иногда практиковал режим «набрасывания», когда за определенный промежуток времени, ты должен безостановочно произвести несколько десятков бросков безо всякой подготовки – просто берешь и бросаешь, тем приемом, который в данный момент воспроизвела твоя мышечная память.
Так вот – в этот момент у меня включился режим «набрасывания». Я подскакивал к человеку, не обращая внимания на его попытки мне помешать, и производил прием. Подсечка, задняя подножка, подхват, передняя подножка, наконец самый коварный и жестокий прием в моем арсенале – выхватка. Через какое-то время вокруг меня образовалось пустое пространство, и ко мне в этом пространстве продвигался самый большой боец третьей роты, огромный, с выпирающими из под тесной парадки мышцами, с отросшей за три часа щетиной, грузин. Он был негласным лидером в своей роте. Его замели в армию, буквально за месяц до достижения им предельного для призывника возраста. Весил он примерно сто двадцать килограмм. Говорили, что он мастер спорта по самбо. Он двигался ко мне немного в развалку, пришептывая какие-то наверное, нехорошие грузинские слова.
Я остановился, размышляя о том, что же делать. Боевой режим практически выключился, развернуться и побежать было немыслимо и я уже склонялся было к не очень здравой мысли пнуть его в пах сапогом, что, конечно, было бы во-первых неблагородно, а во-вторых не оставляло шансов на сохранение собственного скелета целым, если не получится вырубить его одним ударом.
Внезапно, вперед проскользнула гибкая, чуть сутуловатая фигура. В луче неяркого майского немецкого солнца блеснула золотой рыбкой, начищенная старательной рукой с помощью пасты ГОИ, увесистая бляха на белом парадном ремне, и со смачным шлепком, несколько ребром впилась в лоб грузину-великану. Он несколько мгновений недоуменно смотрел на свисающий с собственного лба изрядный кусок кожи, слегка закрывший его левый глаз, а потом пошла кровь. Такие раны обычно очень сильно кровоточат, тут же, кровь просто полилась каким-то водопадом. Гигант зажал лицо обеими руками, развернулся и, с напоминающим тепловозный гудок воем, побежал. Вслед за ним рванула и доблестная третья рота, которую, как отару курдючных баранов погнали злобные овчарки-сержанты.
Поле боя осталось за нами. Мы подобрали кучу фуражек и несколько ремней и котелков, доставшихся нам в качестве трофеев, которые были возвращены нашими сержантами в третью роту за бутылку шнапса Кристалл.
После этого у нас не возникало с третьей ротой, за все время пребывания нашего призыва в учебном полку, никаких проблем.
Продолжение следует.