Много лет лучшее картофельное поле было за клубом. Хотя местоположение не из лучших. Чёрт бы с ними с бухариками, топтавшими свои и чужие посевы, как придёт нужда, от клуба шёл спуск к реке через заливной луг. Именно это место определили под общественное картофельное поле. Поначалу всем плевать было на это место. У каждого свой огород, своё дело, своя картошка, что им до клубной линии, которую и распределили то по указанию сверху. Местечко не самое приятное для посадки, уборки и прочего ведения домашнего хозяйства, тем не менее, никто не хотел отдавать. Когда ввиду роста хотели принять решение раздать эту землю новоприехавшим, местные, хотя и владеющие данной землёй лишь как общественность, взбунтовались, показали кукиш и продолжили любоваться на пустырь.
Всё перевернулось в тяжёлый год. Были пусты не только прилавки, но и карманы, городские массово повалили стряхивать с отцов и матерей всевозможные продукты питания, которых в черте города порой просто не было. Росло число бездомных, а в клубе пьянствующих завелось больше, чем мышей.
Сельский голова, крепкий хозяйственник, добрый охотник и знатный вор решил, что ситуацию нужно оборачивать в свою пользу. За бутылку и хлеб отправил он всех синяков собирать и свозить разное бесхозное удобрение с поселка на поле. Сам посадил свою линию и стал ждать. Когда хорошо взошло, на загнивающий огород обратили внимание. Кто успел, посадил в тот же год, прочие в следующем, а голова, не будь дурак, за удобрение почвы долю взял.
Так началось выращивание на лучшем в посёлке поле. Не без драк за право пользования, не без матерка, но решили всё же, что и кому принадлежит. Общественное же, значит моё. Пока была необходимость, брали урожай регулярно, ряды умудрялись пропивать, проигрывать, даже продавать, что было уж совсем из ряда вон, таких наказывали. Ценность поля с нуля вдруг подскочила до немыслимых для посёлка масштабов. Доходило до того, что клуб, как общественное место, хотели снести, а на освободившийся участок вывести картофельное поле, но не договорились.
Время шло. Деревенские старели, молодёжь уезжала. Городским до хозяйства уже не было никакого дела. Общественное имущество, какое смогли, распродали. Старый клуб развалился, а за ним раскинулось поле лопуха и репейника. Битые бутылки и старые тряпки стали единственным возможным урожаем. Никто не дрался за собственность, никому не было дела до этого места. Бери, если желаешь, общественное- это ведь ничьё.
