Антония Поцци (1912–1938) — дочь крупного миланского адвоката Роберто Поцци и представительницы знатного североитальянского рода, графини Лины Каванья Санджулиани.
Короткая жизнь всего 26 лет, молчаливая и несчастная; смерть без объяснения причин, самоубийство возле аббатства Кьяравалле. Её страстью были лыжи и альпинизм (в Доломитовых Альпах или на Гринье, недалеко от Лекко), а также цветы, литература, фотография и, конечно же, писательство.
Принадлежа к миланской высшей буржуазии, она часто посещала самые культурно оживленные районы города в 1920-х и 1930-х годах. Она много путешествовала по Европе, но ее любимым местом оставалось Пастуро, где она и похоронена.
Из написанных ею стихов, она не опубликовала ни одного при жизни. Некоторые из них, сильно подвергнутые цензуре и искаженные, были опубликованы отцом после её смерти.
Потом её имя предалось забвению и, кроме Витторио Серени, стихи оценили уже её друг, Томас С. Элиот и Монтале, написавший предисловие к небольшому сборнику в 48-м году.
Сегодня представляем биографическую драму - путешествие по последним десяти годам короткой жизни итальянской поэтессы Антонии Поцци. Это портрет художницы и ее творчества, действие которого происходит в Милане 1930-х годов.
Антония / Antonia, 2015, драма, биография, Италия, Греция
Дочь крупного миланского адвоката и графини Лины Каванья Санджулиани, родственница известного поэта-романтика Томмазо Гросси. Писала стихи с детства.
Закончила классический лицей в Милане, где пережила тяжелую любовную историю, повлёкшуюся глубокую депрессию.
Путешествовала по Европе, чаще всего — на велосипеде. Увлекалась фотографией. Читала на латыни и греческом, владела английским, французским, немецким языками. Пережила ещё несколько любовных разочарований.
Стихи писала с детства, но первая стихотворная книга «Слова» вышла уже после ее смерти: в отчаянии от жизненных неудач двадцатишестилетняя Антония Поцци отравилась.
Практически все, кто пишет о судьбе поэтессы, возлагают на Роберто Поцци (отца поэтессы) главную вину в трагедии Антонии: сломал тотальной опекой, разбил любовь и, наконец, уже после смерти цензурировал ее письма и стихи…
Но и без такого отца, как Роберто Поцци, и Антония не стала бы той самой Антонией Поцци, какой она была – в жизни и в стихах.
С Антонией, родившейся очень слабой, отец, чуть стала она подрастать, возился так, как стоило бы заниматься с мальчиком: велосипед, верховая езда, лыжи…
К регулярным спортивным занятиям прибавились летние и зимние походы в Доломитовые Альпы, которые со временем сменились настоящими восхождениями в компании альпинистов. Здесь, кажется, проявилось желание развить в единственном ребенке те качества, которые самому Роберто Поцци пришлось приобретать с немалым трудом.
Занятиями спортом и туризмом дело, конечно, не ограничивалось: мать Антонии, прекрасно играя на фортепьяно и скрипке, владея несколькими иностранными языками, передала все это и дочери.
В воспитании Антонии немалое значение придавалось памяти прадеда по матери – известного в начале ХIХ века поэта и писателя Томмазо Гросси, статуя которого и по сей день стоит в Милане, у здания пинакотеки Брера.
По мысли родителей, Антонии предстояло стать не просто завидной невестой, но лучшей девушкой на свете – с кристально-чистыми нравственными понятиями, умом, развитой чувствительностью и ворохом талантов, которые трудолюбие должно было довести до совершенства.
Помню, жила я в доме
мамином, среди равнины,
и окошко мое смотрело в луга;
дальше – запруда, поросшая лесом,
скрывала Тичино, а в самой дали –
тянулись темной грядою холмы.
В детские годы я лишь однажды
видела море, и, будто влюбленная,
скучала по нему непрестанно.
(«Любовь на расстоянии», 1929)
В предпоследнем классе лицея шестнадцатилетняя Антония влюбляется – первый и последний раз в своей жизни. Она вкладывает в любовь все свои представления о человеческом идеале.
Ее возлюбленным, конечно, может стать лишь совершенно особый человек, в котором она увидит средоточие самых главных достоинств из тех, о которых она когда-либо читала и размышляла.
Этот прекрасный образ она обнаруживает в своем учителе греческого и латыни. Антонио Мария Черви, холостяк в 34 года, уроженец Сардинии, глубокий знаток античной философии, поэзии и религии, при этом ревностный католик, был увлеченным педагогом и, не имея своих детей, охотно отдавал ученикам душевные силы и время.
Биографы Антонии Поцци пишут, что мечтательная и своенравная девушка первая влюбилась в своего преподавателя и разожгла в его душе ответное чувство. Так представляла дело и сама Антония.
Однако из ее сохранившихся писем и дневников мы узнаем, что Черви оказывал девочке знаки внимания, которые навряд ли мог оказывать каждому из своих учеников.
Во время летних каникул он напоминал о себе посылкой интересных книг, а иногда и навещал любимую ученицу – не в ее миланском доме, а на летней вилле в Пастуро (50 км от Милана), не жалея потратить целый день на дорогу.
Человек взрослый, он мог скорее осознать в себе чувства, которые вызывает у него девушка, и сделать первые шаги, способные пробудить в ней ответное тепло. Тем не менее, сам он смотрел на происходящее между ними особыми глазами.
По своему складу Черви был мистиком. Предметом его особого интереса была неоплатоническая философия (Плотин, Порфирий, Ямвлих), с ее известными идеями «жизни как сна». Похоже, что у него не было мечты обрести любовь ради создания семьи; его учительство представлялось ему служением монаха в миру.
Он довольно долго убеждал себя в том, что его отношения с ученицей есть лишь интеллектуальная дружба, оправданная высокой целью – развить ее душу. Может быть, он приводил себе на память невоплотимую любовь Данте к Беатриче, Петрарки – к Лауре, томя свое сердце сладкой мукой – видеться и говорить с девушкой, которая была ему недоступна – и эта мука давала ему в избытке молитвенные слезы…
Практически вся история этой любви известна со слов Антонии. Черви, переживший возлюбленную на тридцать лет, не оставил дневников; из множества его писем к ней не сохранилось ни одно.
Однажды, когда Антония спросила учителя, почему у него в глазах такая глубокая грусть, Черви сказал в ответ, что многие годы не может утешиться о потере горячо любимого брата, Аннунцио, погибшего осенью 1918 года, в последние дни войны – там, в Доломитовых Альпах, в дорогих для Антонии местах, где воевал и ее отец. Это ли было подлинной причиной грусти Антонио, или что-то другое, но тема брата еще больше сблизила обоих. Аннунцио Черви был талантливым поэтом, оставившим после себя три изданных сборника стихов. От вопросов религии разговоры учителя и ученицы легко перетекли в поэтическую область: Антония призналась, что и сама сочиняет стихи, показывая их разве что двум самым близким подругам. Любимый учитель вызывал у нее теперь не только глубокое почтение и интерес, но и сострадание в его потере. Его безбрачие представилось ей знаком вечного траура. «А представьте себе, что найдется однажды та, которая, полюбив вас и став вашей женой, родит вам сына и назовет его – Аннунцио… Не утолило бы это боль вашей утраты?»
Черви начинает понимать, что развитие их отношений выходит из-под контроля. Он просит начальство о переводе из Милана. В конце 1928 года он уезжает в Рим, оставив Антонию в скорби и смятении. Чувства поднимаются в ней как вскипающее молоко. Стать женой любимого, родить для него сына и воскресить в его лице погибшего поэта – становится для нее предметом размышлений и снов. С апреля 1929 года она начинает ежедневно записывать стихи. Записывать в стихах свою, как сама выражалась, vita sognata, жизнь в мечте. Однако, на итальянском эта фраза имеет и другое значение – жизнь, увиденная во сне.
Стихи того же времени передают всю гамму полыхавших в душе девушки чувств с полной наглядностью:
Под солнечным зноем
в тесной лодке
озноб –
чувствовать против моих коленок
мальчика чистую наготу,
упоение мукой – носить в крови
то, о чем он не знает.
(«Невинность»)
И среди мечтаний – вдруг – громом средь ясного неба:
…А мне бы кануть вниз головой
в текучесть безумную камня,
а мне бы рухнуть на твердый валун,
и, выбив его из земли, расколоть
худыми моими руками;
я б вырвала, как у распятья
на кладбище, у него одно только слово,
что мне света подаст. И стала бы пить
свою кровь глотками веселыми…
(«Наваждение»)
Что это? Откуда?
Дед Антонии по отцу, школьный инспектор, добровольно ушел из жизни, оставив жену с тремя детьми на руках. Одна из его дочерей кончила жизнь самоубийством, будучи семнадцати лет от роду. В душе Антонии бред о самоубийстве тоже возникает в семнадцать. Доверяя стихам каждое сильное переживание, она и об этом объявляет предельно ясно. Потом она научится жить в хронической готовности к смерти, уже не крича о желании «кануть вниз головой», но тихо и смиренно оговариваясь: «если случится, что однажды мне придется уйти». А пока болезнь еще в острой форме; организм еще сопротивляется:
(…) Удержи меня в жизни,
мужчина. Туман проползает,
слизывая, растворяет бред мой безумный.
Немного еще, и увидим, как тает
над долами; а мы – на вершине оба.
Удержи меня в жизни. О, как нежны
твои глаза нерешительные,
твои глаза – из стекла чистого, голубого!
(«Наваждение»)
*******************************************************
Открывая российскому читателю редкие по искренности стихи, надеемся, что они станут и для нас – народа Цветаевой и Есенина – новым уроком любви к прекрасному: к человеку, природе, к малой родине каждого из нас и, наконец, ко всей нашей общей большой родине – планете Земля.
На сегодня у нас всё! Расширяйте свой кругозор вместе с нашим каналом, а мы рады будем расти вместе с вами ;))
Не забудьте поставить лайк, если вам было интересно. Помните, что для Вас это один клик, а для автора это плюс к развитию канала и мотивация писать больше и интереснее!