Глава 1. Пёс на цепи
Сбродный район, таверна «Пьяный принц».
Как только Рохтон открыл скрипучую дверь таверны: в нос ему ударил прогорклый дым, стойкий запах перегара и немытых тел. Привычная вонь питейных сбродного района. Да он и сам, пах не лучше.
Солнце горело высоко в небе, но это не было помехой для завсегдатаев этой помойки. Переступив дряхлый порог, он встретил неизменную картину. Несколько посетителей уже валялись на грязном полу, в собственной блевотине; картёжники проигрывали последние гроши какому-то шулеру; несколько дебоширов упирались лбами, и несомненно, вскоре начнётся потасовка. Затасканные подавальщицы сновали меж столов с деревянными кружками, и иногда с мисками горячего варева на подносах. Они, как всегда, пытались строить глазки местным пьянчугам – впрочем, тех больше интересовало содержимое их кружек.
Деревянный пол поскрипывал под тяжёлой походкой Рохтона, он ступал медленно и грузно. Каждый его шаг отзывался резкой болью в боку. Края его кожаного плаща, заляпанные влажной грязью, волочись по полу собирая пыль. Он заприметил свободный стол в тёмном углу и двинулся к нему. Подтянув края плаща, он, разместил свою задницу на плоском табурете, деревяные ножки неловко качнулись, грозя разойтись, но сумели удержаться.
Махнув грубой ладонью с длинными потемневшими от грязи пальцами и выщербленными острыми ногтями, - он подозвал подавальщицу. К нему неохотно приближалась тощая женщина с впавшими щеками и тёмными кругами под глазами; её бледные, обескровленные губы, резко бросались в глаза. «Недолго ей осталось, если не завяжет с «диким гироном».» - подумал Рохтон. Впрочем, он не собирался говорить об этом – она и сама знает.
- Чего тебе? – спросила она тихим, хриплым голосом.
- Кувшин крепчаги. – бросил Рохтон.
Подавальщица удостоила его хмурым взглядом и пошла к стойке. Он не пользовался популярностью у местных дам, хотя эта таверна стала для него почти “домом”. Те больше не выдавливали из себя кривые улыбки и обходительный тон в надежде получить пару грошей сверху – с Рохтоном это было бесполезно. Также и не пытались затащить его в одну из комнат наверху, несколько медяков и они бы исполнили его самые грязные пожелания, только он не настолько оголодал; и как нужно оголодать что бы на них “встал”, - он не представлял.
Его тело содрогнулось от резкой боли в боку, вспыхнувшей с такой силой, что он опёрся локтями о стол и опустил голову, зажмурив глаза.
«Чёртов ублюдок, держать под одеялом заряженный арбалет.» - он вспомнил эпизод с последнего задания. Хоть он и сыпал проклятьями, причины такого параноидального страха, он понимал. Лорд Гонети разгневал правящую династию – Лоран.
«Ещё одни ублюдки, когда-нибудь я сдеру шкуру с каждого голубокрового выродка.» - он сжал кулаки до белых костяшек.
Вот уже три года он был их «псом» на цепи. Он, конечно, мог сбежать в любой момент, возможностей было уйма, - если бы его брат не был в плену инквизиции. Последний близкий был заточён на протяжении трёх лет, и лишь благодаря Рохтону, всё ещё был жив. Как бы не было тяжело, сколько бы шрамов он не получил – Рохтон не собирался сдаваться. Он решил, что вызволит брата, даже если придётся уничтожить всех врагов Империи Ильт.
«И как только я закончу – у империи останется лишь два врага. Два брата, два волчьих сына.» - он горько усмехнулся от безнадёжности их положения.
Наконец-то дно кувшина стукнуло об столешницу, он поднял глаза и посмотрел в спину уходящей женщины. Её лопатки торчали под грубым льняным платьем, больше похожем на мешок. Но он должен признать, они старались украсить себя хотя-бы нарядом – расшивали рисунки и узоры; окрашивали; перекраивали и подвязывали цветными лентами. Некоторые ходили в отбеленных передниках из той же ткани, странных белых шапках, завязанных под подбородком или многослойных платках.
«Зачем натягивать столько слоёв ткани, если вы так стремитесь их скинуть.»
Рохтон налил мутною жидкость в деревянную кружку и залпом отправил внутрь. Горька и обжигающая питьё потекло по горлу растягивая тепло по телу. Оно было ужасно на вкус, но он любил это пойло. Крепчага отгоняла боль, расслабляла искромсанные мышцы и на мгновение позволяла забыть о судьбе его племени, его семьи, его собственной судьбе.
Деревянная кружка вновь наполнилась, но, - Рохтон не спешил в этот раз. Он всматривался в муть и обдумывал последнее задание. Оно выдалось действительно не простым – хотя простых заданий ему и не давали. По крайней мере, ему обычно предоставляли достаточно достоверные сведения. Но в этот раз оборона была куда сильнее, все описанные подходы – заблокированными. Странно это всё – он не понимал причин. Если бы они хотели его убить, для них это не составило бы труда. Прирезать его во сне; повесить за инакомыслие на площади Элогара; да хоть как – им всё было расплюснуть. Нет! Он был им нужен, он это понимал.
«Но в этот раз они указали на всю семью.»
Будто проверяли его на прочность, - хватит ли ему упорства и безжалостности? Хватит. Ради брата он был готов пытать и убивать – и он пытал и убивал. Ему казалось будто на каждом задание он оставлял часть своей души, своих чувств. Всё меньше вещей волновали его разум – только цель, «освободить брата».
Он резко сорвал кружку со стала и часть жидкости плеснуло ему на рубаку. Жадно впившись губами в кромку дерева, он шумно втянул в себя горькое пойло; будто не видел воды много недель. Ударив дном кружки об стол, он откинулся на спинку стула и закрыл глаза, наслаждаясь ненадолго покидавшей его боли. Перед его глазами мелькали картинки минувшей ночи.
Луна забралась на самую вершину небосвода, густо освещая землю бледным светом. Лёгкий ветерок покалывал кожу и охлаждал растущие возбуждение перед вторжением. Он стоял у обрыва, на котором возвышалась восточная замковая стена. Сбросив почти всю одежду, за исключением мешковатых штанов с кожаным поясом и весящим кинжалом, он начал обращение. Вспашка безумной боли, хруст костей, треск мышц и связок. Всё его тело пронзали мелкие конвульсии, кожа плясала и бугрилась – словно под ней сновали сотни жуков. Густая тёмная шерсть выбиралась наружу; челюсть росла с глухим шарканьем; уши уползали выше, по черепу; жёлтая радужка на глазу увеличилась и вытеснила белок из глазницы. Накатила первая волна ярости.
Он уже проверил все подходы и лазейки, которыми был проинформирован – всё заблокировано. Гнев поднимался к горлу побулькивая, сведения инквизиции оказались ложными. Рохтон раздражённо фыркнул. Осталась лишь отвесная скала и крепостная стена на ней.
Крепкие когти врезались меж камней на скале и крепкие горячие мышцы тянули тело вверх. Шаг за шагом – лапа за лапой, он всё приближался к основанию стены. Наверху, между каменных зубцов на парапете, покачивался одинокий свет от факела – эта сторона считалось особенно защищённой, вот и смысла в особом патрулирование не было. Но смысл был. Рохтон уже вонзал когти в узкие зазоры меж каменных блоков. Подобравшись вплотную к промежутку между зубцов, он терпеливо дожидался проходившего дозорного. Свет медленно приближался всё ярче поплясывая на камне, вот он уже горит на расстоянии вытянутой лапы. Каждая его мышца напряглась; когти сжались, кроша камень; кровь била в висках; он с трудом сдерживал дыхание и надеялся, что человек наверху, не услышит его безумно бившееся сердце. Одним резким рывком из-за стены, его кости вонзились в шею мужчины, их глаза встретились – взгляд искреннего удивления, этот взгляд не сошел даже когда дозорный летел вниз со стены.
В центре стоял высокий каменный замок с синеватыми черепицами на крышах и круглых башнях. Он рос постепенно, один этаж, два этажа и высокая башня в центре. Рохтон знал где искать лорда Ганети и осторожно направлялся к тёмной стене напротив него. Он перебегал от тени к тени, рывками, и замирал в них если чуял или слышал патрульных. Забравшись на первый этаж, он прошёлся по крыше, к стене повыше, низко пригибаясь под окнами. В некоторых окнах горел свет, дым томно поднимался от труб. Тихая ночь.
Вот он стоит у главной башни, по которой вполне можно было бы добраться до окна коридора ведущего в покои лорда. Только луна этой ночью светила не в его пользу, светлый камень стен отражал свет и на его фоне он несомненно будет замечен патрульными с крепостной стены, да и с земли его будет видно если заберётся немного выше. Он пополз по черепичной крыше, сливаясь с её тёмной синевой, надеясь, что среди патрульных не найдётся глазастых. Только они и не понадобились. Он заметил, как другой патрульный шел сменять улетевшего. «Суки!» - сведения о смене патруля, оказались не верными. Слишком много ошибок для служителей Элогара. Теперь у него есть не больше пяти минут до поднятия тревоги. Он резко обогнул округлую стену и достигнув высокого окна, направленного на главные ворота, насколько было возможно тихо он разорвал деревянные шпильки крепления и выдавил окно, влезая. Быстро рванул по пролётам и лестницам вверх, особо не осторожничая. Коридоры были пустынны, Гонети ещё не сумел собрать достаточный гарнизон и скорее всего – воины около его покоев.
Оставался один коридор, одна лестница до покоев лорда. Боковая дверь в стене справа, скрипнула, Рохтон остановился и приготовился. Показался силуэт, медленно выходящий из проёма, но ещё скрытый за плоскостью двери. Тело волчьего сына сработало быстрее разума, он в одно мгновение подлетел к выходящему и схватил за шею, едва показавшуюся из-за дерева. Разум осознал происходящее уже после того, как когтистая правая лапа вонзилась в живот, распоров брюхо. Левая лапа сжимает тонкую бледную шею, глухой хрип пытается вырваться их горла. Совсем юная – лет шестнадцать, служанка смотрела на него полными страха и ужаса глазами. Рохтон выдернул правую лапу из плоского живота девушки всё не разжимая левую. Она могла бы выжить, если бы он помедлил хотя бы секунду, он бы увидел её – он бы позволил ей жить. Не позволил. Той секунды ей бы вполне хватило чтобы крикнуть, а этого нельзя было допустить. Никак нельзя. Кровь заливала её передник и стекала на ковёр под ногами. Она тщетно барахталась руками и пыталась вздохнуть. Рохтон сжал лапу, шея хрустнула – он прекратил её страдания. Ещё одна невинная жизнь была отобрана – ещё один кусочек его души навсегда потерян.
Он взлетел по лестнице в последний коридор, едва касаясь ступеней. Одновременно с этим раздался звон колокола, он нарастал и высился. Теперь гремел весь замок и окружающие его стены. Дозорные подняли тревогу. В коридоре его поджидала – тройка завёрнутая в тяжёлые латы. Два мужчины поджидали его с короткими мечами и круглыми щитами, другой – коренастый и невысокий, но с невероятно широкими плечами, стоял за их спиной с взведённым арбалетом. Рохтон не видел их глаз, закрываемых забралом, но чувствовал запах решимости и отваги, с лёгким налётом страха. И он ослабил цепи, сковывающие «волчье проклятье», ярость окатила его разум, обволакивала и наполняла силой.
Когти царапнули пол в рывке, волк резко бросился вперёд. Звякнули латы закованных мужчин, они выставили щиты и отвели мечи, готовясь встретить чудище. Болт просвистел в сантиметре от его головы, арбалетчик сразу же наложил новый и закрутил ручкой натягивая титиву. Их глаза встретились лишь на мгновение, за несколько метров до столкновения, жёлтые звериные глаза преисполненные лютой яростью и невиданной жаждой крови и голубые, человеческие – утонувшие в страхе и отчаяние. В это мгновение, оборотень прильнул к полу и лопатками зацепил края щитов, над головой и спиной пролетели два стальных жала. Волк вонзил когти в колени арбалетчика, точно – между пластин. Крик прокатился по замку отражаясь от каменных стен и утопая в глубоких коридорах. Латник упал на колени и рванул кинжалом из-за пояса, рассёк воздух – но так и не добрался до мохнатой шкуры. Его рука обвисла и выпустила кусочек острой стали, только после этого пришла новая волна боли. Он посмотрел вниз и увидел неестественно вывернутую руку, в следующие мгновение пришел удар в грудь, закованную в сталь. Рохтон опрокинул его на пол ударом плеча и отскочил, уворачиваясь от мечей развернувшихся латников.
Волк выскочил вдоль стены, перед тяжёлым воином, не выпускавшим щит. Их медлительность только играла ему на лапу. Воин всем своим весом попытался прижать щитом, волчье тело. Лапы упёрлись в шершавую стену и согнулись в коленях сопротивляясь давлению. На крае щита показались когти, крепко вцепившиеся в дерево. Вони уколол мечом и оставил лёгкую борозду на бедре Рохтона, но этого хватил что бы волк получил новую порцию ярости, почти полностью затмившую разум. Он рванул ребро щита и повернул его, выворачивая гибкое тело вбок, латный воин, давивший со всей силы – влетел в стену, не справившись с тягой. Второй рубанул над головой монстра и зацепил его ухо, кусочек – самый краешек, отлетел в сторону. Воин старался вернуться в стойку как можно быстрее – но Рохтон был быстрее. Его когти вонзились меж пластин под правой рукой, брызнула кровь, и воин выпустил меч, даже не вскрикнув. Латник среагировал быстро и ударил ребром щита в правой руке попав в шею волка, прямо под челюстью. Рохтон отскочил в сторону распластанного стрелка, и упал рядом.
Ещё одна волна, ещё больше, чем прежде, затмила разум и усилила все инстинкты. Воин, влетевший в стену, уже пришел в себя и медленно надвигался на волка, вместе со вторым – тот откинул щит и подобрал меч левой рукой. По коридору раздавался шумный гул глухих вздохов, тяжёлых и быстрых. Кажется, что воздух стал гуще и тяжелее. Тени поплясывали откидываемые волнистыми сполохами факелов на стенах. И оборотень резко вскочил – прошмыгнув между медлительными воинами и рванул вбок. Он сорвал факел со стены и бросил в медленно поднимающегося стрелка, тот подлетел под ноги и воспламенил ткань штанов и клёпаной юбки. Новый крик, куда более громкий и преисполненный ужасом – пролетел по коридору. Воин с мечом в руке, рванул к товарищу, второй прикрывал их щитом. Латник панически пытался сбить разрастающиеся пламя с извивающегося; пьющегося в агонии, стрелка. В воздухе поплыл аромат жареного мяса; тошнотворный и мерзкий, в сопровождении криков.
Рохтон не стремился напасть на обраставших отчаянием воинов, он метался к факелам на стенах и срывал их, отбрасывая в другой конец коридора или в окна. Конец коридора больше не освещался светом со стен, только горящий воин, уже почти переставший кричать бледно горел остатками пламени. Его товарищ уже бросил попытки сбить огонь и встал плечом к плечу с другим. Темнота сгущалась, пока вовсе не заполнила эту часть коридора, даже луна не пробивалась через окна в стене, затянутая неожиданным облаком.
Воины беспокойно всматривались во тьму коридора, пытались разглядеть огромного тёмного волка. Их страх нарастал – Рохтон ждал; они медленно отступали спиной к дубовым дверям – волк бесшумно полз у края стены, слившись с тьмой; воины сильнее сжали рукояти мечей и ремень щита – монстр приготовил когти подобравшись сбоку, совсем близко. Под ногами прошмыгнула громадное тёмное пятно, быстро – словно тень. Воин с щитом вскрикнул и упал, но одно колено, сквозь ткань и щетки сочилась кровь. Рохтон – разорвал сухожилие под коленом. Второй воин сильнее прижался к дереву за спиной и судорожно мотал мечом перед собой. Тень вновь пролетела под ногами – по коридору поплыли хлюпающие звуки. Воин с щитом упал на пол и отчаянно хватал воздух, стараясь вздохнуть; словно рыба, выброшенная на берег. Рохтон – разорвал когтями горло. Воин с мечом отчаянно рубил воздух под ногами, но сталь безуспешно рассекала тьму. Несколько минут он беспрерывно рубил воздух, страх поглощал его: забирался в каждый уголок его тела. Рохтон – не шел к нему. Руки его ослабели, колени подкосились, и он упал на пол обливаясь горькими слезами. Рохтон – ждал. Воин взмолился, он умолял и плакал; рыдал словно дитя. Рохтон подошел к нему вплотную и обхватил его голову, облачённую в стальной шлем. Воин увидел огромную волчью голову перед собой и жёлтые глаза, – глаза, в которых не было место жалости, лишь ярость, холодная ярость. Рохтон вонзил когтистые пальцы в глазницы воина, вдавив их по самое основание.
В несколько ударов волк разбил деревянные двери в покои лорда. Перед ним раскрылась светлая комната, в центре стояла широкая кровать и двое людей на ней. В камине потрескивало горящие дерево, тепло ударило ему в морду. Глаза лорда Ганети смотрели на него с безудержным ужасом, его раскрасневшиеся лицо резко отличалось от лица прижимающейся к нему женщины, побледневшей и дрожащей. Рохтон шагнул вперёд, лапа коснулась мягкого ковра на полу. Женщина сильнее прижалась к мужчине, едва не теряя сознания.
- Я заплачу больше! Я отдам вам всё что у меня есть! – кричал лысеющий лорд. – Умоляю!
Рохтон сделал ещё несколько шагов и раскрыл ладони, когти блеснули багровым светом из камина. Пухлый лорд Гонети сильнее притянул одеяло – будто оно могло его защитить.
- Прошу вас! Умоляю! Хотя бы мои дети, они не в чём не виноваты! – с влажними глазами молил Гонети.
Голова женщины поникла и её глаза закрыла плеть светлых волос. Рохтон подошел вплотную к кровати.
- Сдохни тварь! – яростно крикнул пухлый мужчина, его лицо исказилось от гнева.
Рука лорда шевельнулась под одеялом: щелчок; хлопок тетивы; рвущаяся материя. Волка опрокинуло силой влетевшего болта, пронзившего его бок насквозь, брызнула густая тёмная кровь. Жуткий вопль полный боли и ярости прокатился по комнате; коридору; замку. Ярость вытолкнула остатки чувств и разума.
Кровать, залитая кровью и стены в крупных каплях. Два тела распластались на ней, толстое – выпотрошенное с вываливающимися кишками согнулось на боку, худое – лежало на спине в луже крови, выливающейся из горла. Шум сопок и бряцанье доспехов нарастало и приближалось со стороны лестницы. Волк их слышал, но шел дальше – он должен закончить задание.
Следующая комната. Две пары круглых детских глаз смотрят на монстра из сказок. Их недолгая жизнь оборвана этим монстром, они летят в черноту ночи. Волк вылезает в то же окно. Когти скрепят по камню, оставляют глубокие царапина на твёрдом камне. Волк бежит; монстр спускается по обрыву; зверь исчезает в ночной тьме, из которой он явился.
Внезапно в сознание Рохтона, ворвался посторонний аромат. Непривычный для него; для этой помойки; для сбродного района. Запах промасленной кожи, чернил и старой бумаги. Он медленно открыл глаза и не поднимая головы посмотрел перед собой. Перед ним сидел худощавый мужчина в сером плаще, тёмные, почти чёрные волосы, короткая козлиная бородка. Рохтон качнулся и пристальней посмотрел на мужчину встретившись с ним взглядом. Один из глаз прикрывала кожаная перевязь, другой смотрел с сочувствием и обеспокоенностью. Его губы беззвучно шевелились, будто он хотел что-то сказать, но в последний момент передумывал. Ладони беспокойно лежали на столешнице, пальцы нервно плясали, перебирая по дереву.
– Чего тебе? – Рохтон не был в настроение говорить, хотя он принципе не любил говорить.
– Нечего особенного, просто в моей голове закралась мысль, что вам не хорошо. Ваше лицо изображало не самые приятные эмоции. –лицо незнакомца изображало невероятную заинтересованность.
– Ты Чтец Душ? – Рохтон и сам поразился глупости своего вопроса, их всех истребила Империя несколько столетий назад.
– Конечно нет, к сожалению, я не представитель этого удивительного народа, сейчас их совсем не встретишь. – глаза его погрустнели. – А вы бы хотели познакомиться с ними? – заинтересованно спросил мужчина.
– Нет желания раскрывать душу на распашку, ни им, ни вам. – он хотел ясно дать понять что не ищет разговора.
– Меня зовут Лорит, а вас? – взгляд его снова повеселел.
– Лорит, верно? Скажу тебе прямо, у меня нет не малейшего желания продолжать разговор. – в этот раз он решил выразиться прямо.
– Желания дело изменчивое, не так ли? Вот вы, Рохтон, например желаете освободить брата, верно? – с улыбкой сказал Лорит.
– Откуда ты знаешь? – от его улыбки, по спине у Рохтона меня пробежали мурашки, он давно не испытывал подобного.
– Так это же таверна, здесь все всё знают. Или я узнал об этом не в этой таверне. А может и не в таверне вовсе. Неважно! А важно вот что, у вас есть желание, и вы очень хотите его исполнить. – его взгляд стал глубже. – Я, конечно, вам не помощник, но знаю кто на это способен
– Кто же может мне помочь? – Рохтон инстинктивно потянулся к кинжалу на поясе, ноги напряглись.
– Кто же может…? – Лорит театрально призадумался. – Точно! Вспомнил! – воскликнул тот, вскидывая руки. – Некий Родрик Ор. Вам лишь нужно не пустить в ход сталь, на которой лежит ваша рука, когда придет черёд. – улыбнулся Лорит.
– Кто ты тако...– Рохтон почувствовал, как сознание потухает, тело начало тяжелеть, его окружила темнота.
Ему снился прекрасный сон, он был счастлив в мире грёз. Ему казалось, что он способен ощутить запах хвойных деревьев, влажного воздуха и тёплые лучи касались его кожи, с трудом пробравшись сквозь ветви. Он притаился за кроной высокой ели, недалеко, в метрах пяти, стоит высокая лань. Рохтон любуется ей, белоснежный мех переливается под лучами. Он натягивает тетиву, но перед самым спуском, на его плечо падает рука. Обернувшись, он видит Юникора, его брат жив, он с ним на охоте – а ведь он очень редко ходил на охоту. Его брат покачивает головой и Рохтон ослабевает лук, лань медленно уходит. Они вместе, заворожённо наблюдают за грациозным созданием.
Внезапно всё начало плыть, сон ускользал. Рохтон пытался удержать его, молил не уходить – но он всегда уходил.
Он открыл глаза. Перед ним стояла всё та же хмурая подавальщица и безразлично смотрела на него.
– Где этот, что со мной сидел? Он часто здесь бывает? – осматриваясь он не нашел того странного мужчину.
– Он как три часа уже ушёл. Не знаю, вроде нечасто. – проговорила она, явно желая заняться своими делами.
– Сколько я проспал? – в помещении было меньше света, но точно он определить не мог.
– Ты провалялся часа три. Может тебе еды принести? – в её глазах мелькнул лёгкий огонёк и тут же исчез.
– Нет, я наверх пойду. – достав кожаный мешочек из–за пазухи, он отсчитал сколько нужно и положил на стол. Взяв ещё несколько монет, отложил их рядом, даже за пустяковые ответы нужно благодарить, здесь так принято.
Встав, он согнулся от новой вспышки боли, и брякнулся на стул, ожидая, когда она ослабнет. У него кружилась голова, не сильно – словно от крепко забитой трубки тикта. С усилием, он всё же сумел встать и кривясь от боли, медленно пошел к себе в комнату. Ступени скрипели под ногами, старые доски так и грозили проломится под его тяжестью. О обеим сторонам коридора, располагались двери, проходя мимо них, он слышал, как из-за одной из них лились наигранные стоны и гулкие вдохи.
«Похоже одной из них улыбнулась удача.»
Его комната была самой дальней справа. Она всегда была уплачена – вот как три года. Местные не понимали зачем ему снимать комнатушку в этой дыре, за те же деньги он мог снять хибару поближе к городу. Но ему здесь нравилось. Этот вечный шум мог быть иногда полезен, люди много говорили, а если мало – за дело бралась выпивка и слова начинали литься беспрерывным потоком.
Ключ звякнул в замке, и он провернул его, механизм скрипел и молил о пощаде. Войдя в комнату, он оглядел её, – нечего не изменилось. Да и вряд ли могло измениться, хозяин явно боялся его и лишь звон монет сглаживал его. Он не посмел бы вторгаться в жилище Рохтона, да и не позволил бы это кому другому. Хотя брать у него было нечего, несколько свитков на родном Гераси – незарегистрированных. Несколько комплектов одежды и всё, – больше нечего.
Рохтон скинул одежду на пыльный пол около кровати и завалился на жёсткий матрац. Кинжалу он приспособил место под подушкой, на всякий случай. Его глаза взметнулись к потолку: жёлтому, пропитанному дымом и временем. Он беспокойно повозился, стараясь улечься удобнее, но рана в бочине не позволяла этого. Смирившись с болью, он улёгся менее болезненно и мысли начали кружить вокруг таинственного мужчины по имени Лорит.
«Он знает о брате… Кто же этот ублюдок. Он говорил об Родрике Оре, где-то я слышал это имя.» - он крепко призадумался, вспоминая разговоры пьяниц и шептания стражников. – «Родрик, Родрик Ор… Точно! Я слышал о нём! Имперец придавший Ильт, он вроде покушался на кого-то высокопоставленного и потом скрылся. Скрылся от Лоран и инквизиции, он медленно становится легендой. Его до сих пор не нашли, но люди шепчутся что он постоянно появляется, то тут – то там, принося неприятности Ильт. Слабые нашли себе героя. Скоро его тело будет биться на виселице, они найдут его.» - он не сомневался в этом. Хоть ему было горько это признавать, но Лоран действительно обладали великой силой. Армия, инквизиция, наёмники. Да ещё и магия, единственная династия способная использовать божественную силу – силу Верховного Отца Ильт. Правители Империи с рождения – сильнейшие с рождения.
Размышления медленно утекали от него и путались, сон подбирался ближе. Настал момент – который Рохтон действительно ненавидел. Вся мерзость выходила наружу и властно гремела в голове. Будто человек должен заплатить за вход в мир сновидений, плата эта – терзания, о прошлом и будущем. Как не пытался он отогнать поганые мысли, они не уходили. Казнь родных от рук имперских солдат, без суда и следствия – без шанса. Сполохи огня стирающие с лица земли его дом. Бьющийся в цепях брат, он и сам бился – сталь рвала его плоть на запястьях и ступнях. Ненависть заполнила разум, так, что – заскрипели зубы, кровь забила в висках. Империя Ильт уничтожившая его жизнь, инквизиция, пленившая его брата. В след за гневом, пришел стыд. Он подчинялся кровным врагам, выполнял каждое их слово.
Перед ним всплыли две пары круглых детских глаз.
Мысли улетали вместе с чувствами, он упал в бесконечную тьму.
