Глава 8. Петушок поёт – солнышко зовёт
Утром, как ни странно проснулась я раным-ранёшенько от крика тех самых петухов, которых мы вечером с Олькой поминали. И раньше наверняка петухи эти по утрам пели, да только я внимания не обращала, спала себе и спала, утренний - то сон всем известно самый сладкий. А тут, ровно кто меня в бок ткнул, проснулась и петухов услыхала. А они на разные голоса, да по всей деревне распевают. Один начинает, другой подхватывает, кто звонче, кто глуше, со всех концов их запевки звучат, прямо заслушаешься. И ведь по порядку поют, никто никого не перебивает. Вот наш запел, потому как ближе всех, можно сказать, прямо под окошком расстарался. А вот соседский подхватил - этот деда Ивана, наверное, с той стороны слыхать, а следующий вообще с околицы, где раньше тётка Матрёна по Олькиным рассказам жила. На моей памяти в том домишке уже баба Дуся обитала, а теперь уж и не знаю даже кто, главное, что хозяева хоть и меняются, а петухи у них всё равно водятся, да ещё и поют вон как залихватски. А без петухов и деревня не деревня, вроде как не настоящая получается. Это я очень ясно поняла, пока петухов слушала. Да пока раздумывала над этим, сон у меня как рукой сняло, совсем пропал. Что делать? Выглянула я с печи, на окошки гляжу, как там на улице. Бабушкины оконца хоть и зашторены вроде бы, да только занавески на пол окна, и сверху через тюль коротенький всё видать. А там ещё сумерки во всю, часов пять утра, не больше. Вот думаю, угораздило же меня подняться в такую рань.
Слезла я с печи, в комнату заглянула, смотрю, а у бабули уже лампадка теплится, огонёк горит, значит встала она уже, молитовку читает. Лампадка - это стаканчик такой небольшой с крышечкой. В нём масло растительное налито и жгутик, сделанный из ниток, расположен. Жгутик этот в крышечку через дырку специальную продет и торчит из крышечки немножко, чтобы зажигать можно было. Жгутик маслом весь пропитан потому и горит хорошо, как фитилёк у свечи. Лампадка тем и хороша, что в отличии от свечей расход у неё экономный, масло дольше горит. Да и фитилёк регулировать можно, если его из крышечки побольше вытянуть, то и огонёк больше будет, а если совсем коротеньким оставить, то и огонёк совсем маленьким будет. Именно про такой и говорят – «чуть теплится». За счёт этого и экономить можно, ведь на свечке фитилёк никак не отрегулируешь, потому бабуля чаще лампадку использует, а свечи только по большим праздникам. Ну а название у неё такое интересное, я думаю, от слова «лампа», потому как тоже свет даёт.
Решила я не мешать бабуле, а пойти во двор, да там и умыться, чтобы рукомойником не греметь, а уж после этого видно будет, чем себя полезным занять. Пока я на дворе плескалась, бабуля духовные дела закончила и чайник на плиту поставила. Сильно удивилась, когда я в дом вернулась растрёпанная и весёлая, уж очень хорошо колодезная вода бодрит. Звёзды волшебные я, правда, к своему великому сожалению, так в колодце и не разглядела, а вот умылась на совесть. «Чего это ты ни свет, ни заря поднялась, – засуетилась бабушка – случилось чего»? «Ничего не случилось, – отвечаю – только вот петухи уж больно хорошо на зорьке поют». «Твоя правда, раскукарекались, оглашенные, никакого сладу с ними нет, - улыбается бабуля – ну садись завтракать, коли сна нет». Попили мы с ней чаю неспешно с удовольствием, да принялись за дела домашние: курам зерна дать, воды в дом принести, козу на выпас проводить, двор вымести, да мало ли ежедневных хлопот по хозяйству. Пока я кур кормила, да петуха за песни нахваливала, бабушка узелок с провиантом собрала, да мне трудовую задачу на день поставила. Оказывается, в этот день наша очередь стадо деревенское на выпасе караулить. Ну, если проще, пастухом надо поработать. Дело в том, что хозяева, те что свою скотинку в луга на выпас отправляют, сами это стадо и пасут по очереди. Если мелкая скотинка, к примеру, коза, как у нас, или овечка, то пол дня пасешь, потом к тебе на смену кто-то другой приходит. Если крупная, корова там или бычок, то целый день трудишься. Понятное дело, что если у тебя в хозяйстве не одна, а две или даже три головы имеется, то и пасти приходиться и день и два. Головами в деревне считают живность домашнюю. В бабушкином хозяйстве имелось на сегодняшний день целых тринадцать голов: одна собачья, одна кошачья, одна козья, да десять куриных вместе с петухом. Правда для выпаса на лугах годилась только одна, козы Беляны, значит, и по деревенской математике получалось, что со стадом ходить всего-то пол дня надобно. Потому я не раздумывая подхватила узелок, длинную хворостину и мы вместе с козой направились за околицу.
Солнышко встаёт, роса на траве, туман над речкой, красота непередаваемая! И на душе очень светло и радостно. Вышли мы с Беляной к бывшему церковному саду, да - да он и по сей день существует, а там нас уже поджидают подопечные: козы, овцы и трёх коров насчитала. А с ними знакомый дед Иван в длинном, почти до земли, дождевике. «А что, - спрашивает – сегодня Мелания молодёжь в пастухи отрядила? Хорошее дело, на воздухе самый отдых». Дождались мы с дедом Иваном урочного часа, чтобы все хозяева успели свою животину в стадо пригнать, да и отправились тихонько вниз по течению нашей речки. В пойме трава всегда свежая, да сочная, и молоко с этой травы вкуснющее получается. Двигаемся неспешно, скотинка траву жуёт, а мы негромко переговариваемся. «Впопыхах чтоль на пастбище собиралась, девонька? – спрашивает меня дед Иван – одёжа у тебя совсем для пастуха не пригодная». «Отчего же – говорю - не пригодная, в джинсах и кроссовках, удобно и бегать, и прыгать, и присесть, если что, да и толстовку снять можно, если жарко станет. Опять же она старая, ее можно и подстелить под себя на землю, если отдыхать надумаем». «Так оно, – улыбается дед в усы – только вон обувку - то свою ты уже насквозь росой промочила, а в сырой обуви целый день неприятно, да и здоровью не на пользу. День долог, всякое может случиться, и с погодой порой не угадаешь. Наперёд надобно думать, когда из дома надолго отправляешься». Согласилась я с дедом Иваном, как не крути, а его правда, да теперь уж чего рассуждать, так случилось. Авось пронесёт, погода погожая будет, и кроссовки на солнышке высохнут, и здоровье моё при мне останется, а если нет, то бабуля в раз на ноги поднимет - не привыкать. Так я деду Ивану и сказала.
Шли мы и шли не торопясь, всё дальше и дальше удаляясь от деревни. Работа по началу казалась мне простой и совсем не тяжелой, знай только приглядывай, чтобы стадо во все стороны не разбредалось, самых ретивых вовремя останавливай, вот и вся забота. По пути даже можно успевать землянику есть. Так бы незаметно и время пролетело, если бы не затесался в наше стадо один очень шустрый чубатый козлик, молодой, игривый. Чубатый - потому что на голове у этого серого козлика, как в детской песенке, настоящий чуб имелся, прямо как у мальчишки озорника. Сам весь серый с черной полосой по спине, глаза хитрющие и чуб этот кудрявый, красавец, а не козёл. Только уж больно с характером, всё норовил ускакать в какие-нибудь кусты, или наскакивал на других козлят и коз, да именно в то время, когда те отдыхать прилягут, в общем, вносил полную неразбериху в наше спокойствие. Ну а мне, как самой молодой, приходилось за этим козликом бегать и к дисциплине его призывать, не заставлю же я деда Ивана с его застарелым ревматизмом за козлом носиться. Чувствовала себя прямо как воспитательница в детском саду, а у меня в этом деле ни капли опыта. Им говоришь, а они внимания не обращают, своё делают, пока с одним разбираешься, остальные кто куда пошли. Устала я так, будто вагон с кирпичом разгрузила. Никогда раньше не думала, что у пастухов такая работа не простая, правильно говорят, что пока сам не попробуешь, рассуждать не берись.
Обедать мы расположились на небольшом пригорке, откуда и речка, и кусты возле неё, и всё стадо на водопое, хорошо просматривались. Скотинка наша к тому времени тоже видать притомилась немного и расположилась в тени кустов отдохнуть. Проголодалась я знатно на свежем воздухе, да при такой активности, так что с удовольствием уплетала и ту снедь, что мне бабушка с собой собрала, и ту, что дед Иван по доброте душевной в угощение предлагал. Да и я в прочем не отставала, тоже навеливала соседу бабушкины разносолы, уж больно ему крендельки её понравились, никакие, говорит, магазинские пряники, да печеньки с ними не сравнятся. А после обеда стал меня дед Иван домой отправлять, мол, своё я уже отработала и полдня как полагается за нашу Беляну отпасла. А мне совесть не позволяет оставить деда одного, да ещё с этим козлом непоседой. В общем, осталась я на должности пастуха до вечера и вернулась домой вместе с Беляной. Бабуля, когда нас встретила у околицы, только руками всплеснула, слов не нашлось на то, во что её городская внучка превратилась. Нос облупился, волосы взъерошены, а местами сосульками, от пота намокшими, висят, коленки на джинсах зазеленели от травы, а про кроссовки и говорить нечего, грязные с репьями на шнурках. Чудо чудное и диво дивное, развесёлое и счастливое. И сама не понимаю, отчего так получилось, вроде и устала, в самом деле, но на душе как-то уж очень хорошо было. Это, наверное, от того что день не в пустую, а с большой пользой прошёл.
Пока бабушка Беляну доила, да с остальным хозяйством управлялась, я уже отмытая, переодетая и накормленная задремала на диванчике в горнице. А сквозь дрёму голосок знакомый серебряный слышу: «Набегалась по лугам, в сон клонит»? Встрепенулась, гляжу во все глаза, а на подлокотнике, совсем рядом, Олька сидит, на коленках ручки сложила. «Вот это да, а ты, оказывается, можешь и не только на печке показываться, - удивленно воскликнула я – вот уж не думала, не гадала». «Могу, – отвечает Олька – только на печке сподручнее как-то, и уютнее и глаза лишние не увидят. Нам ведь людям показываться не положено. Дедушка не ругает меня за это, но и не одобряет. Я ведь почему к тебе вышла, приглянулась ты мне, работы никакой не боишься, от боли не стонешь, не жалуешься, добрая помочь любому рада, да и весёлая». «Ой, тебя послушать, так я уж очень вся положительная, – засмущалась я – а на самом то деле обстановка у вас тут такая, располагает. Тишина и покой. Это в городе все куда-то несутся, торопятся, нервные, дёрганые, злые. А в деревне всё медленно, хорошо, душа успокаивается и отдыхает». «Отчего же вы тогда все в город рвётесь, – спрашивает недоверчиво Олька – коли здесь так хорошо, возвращайтесь домой, к земле». «Ну-у-у, там тоже много всего держит», - затянула я, отводя взгляд, не в силах подобрать слова, чтобы объяснить, каким мёдом нам в городе намазано. «Не надо, не мучайся, - поняла меня без слов Олька, - у каждого своя причина понятное дело. Кому условия во дворе не нравятся, кому грязь на улицах, а кто с первыми петухами не желает вставать» … «Кстати о птичках, - тут же я зацепилась за её слова – ты мне вчера обещала про этих самых первых петухов рассказать. Которые из них первые, и под каких петухов я сегодня интересно встала, под первых, вторых или третьих»?
«Расскажу, коль обещала, - начала неспешно Олька, - встала ты сегодня не с первыми петухами конечно, но все равно раненько». А первые, они поют ещё ночью в первом часу, вторые в два-три часа, а третьи - те уже ближе к утру в четыре-пять, так что ты сегодня можно сказать с третьими петухами встала. Ну а про первых у меня своя история имеется. Было время, когда у нас во дворе два петуха жили. Один старый, большой, гребень на бок. Как пёс сторожевой - чужих не любил и владения свои охранял. Чуть кто за калитку незваный зайдет, он тут как тут, крылья опустит, голову пригнёт и клювом вперёд пулей летит на чужака. А второй молодой совсем, шея длинная, головой вертит, вроде как удивляется всему, что его окружает. Его как бы на смену старому растили, а старый его не признавал и всё задирал, уму разуму учил. Сойдутся вдруг, наскочат друг на друга, только перья летят. Да только молодой старому уступал всегда, убежит с поля битвы и спрячется, целый день потом его не видно во дворе. И пел обычно тоже старый петух. Взлетит на плетень, вытянется в струнку, вроде как честь генералу отдаёт, и запоёт своё ку-ка-ре-ку, да так звонко, чисто! А у молодого голосок не громкий хриплый, он ему из-под плетня вторит, старается, но вроде как не в полную силу, а так для порядка только. Старый на плетень его не пускал, и во всём притеснял, как только мог.
А пение для петухов, дело очень важное. Они же не просто так поют, когда вздумается, да по настроению, а для дела. У них свои природные часы имеются, особым петушиным чутьём они их чувствуют, ваши учёные сейчас, наверное, сказали бы про это - «биологические ритмы», а я по-старому да по-своему скажу, звёзды они как-то распознают, секрет у них такой волшебный имеется. Первый клич петушиный в ночи звучит, когда над горизонтом появляется звезда Канопус. И как только эта звезда скрывается за горизонтом, начинают петь вторые петухи. Ну а у третьих задача солнышко разбудить и встретить его как полагается. А ещё своим криком петухи сообщают всей окрестности, что хозяин территории на месте и всё у него в порядке. Вот какое дело. А у наших-то, как раз и непорядок был. Старый петух молодому ходу не давал, всё покрикивал на него: «Молод ещё! Не твоё время! Поперёк батьки не лезь!» Да чтобы лучше понимал ещё и клювом по маковке добавит. Так бы и продолжалось у них это противостояние не знамо сколько времени, если бы не случилась в курином семействе беда.
Цыплята непоседы за плетень как-то выбрались, а старый петух углядел непорядок и за ними выскочил. А за плетнём то у нас, как известно проезжая дорога. Вот и попал петух с разгона под едущую мимо телегу. На смерть его, конечно, не задавили, а вот помяли знатно. В ту пору хозяйкой в дому прабабка ещё твоя была, передали ей пострадавшего с извинениями, да и дело с концом. А петух хорохорится, не царское, мол, это дело на руках сидеть, настоящий боец и телегу крылом перешибёт. Видит хозяйка, что и в правду на вид с петухом всё хорошо, отпустила его на двор, да и занялась своими делами. А петух по двору вышагивает, важничает. Кур вокруг себя собрал и давай перед ними хорохориться: «Видали, мне и в огне не сгореть, и в воде не утонуть, и телегой меня не переехать!» И не важно, что с огнём и с водой он никаких дел в своей жизни не имел, главное значимости происходящему добавить. Расхвастался так, что остановиться не может: «Да я всё могу, да мне море по колено, да как я захочу, так и солнце светить будет. Разрешу - выйдет на небо, а не разрешу - так и будете в потёмках сидеть!» Услыхало солнышко ясное разговоры такие и решило проучить крикуна, зашло за облака и не показывается. Куры заволновались, закудахтали: «Куда, куда солнышко запропало? Как, как, как без него будем? Кто, кто, кто согреет, обогреет?» А петух грудь колесом, им отвечает: «Чего всполошились непутёвые, будет вам сейчас ваше солнышко!» Приосанился, да собрался на плетень по привычке взлететь, только ничего у него не получилось. Раз подпрыгнул, два – не выходит. С разбегу попробовал и тоже никак. Неловко ему стало перед куриным собранием, и чтобы совсем лицом в грязь не ударить вспрыгнул на ведро, перевёрнутое вверх дном, что стояло прямо у плетня. Да сделал это с таким видом, будто этого в сложившейся ситуации достаточно. Вытянулся по струнке как перед генералом и … привычного звонкого ку-ка-ре-ку не прозвучало, какое-то слабенькое хр-хр-хр и всё. Видимо всё же что-то испортилось в петухе под той злополучной телегой.
А небо ещё плотнее облаками затянуло, будто солнышко одеялом пуховым накрылось с головой, и нет тому одеялу ни конца, ни края. Даже сумеречно как-то стало на дворе. Куры совсем всполошились, кричат, перебивая друг друга: «Куда, куда солнышко дел, непутёвый?» «Как, как солнышко обидел?» «Кто, кто, кто нам солнышко вернёт?» «Кто, кто, кто его на небо обратно позовёт?» И такой гвалт на дворе поднялся, что даже любопытные прохожие через плетень заглядывать стали: «Чего такое случилось и не помочь ли чем?» Старому петуху стыдно стало от такого куриного натиска, соскочил он с ведра, забился в уголок, куда обычно молодого петушка загонял своими насмешками, да и спрятал голову под крыло. А куры совсем разошлись, кричат: «В суп его, в суп, непутёвого!» и наступают на старого петуха единым фронтом. Вот тут и выступил вперёд молодой петушок, нерешительно так, ножки трясутся, гребешок поник, но всё равно закрыл собой старого петуха и говорит: «Тётушки куры не шумите, не голосите, не виноват Старшой, телегой его сегодня придавили, вот и не в голосе. Давайте я попробую солнышко позвать, авось и выйдет чего». «Да куду, куда тебе малохольному – кричат ему куры в ответ – отродясь твоего голоса никто не слыхивал, и солнышко не услышит!» «Так ведь попытка не пытка, вдруг чего и получится» – настаивает на своём петушок.
Посовещались куры, да и отправили молодого петуха на плетень. Не с первого раза у него получилось взлететь куда надобно, без тренировок трудно было одолеть высоту, но справился петушок с этой задачей. А затем вытянулся в струнку как перед генералом, не раз и не два видел, как это старый петух делал, да и прокричал своё ку-ка-ре-ку. Вначале хрипловато как-то, да неуверенно, а затем всё громче и громче. Да так, что соседние петухи отвечать начали, и понеслись над деревней петушиные перепевки, кто кого громче, да заливистей. Не утерпело солнышко, выглянуло из-под одеяла, любопытно же глянуть чего петухи распелись. Сначала только краешек показало, а затем и целиком вылезло, разогнало облака, расправило лучики во все стороны. Обрадовались куры, да и разошлись по двору, всякая по своему делу, кто с цыплятами в земле порхаться, червячков искать, кто зерно в корыте клевать, будто и не устраивали никакого бунта. Остались у плетня только петухи: старый да молодой. Молодой с плетня вниз спустился и спрашивает тихонько у старого: «Ну как, дядюшка, правильно ли я всё сделал, ты подскажи, если чего не так, я исправлюсь». Удивился старый петух, что молодой у него совета просит, а не задирает, да не кичится своею победою, вылез из угла, да и впервые за всё время похвалил молодого петушка.
С тех пор они дружно жить стали, на плетень по очереди взлетали и солнышку хвалебную песнь свою пели. Потому как не к чему ссорится, да выше других себя ставить, на одном дворе порядок ведут, одно доброе дело делают. Вот такая история с петушиными песнями приключилась – закончила Олька – а знаешь ли ты, как в стародавние времена, у предков наших славян петуха называли - Будимир! Это значит, петухи мир будили. Совсем как в нашей истории, петушок поёт – солнышко зовёт! Так-то вот. Петушки свое дело знают, а нам с тобой отдыхать пора, завтра новый день будет, и новые истории сами собой сложатся. И то верно - подумалось мне - уж больно насыщенным день выдался, пора и на боковую.