Бестиа́рий (от лат. bestia, «зверь») — средневековый сборник зоологических статей (с иллюстрациями), в которых подробно описывались различные животные в прозе и стихах, главным образом, с аллегорическими и нравоучительными целями. Один из первых источников бестиариев — греческий трактат «Физиологус». Наиболее известны старо-французские бестиарии: Ph. de Thaon’a (XII век), Gervaise (XIII), Ришара де Фурниваля (XIII, изд. Hippeau, 1860) и др. В древнерусской литературе бестиарии назывались «физиологами». Очень часто в бестиариях появлялись статьи, где подробно и с иллюстрациями описывались животные, которые не существуют на самом деле..."
Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
Случается такое порою... Всё складывается не так, как желалось бы - буквально с самого рождения. Скверный хозяин и мот, дед профинтил всё немалое когда-то состояние. Отец - попивать с горя стал и рассудком сделался скорбен. С матерью - отношения самого печального свойства, буквально - никаких. Понять-то её, конечно, можно: былая красота куда-то испарилась, бесконечные роды, ограниченность в средствах, да ещё и к рюмочке пристрастие возымела... Но от этого, знаете ли, не легче, мы свою жизнь проживаем, а не чужую, а от примера родных лучше подальше держаться, я-то уж точно счастлива буду, а к тому всё уж приложено: и собою - хороша, и не дура, и образована, и вкусом ко всему изящному не обделена... Только одного желания, видать, мало. Детство прошло, юность быстротечная промелькнула, вот уж и за двадцать... Счастие, ты где? Ау!
Вот уже и к младшей, Наташе, посватался жених: не сказать, чтобы партия выгодная, да и собою - не красавец, но - имя! Вся Россия знает! А влюблён как! Так вот она какая - любовь?.. И безо всякого приданого готов взять, да... А я, ежели приглядеться, ничуть сестры-то не хуже, и талья у меня - почти такая же, и стихи ценить уж точно поболе сестры могу, та вообще ими не интересуется. Ну и ладно, я своё всё одно не упущу! Однако же, снова всё не так пошлО: мать отсылает её из Москвы со среднею сестрою в имение, в глушь, почти на три года... НА! ТРИ! ГОДА!!! Боже, что я сделала не то, чем прогневила тебя? Что со мною не так? За это время умирает дедушка Афанасий Николаевич и оставляет после себя долгу на полтора миллиона, хороня вместе с собою и без того призрачные мечты на хоть какое-то устройство личной жизни, на своё гнёздышко. Кому она теперь нужна - с близящимся двадцатипятилетием (безнадёжный перестарок по любым светским меркам) и совершенно точно - без копейки приданого? Отчего всё так? Чудовищная, безбожная несправедливость! Сестра-то в столице, слышно, фурор произвела, двое детей уж, а я-то?.. А как же?..
Помните песенку Министра-Администратора в "Обыкновенном чуде"? Не про "бабочку", а это:
...А жить так хочется,
А жить так хочется,
А жить так хочется
Как каждому из вас...
Очень хочется! До злых слёз по ночам, до опухших глаз, до отчаяния. И именно что "жить", а не "существовать", ежедневно отмечая, как этот праздник, который должен быть "всегда с тобой", проносится мимо - без балов, красавцев-кавалергардов, танцев до упада, тонко проперченных намёков, острот и придыханий в волнующей полутьме.
Думаю, нет нужды подробно расписывать по имярекам главных действующих лиц этой драмы. Я намеренно избрал подобную, немного иносказательную и "очеловеченную", с долею экзальтации, манеру изложения, чтобы мы с вами попытались примерить на себя ощущения и страдания Екатерины Николаевны Гончаровой до приезда её в Петербург. Да и последующие, "до" и "последуэльные" события более чем хорошо известны, чтобы с многозначительной мосей в двухтысячный раз настучать на клаве очередной их пересказ - я слишком уважаю свою аудиторию, возможно, разбирающуюся в коллизиях этой истории куда лучше меня. Не стану умничать, а просто попытаюсь пояснить - каким образом Екатерина Николаевна умудрилась попасть в наш "Бестиарий"? Ведь - по сути - цель-то у неё была всего одна, и цель совершенно невинная, сродни той, что была у непосредственной в любых проявлениях своих Анны Керн - "любить и быть любимой". Нашу сегодняшнюю героиню, правда, "непосредственной" не назвать: всё, что она делала и будучи в доме Пушкиных, и уже после - поступки продуманные, не "бабочкины" - с бездумным легковесным маханием глупых крылышек... В статье цикла "Бестиарий", посвящённой Жоржу Дантесу, мы уже отметили удивительную его "жеребиную" естественность. Этакий Портос: я дерусь, потому что я... дерусь. Я приволакиваюсь, потому что... приволакиваюсь. О, чорт, я влюблён! Да! Да! Влюблён! Я сделаю NN рогоносцем, от того только, что она непременно должна быть моею!.. В Екатерине Николаевне всё - иначе. Она точно знает, чего хочет, она помнит все свои растраченные понапрасну 25 лет, и ни за что на свете не желает возвращаться в... них. Вот - почитайте её письмо от декабря 1835 года, в нём - многое:
" ... Ну, Нина, посмотрела бы ты на нас, так глазам не поверила, так мы теперь часто бываем в большом свете, так кружимся в вихре развлечений, что голова кругом идет, ни одного вечера дома не сидим. Однако мы еще очень благоразумны, никогда не позволяем себе больше трех балов в неделю, а обычно — два. А здесь дают балы решительно каждый день, и ты видишь, что если бы мы хотели, мы могли бы это делать, но право, это очень утомительно и скучно, потому что если нет какой-нибудь личной заинтересованности, нет ничего более пошлого, чем бал. Поэтому я несравненно больше люблю наше интимное общество у Вяземских или Карамзиных, так как если мы не на балу или в театре, мы отправляемся в один из этих домов и никогда не возвращаемся раньше часу, и привычка бодрствовать ночью так сильна, что ложиться в 11 часов — вещь совершенно невозможная, просто не уснешь. Не правда ли, как это странно?.."
Девушка дорвалась до развлечений высшего света. Теперь её за уши оттуда не оттащишь. Эк мы запели-то! "Никогда не позволяем себе больше трех балов в неделю"! " Нет ничего более пошлого, чем бал"? Даа?.."Кружимся в вихре развлечений"? Бу-бу-бу... Так и хочется заметить: бедный Пушкин, из одной только любви к жене взваливший на себя ещё одно недешёвое бремя в виде двух великовозрастных девиц!
А вот теперь - важный момент! Раз Екатерина Николаевна - девушка продуманная, понимала ли она некоторую двусмысленность ситуации со сватовством Дантеса? Не уловила фальши в поведении "свёкра", неискреннего и скользкого как обмылок? Невозможно! И уж тем более невероятно предположение, что она, пусть даже и очесами, почти ослепшими от счастия и любви к своему восхитительному внезапному жениху, не сумела заметить отсутствия страсти в его глазах и поведении? Ещё раз подчеркну: у Жоржа, этого максимально открытого и естественного во всём, что касается отправления природных потребностей, кентавра? Да полноте, разумеется, заметила. Но боялась утратить разом: и красавца-мужа, и надежду на какую-то иную, самостоятельную жизнь, никак не зависящую от пушкинских долгов, от капризов и болезней детей Натали, от своей вздорной матери, да просто - ОТ ВСЕГО! Недаром свидетели отмечали её взвинченность перед предстоящей свадьбой. Но, слава Богу, всё состоялось. И тут!..
Знала ли свежеиспечённая баронесса о предстоящей дуэли? Видела ли, что брак нисколько не исправил жеребячества мужа? Невозможно же быть до такой степени слепой, когда все как один...
"...Поведение Дантеса после свадьбы дало всем право думать, что он точно искал в браке не только возможность приблизиться к Пушкиной, но также предохранить себя от гнева ее мужа узами родства. Он не переставал волочиться за своей невесткой; он откинул даже всякую осторожность, и казалось иногда, что насмехается над ревностью непримирившегося с ним мужа. На балах он танцевал и любезничал с Натальею Николаевной, за ужином пил за ее здоровье, словом, довел до того, что все снова стали говорить про его любовь. Барон же Геккерен стал явно помогать ему, как говорят, желая отомстить Пушкину за неприятный ему брак Дантеса..."
"...Это новое положение, эти новые отношения мало изменили сущность дела. Молодой Геккерн продолжал в присутствии жены подчеркивать свою страсть к г-же Пушкиной. Городские сплетни возобновились, и оскорбительное внимание общества обратилось с удвоенной силою на действующих лиц драмы, происходящей на его глазах. Положение Пушкина сделалось еще мучительнее; он стал озабоченным, взволнованным, на него тяжело было смотреть..."
"... В воскресенье у Катрин было большое собрание без танцев: Пушкины, Геккерны, которые продолжают разыгрывать свою сентиментальную комедию к удовольствию общества. Пушкин скрежещет зубами и принимает свое всегдашнее выражение тигра, Натали опускает глаза и краснеет под жарким и долгим взглядом своего зятя — это начинает становиться чем-то большим обыкновенной безнравственности; Катрин направляет на них обоих свой ревнивый лорнет..."
Нет, слепотою от любви это назвать никак нельзя, это - другое, это - страх потерять всё, смешанный с нежеланием видеть (даже и через лорнет) неестественность своего мезальянса. И когда вполне отчётливо забрезжила новая угроза, Катрин ни пальчиком не пошевелила, чтобы предотвратить её, хоть и, разумеется, могла, например, упредив сестру.
Ежели нельзя (а - нельзя) подобное преступное бездействие списать на легковесность Екатерины Николаевны под сильнейшим влиянием "любовных напитков", то остаётся предположить самое мрачное, как раз именно то, благодаря чему она угодила в наш "Бестиарий".
Вариант первый. Будь что будет, если Жоржу суждено погибнуть, я всё равно окажусь законной баронессой, безутешной вдовой, и, уж верно, барон не оставит меня в столь ужасном положении... И - да, он всё одно не любил меня, как любила его я, а они пусть поплатятся за убийство!
Вариант второй. Погибнет Пушкин, Жорж будет прощён (его невозможно не простить, Государь благоволит к нему, и свет благоволит к нему, это всякий знает), имён моего и мужа никогда более не коснутся эти ужасные домыслы, всё будет хорошо!
И тот, и другой варианты - отвратительны. Нет, можно, конечно, понять Катрин, не пожелавшую исполнять роль "засланного" в дом Геккернов "казачка" с тем, чтобы под покровом ночи с нарочным человеком передать Натали (или хоть Александрине) записку "Партизанский отряд "За Родину" - это немцы"... "Затевается страшное, сделай всё, что в твоих силах". Отныне она - часть этой семьи, не той. И наивно полагать, будто Катрин, делая вид, что ничего страшного не происходит, сильфидою счастливая порхает по уютному семейному гнёздышку, напевая "Я ничего не знаю, ля-ля-ля!.." Она сделала свой выбор, и отныне - вплоть до самой развязки - ей остаётся только молиться, чтобы Бог сохранил ей Жоржа. Не Пушкина, принявшего её в своём доме и спасшего от пожизненного затворничества в Полотняном заводе. Тем более, замечательно отдавая себе отчёт, до какого состояния бешенства тот доведён, и осознавая (как женщина неглупая), что кровь неминуема. Но Господь справедлив. Он не допустит, чтобы она потеряла своё счастие. Выбор - страшный. Но он сделан. Добро пожаловать в Бестиарий...
"Я так счастлива, так спокойна, никогда я и не мечтала о таком счастье, поэтому я, право, не знаю, как я смогу когда-нибудь отблагодарить Ташу и ее мужа за все, что они делают для нас, один Бог может их вознаградить за хорошее отношение к нам..."
Это собственноручное письмо Екатерины Николаевны от 8 декабря 1834 года, они с Александриной только недавно переехали к Пушкиным. Ну... отблагодарила, чего там!..
Поскольку мы сегодня не ставим целью исследовать биографию нашей героини, наверное, имеет смысл - для полноты картины - лишь упомянуть о бессовестной до омерзения меркантильности обоих супругов. Буквально выкрутив руки главе богатого когда-то гончаровского майората Дмитрию Николаевичу Гончарову, принявшего на себя этот неблагодарный и тяжкий труд, Жорж и Катрин добились таки его согласия на годовое содержание в 5 000 рублей. Сумма технически не столь уж и велика, но не для той ситуации, в которой оказался старший брат. Деньги отсылались нерегулярно (что вполне объяснимо) и от случая к случаю, можно лишь представить - чего это стоило Дмитрию, самому к тому времени обременённому семьёй, и делящему скудный "хлеб" на всех, включая и овдовевшую по милости Дантеса Наталью Николаевну с четырьмя детьми, Александрину, двух братьев, мать и помешанного отца. Но чудной семейке Геккернов (вовсе не бедной, надо заметить) это совсем не интересно, обещал - плати! Письма, которыми оба буквально бомбардируют Дмитрия Николаевича, изобилуют просьбами, требованиями, напоминаниями о деньгах... снова - о деньгах... и ещё раз - о них же!
" Вот уже скоро год, как я уехала из Петербурга, и однако Штиглиц получил до сих пор только 1500 или 1800 рублей, я не помню точно сейчас. Я умоляю тебя, дорогой Дмитрий, будь так добр переслать ему полностью сумму содержания, что ты мне назначил..." "...Ты мне также обещал, дорогой Дмитрий, 700 рублей, что мне должен Ваня, прошу тебя не забыть об этом..."
Не стесняется подключаться и сам "глава клана" - старый Геккерн. Этот не ленится подсчитывать даже копейки... европейская пунктуальность, чёрт её дери! Не человек - кассовый аппарат.
"...При заключении брака вашей сестры Катрин с Жоржем, соблаговолите вспомнить, вы взяли на себя обязательство по отношению к ней, ее мужу и ко мне — обеспечить ей ежегодный пенсион в пять тысяч рублей ассигнациями. Этот пенсион регулярно вами выплачивался Катрин в январе, феврале и марте 1837 года; с этого времени ваш поверенный в делах в Петербурге уплатил господам Штиглиц и К°: 30 апреля 1837 г. 415 рублей и пятого августа того же года 1661 руб. 60 коп. С тех пор всякие платежи прекратились. Следовательно, я получил на счет Катрин 2076 рублей 60 коп., тогда как мне причитается за 15 месяцев ее пенсиона, начиная с 1 апреля 1837 года до июня сего года включительно, 6250 рублей. Из этой суммы надо вычесть 2076 руб. 60 коп., которые уплатил г-н Носов; следовательно вы должны мне 4173 р. 40 коп..." "...За 1838 год остались невыплаченными 4000 рублей, также за истекший год — полностью 5000 рублей; этой суммы мне хватило бы, чтобы уплатить долги. Благоволите, следовательно, сударь, сделать все от вас зависящее, чтобы мне ее вручили. Я не требую процентов и буду счастлив, и я бы даже сказал — признателен, если, идя навстречу моему желанию, вы избавите меня от моих треволнений"
"Треволнения" у них, понимаете ли!.. Вскоре Катрин тоже научится у свёкра считать не только копейки, но и пол-копейки. Европа же!
"Мой дорогой, добрый Дмитрий, письмо, которое на днях получил барон де Геккерн от Штиглица, вынуждает меня вернуться к вопросу о деньгах, чтобы тебе было ясно, какую сумму ты мне должен. 4049 руб. 5 '/2 коп. — эта цифра точна, плюс 1000 руб., которые, по словам Штиглица, он не получил; затем за август, сентябрь и октябрь 1838 г. по 416 руб. 66 коп., это составляет 1250 руб.; общая причитающаяся мне сумма достигает 6299 руб. 5 1/2 коп..."
Пожалуй, проявим милосердие к нашей героине и не станем злорадствовать по поводу раннего её ухода - всего-то в 34 года. Ах-ах, такая молодая, как же так?.. Ведь свой кусок "счастия любою ценой" она всё-таки урвала.
С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
Предыдущие публикации цикла "Бестиарий Русскаго Резонёра", циклы статей "И был вечер, и было утро", "Век мой, зверь мой...", ежемесячное литературное приложение к нему, циклы "Размышленiя у параднаго... портрета", "Однажды 200 лет назад..." с "Литературными прибавленiями" к оному, "Я к вам пишу...", а также много ещё чего - в иллюстрированном гиде по публикациям на историческую тематику "РУССКIЙ ГЕРОДОТЪ"
ЗДЕСЬ - "Русскiй РезонёрЪ" ЛУЧШЕЕ. Сокращённый гид по каналу