Я знаю прекрасно, чем всё это закончится. И всё равно иду. Он не ждёт, время для него уже не существует. Но ведь есть я. А я помню его – и нас…
Когда и как всё началось? Когда милые чудачества перерастают в что-то большее? Тому, кто любит, тяжело отследить. А я его любила с первого взгляда…
Мне 17, отплясываю на дискотеке, хохочу и стреляю глазками. Хотя кого приманивать-то, в местном ДК я давно королева сердец. Ровесники очарованы, даже парни постарше робеют. Мне ничего не страшно, никто не обидит, наоборот, они соревнуются за право проводить до дому…
И вдруг гром среди ясного неба. Новенький. Невысокий, но, как говорила потом моя мама, ладненький. Стройный, поджарый. Чёрные волосы, дерзкий чуб наискось лба, ястребиный нос, но главное – глаза. Даже издалека я поняла, что серые. И как обухом по голове ахматовское – «сероглазый король». Мой король.
А он сказал, что словно молния пронзила, когда меня увидел. Других девчонок даже не заметил. Оценил, сколько вокруг меня вилось парней, и понял: возможно, будут бить. Ничего, прорвёмся.
Пригласил на танец, представился – Сергей. Сразу попросил разрешения проводить. И с того самого момента, как он протянул руку, а я подала ладошку, мы вместе. Лишь несколько раз разлучались надолго: дважды я была в роддоме, один раз лежала в больнице и однажды он был в командировке.
Вот это я и вспоминаю, когда мой сероглазый король что-то отчебучивает. Вчера, например, достал из холодильника кастрюлю с окрошкой, залил водой и вскипятил. Я пришла на кухню, когда он вовсю пировал – дымящаяся тарелка, а в ней блюдо, которое едят холодным, вообще-то.
Так, главное не испугать.
- Сергунька, а ты уже обедаешь? Вкусно?
- Уууу! Ещё как!
Знаете, что самое трудное в таких случаях? Помнить, что он тот самый король. Просто его заколдовала злая волшебница. Врачи говорят, что её зовут сосудистая деменция. Не может быть, слишком рано, ему и 60 нет. Я думаю, нас прокляли – из зависти к счастью.
***
Сначала появилась жадность. У моего щедрого мужа, который раньше был готов весь белый свет накормить – от бездомных щенят до соседей. А тут смотрю – стал деньги припрятывать, на хозяйство даёт со скрипом. В магазине первым делом бежит к рулонам с упаковочными пакетами – бесплатные же. Отматывает и по карманам рассовывает…
Сначала было противно. Даже показалось, что разлюбила его – мелочный и склочный, за что любить-то.
Но как-то сидим вечером у телевизора, а Серёжка рассказывает про сослуживца что-то забавное.
- Погоди, зай, схожу за чаем.
Вернулся с кружкой - и по второму кругу с самого начала. Я удивилась, но дослушала. После чая человек резонно захотел в туалет, а по возвращении огорошил:
- Я же забыл тебе про Ваньку рассказать!
- Какого? – я похолодела.
- Который у нас работает! В финансовом отделе.
И поехал одно и то же по третьему кругу – с теми же интонациями, шутками. Я очень надеялась, что сейчас он хлопнет себя по лбу, мол, совсем сдурел. Или скажет, что был тяжёлый день. Или плохо себя чувствует. Не-а. Как по маслу, ни тени сомнения.
И тогда я впервые поняла – что-то не так. Скупость, забывчивость. И неряшливость. Раньше мой Серёжка по два-три раза за день в душ ходил, дезодоранты каждую неделю обновлял – ухоженный был похлеще некоторых женщин. А тут силком в ванну отправляю: отрастил когти, как у Кинг Конга, домашняя футболка на пузе аж лоснится – и ведь не даёт снять! Упирается, визжит, мол, ещё чистая! А мне лишь бы воду и электричество тратить!..
И бессонница. По вечерам не могу уложить. Иду в спальню одна, а он аж за полночь засиживается. И это мой муж, который ещё недавно заманивал жену в постель. А потом, счастливый и утомлённый, «отрубался» до утра…
В тот вечер я сидела оглушённая. Хватить прятаться от очевидного – всё серьёзно. А если у него Альцгеймер? Так вроде рано ещё. Может, стрессует? Или просто стареет так стремительно…
Не могла долго заснуть. Вспоминала всех с похожей бедой. В соседнем подъезде жила Ольга – врач, безмужняя, бездетная, только старенькая мама. И вот как-то раз мама пропала из виду. Уж думали, что умерла, но вскоре узналось – старческое слабоумие накрыло. Дома всё переколотила, беспорядок страшный. Ольга даже окна наглухо забила, чтобы мать не вывалилась, всё говорила, что её зовут с улицы. Бабулька то принималась хозяйчничать – варила суп на кофейной гуще, сыпала туда макароны и сахар пачками. То в полной апатии слонялась по комнатам и плакала… Ольга при встрече прятала глаза, как будто в этом есть её вина. А однажды разоткровенничалась: «Дома такой свинарник, что возвращаться неохота. Но ремонт делать не буду, нет смысла. Когда всё закончится, вычищу каждый угол!»
Бабушка продержалась ещё года три. А когда её не стало, Ольга задёшево продала квартиру и переехала – так хотела всё забыть.
Пообещай, что с нами этого не случится. Можешь?
***
Через три месяца я молилась, чтобы никто не заметил – ни дети, ни сослуживцы. Он бывает плох только на перемену погоды – бегает по комнатам, беспокоится, плачет. Пару раз разговаривал с умершими: показывает в угол комнаты, говорит, что там бабушка. Машет руками: «Уходи, уходи, зачем пришла!» А как стихнет ветер, уймётся дождь или снег, так возвращается прежний Серёжка. Правда, теперь стал прожорливым. Метёт всё подряд – селёдку с вареньем, капусту с горчицей. Погрузнел, одышливый. Но уверен, что неотразим: включит музыкальный канал и нахваливает девчонок, языком прицокивая.
А в марте мне позвонил его директор: «Срочно приезжайте». И уже не было сомнений – тайное стало явным.
Приехала, зашли в кабинет, а Серёжа сидит радостный – вокруг бардак страшный, а он прямо гордится! И не удивился, увидев меня.
Вышли за дверь, шеф говорит: «То, что он компьютер разобрал, беда невелика, спишем как поломку. Но Сергей Николаевич умудрился открутить все розетки и выключатели. Теперь на кресло покушается».
Я заплакала. Он обнял за плечи:
- Тш-ш-ш. Давно?
- Где-то полгода.
- Знакомые врачи есть?
- Есть, но я стыдилась. Он всегда был сильный и гордый.
- Ладно, зайдём ко мне в кабинет.
… Я написала заявление на Серёжин отпуск, шеф вызвал водителя и отправил нас домой. Полтора месяца, чтобы во всём разобраться.
***
К врачам бы Серёжа не пошёл. У него обычно ясное сознание, но, посидев неделю на форумах, я избавилась от иллюзий. Пора звонить Ирке – когда-то лучшей подруге, которая всю жизнь посвятила психиатрии.
Она обрадовалась, хотя мы молчали лет пять. И быстро поняла, что звоню по делу.
- Так, Оля, говори честно. К врачам он не хочет?
- Нет. Упёртый товарищ.
- Значит, зови меня в гости и накрывай на стол. Проведу осмотр тайно…
И в тот же вечер явилась – с тортом и цветами для отвода глаз. Серёжа, кстати, был лучше обычного, но разве ж спеца обманешь…
Когда мы остались одни, она спросила:
- Спутанность сознания, агрессия, забывчивость – что-то из этого бывает?
- Всё бывает, Ир. На перемену погоды или по вечерам, иногда ночью сам не свой.
- Ну, похоже на сосудистую деменцию. Дальше будет хуже.
Я заплакала, Ирка повысила голос:
- Ну-ну. Не ты первая, таких 20 миллионов у нас. Пойдём-ка в кафе, для Серёжи придумай что-нибудь.
… И вот мы сидим, пьём горькую, чего сто лет не делали. Ирка буднично инструктирует:
- Он будет угасать. Обычно родные что-то замечают на 5-6 году болезни. Сейчас я тебе выпишу направление к психиатру. Специалист толковый. Будете наблюдаться. Когда придёт время, подашь заявление в суд – его признают недееспособным, оформишь опеку над ним…
Я всхлипнула и, уронив голову на руки, заплакала: «Не хочу! Не могу в суд! Это же мой муж!» Ирка сурово произнесла:
- Без паники, Оля. Сейчас он ещё человек, потом сознание померкнет. Ты уйдёшь с работы или наймёшь помощника – нужны деньги. Сам оформлять инвалидность он будет не в состоянии, этим займёшься ты, вот для чего нужно опекунство. Если будет совсем невмоготу, можно оформить в психоневрологический интернат, но там условия не очень. Хотя скажу честно: им всё равно. Они едят, спят, гуляют. В дорогущем платном то же самое. Если хочешь сама ухаживать, раз в полгода буду давать тебе отпуск – положу его к себе на обследование… И вот ещё что, Оля. Не скрывай от детей. Он ещё в сознании – дай им попрощаться с нормальным отцом. И цени каждый момент. Он уходит.
…
Казалось, время ползёт, а уже год пролетел. Я уже не работаю, смотрю за Серёжей. Сейчас он у Ирки – взяла на побывку. Стал бояться «прыгунов»: живём на шестом этаже, а он жалуется, что какие-то люди прыгают в окно, ходят по дому… Вот и пришлось.
Многое произошло за это время, спасибо сыну с дочкой – поддерживали. Всё было очень быстро: ещё весной Серёжа водил машину, а через месяц впервые спросил, кто я и зачем пришла. Потом начались безобразия: выл по ночам, ходил по подъезду в исподнем. Слава богу, соседи с пониманием, многие помогают, присматривают, ходят для нас в магазин за едой…
Это уже третье обследование за год, Иринка меня бережёт. Когда прихожу, приношу Серёже сладкое – такой сластёна стал! Тут же открывает упаковку и лопает вафли, шоколад – никогда не делится. Но едва засобираюсь домой, повторяется одно и то же – истерика. Серёжа плачет, хватает за руки, умоляет забрать его домой: «Я буду слушаться! Я буду хороший! Возьми меня к себе!» Он рыдает, я плачу: «Нельзя, маленький, не сегодня!» И тогда приходит Ирина или кто-то из врачей. Они уводят Серёжу, а он ещё всхлипывает, плечи подрагивают. Боже, как исхудал, хотя кормлю его нормально.
По пути домой я раньше думала, что остаётся тем, кто потерял самое дорогое. Воспоминания? Усталость? Злоба на судьбу?..
Теперь я думаю, что приготовлю к его возвращению домой. Тем, кто всё потерял, Господь в утешение даёт любовь. И несмотря ни на что надежду.