Тем, кто учился в Таганрогском Радиотехническом Институте, эта фотография может напомнить об одном вечере поэзии, проходившем однажды в Большом читальном зале институтской библиотеки, в корпусе «А». Такие вечера в наше время собирали большую аудиторию. Советские люди читали много, жадно, и практически все, что хотели. Странно было слушать советских писателей, утверждающих, что они покинули родину, потому что их притесняли в СССР. Пусть это остается на их совести. Могу только сказать, что многие из тех, кто после 1991 года рассказывал об «ужасах» советского строя, были признаны, популярны, пользовались всеми благами, доступными в то время советским писателям. Но, главное, – они издавались миллионными тиражами. И читали мы их, не в рукописях, тайно привезенных из-за границы, а во вполне официальных изданиях - в «Новом мире», в «Юности», в «Дружбе народов», в журналах «Москва» и «Нева», «Аврора», «Октябрь» и многих еще других. Правда, приходилось иногда потратить некоторое время, чтобы оформить подписку, но, несмотря на это, практически все популярные подписные издания были почти в каждом доме. Читали Аксенова и Домбровского, Рыбакова и Шаламова, и многих, многих других писателей нашего времени ... И никто за нами не охотился, никто не приглашал на собеседование в КГБ, как утверждали вернувшиеся из-за морей «вольнодумцы». Тогда мы, почти поголовно увлекались, например, Андреем Платоновым, взахлеб зачитывались Бредбери и Бёллем, Франком и Кортасаром, знали Пастернака и Ахматову. Другое дело, что гораздо ближе по духу нам были Роберт Рождественский и Евгений Евтушенко, Николай Старшинов и Юлия Друнина, Александр Межиров и Феликс Чуев... но не об этом сейчас речь. Это я к тому, что, как ни крути, планка советской литературы и поэзии в частности, стояла несоизмеримо выше, по сравнению с тем, что лежит на книжных прилавках сегодня. И, если книга выходила, ее можно было смело покупать, читать, ставить на полку. Учила она добру. Воспитывала веру в светлое будущее, звала на трудовые подвиги. И, хотя аудитория обычно делилась на физиков и лириков, увлечение поэзией в Советском Союзе было массовым. И даже у нас, в сугубо техническом вузе, были свои поэты.
Короче, вечер поэзии для института был событием! Институтская библиотека, да и студенты, серьезно готовились к встрече! Кстати, не так давно к нам уже приезжали две московские знаменитости, поэтессы: Римма Казакова и Инна Кашежева. И вечер тогда прошел очень интересно. Зал был полон. Вот и в этот раз были приглашены такие маститые поэты! Ростовскую писательскую организацию, помнится, представлял Ашот Гарнакерьян, а от «Таганрогской правды» присутствовал местный поэтический авторитет, автор нескольких поэтических сборников, - Геннадий Сухорученко.
Меня наша многоуважаемая Вера Васильевна – заведующая институтской библиотекой – предупредила заранее. Сказала:
– Надеюсь на тебя!
Какие вопросы? Надо, значит – буду! Было это сказано утром, буквально за день до назначенной даты. Я тогда не знала еще, что уже вечером того же дня сильно пожалею о своем обещании…
Два раза в неделю посещала я в те времена институтскую секцию баскетбола. Баскетбол - обожала! Причем, не только сама любила погонять мяч, - следила за чемпионатом, заполняла турнирную таблицу, знала поименно игроков сборных Союзных республик. Позже, уже окончив институт, однажды даже ездила смотреть игры чемпионата Союза по баскетболу живьем, в Вильнюсе, на поле «Жальгириса».
Итак, тренировались мы в старом спортивном зале корпуса «А», здесь же, под лестницей, была, наша спортивная раздевалка… Так вот вечером, перед очередной тренировкой, буквально накануне того дня, когда должен был состояться вечер поэзии, капитан нашей, в смысле институтской сборной - я в основном составе не играла - сообщила, что завтра есть возможность подработать немного деньжат - разгрузить вагончик. Расценки обычные - 1 рубль - тонна! Она договорилась. Нас ждут.
Вагон картошки – это большая удача! Студентов в городе много, желающих подработать, хоть отбавляй, а вот с работой как-то не очень. А между тем, за вечер даже нам - девушкам - можно заработать по пятерке на брата, то есть, на сестру. Ребята, конечно, зарабатывали больше.
– Только идти завтра надо всем! – сообщила капитан. В смысле всем девушкам из нашей секции. Ну, мы и пошли, и я, конечно...
В самом деле, какие могут быть стихи, когда есть вагон картошки?
Когда платят по рублю за тонну? И деньги нужны, и подводить девчат не хотелось. Поехали сразу после занятий. Овощная база была где-то на окраине города, где точно я уже сказать не могу. Не помню. Моросил дождь. Но мы были молоды, здоровы, счастливы. Настроение было отличное.
Вкалывали, таская эту картошку из вагона в хранилище, большими корзинами, по двое. Работали весело, шутили, нагружать старались побольше, чтобы быстрее закончить работу. Правда, несмотря на наши усилия, картофельная куча в вагоне уменьшалась медленно.
Видя, что мероприятие затягивается, я тайком поглядывала на часы. Очень уж мне хотелось побывать на этом вечере. Да и обещала, рассчитывали на меня. Сначала я еще надеялась, что успею к началу. Потом поняла, что поезд мой ушел. Никакой поэзии сегодня не будет! Время к 20-ти приближается, давно стемнело.
Там, в институте, зал, конечно, полон, – места студенты занимали заранее. Теперь люди стоят в проходах, в дверном проеме, на подоконниках. Сидят по двое на стульях. Те же, кто не поместился в зале, слушают стихи, стоя на лестнице... Обе створки большой двери посредине читального зала сегодня открыты настежь...
Все это мы видели, когда уезжали. Вот вечер начинается, Вера Васильевна что-то говорит притихшей аудитории, вот, представляет приехавших гостей, осматривает зал. А я в эти минуты наполняю корзину картошкой, и тащу ее в хранилище … Вот, прошла торжественная часть, вот, «отстрелялись» наши институтские поэты - Валя Квятковская, Коля Медведев, Коля Малинский, вот выступают уже «маститые»... Вечер близится к концу, вот уже кто-то, кажется, Ник Малинский, читает затихшему залу, «Как уходила Пиаф», из нового сборника Евгения Евтушенко. Потом, когда к микрофону приглашают всех желающих почитать что-нибудь из любимого, кто-то из студентов читает «Бьют женщину!» Вознесенского, возникает жаркая дискуссия.
Вечер практически заканчивается, вот уже все желающие выходят к микрофону и просто читают свои любимые стихи...
Все это, конечно, я себе только представляю, поскольку хорошо знаю план вечера. Что происходит в этот момент в БАЗе на самом деле, я не знаю... Руки у меня в земле, кеды и брюки промокли и тоже выглядят не лучшим образом, зато куча заметно уменьшилась, появился реальный шанс завершить процесс сегодня.
Когда мы оттаскиваем последнюю корзину картошки, и нам выдают по пятерке на нос, я уже ни о чем не могу думать.
Главное – успеть!
Девочки мои еще моют руки, собираются, а я уже вылетаю с базы, ловлю на бегу такси, отдаю эти только что заработанные 5 рублей, не глядя, сгребаю в карман сдачу, и прошу таксиста доставить меня на Чехова 22. Ср-р-о-чч-нн-о-о-о!
В Таганроге осень. Дождь теперь не моросит, льет, и, конечно, я пребываю в институт к шапошному разбору! Но, когда я влетаю, наконец, в корпус «А», прыгая через три ступени, бегу вверх по лестнице, чумазая, в грязных кедах, с черными от земли руками, в нелепом розовом платке, буквально вваливаюсь в переполненный читальный зал, по толпе проносится легким шорохом:
- Жанка приехала! Приехала! Пропустите!!!
Между тем, программа вечера завершена. Маститые закончили свое выступление... Вера Васильевна никого больше не ждет.
Я слышу, как она благодарит от имени слушателей наших гостей.…
И тут появляюсь я. Этот момент запечатлен на фото. Меня выталкивают к микрофону, и я начинаю читать. Читаю долго, много, подряд все, что помню, и чего, казалось, уже не помню совсем… Читаю стихи о верности и любви... О предательстве и разлуке. О своих институтских друзьях, романтиках, открывающих каждый год летом эту далекую и таинственную планету под названием «Целина».
Сердце мое бьется где-то в горле, от бега у меня сбивается дыхание, но все это уже не имеет никакого значения. Я читаю стихи! Одно, два, десять... Меня не останавливают. В зале тишина... Маститые смотрят на меня с любопытством, но мне уже не до авторитетов...
Стихи на большую аудиторию – это всегда экстрим! Это - почти стриптиз, только куда более жесткий, - потому что обнажаешь не тело, а душу. И всегда рискуешь, услышат ли?
Но зал принимает мою неприкаянную душу, потому что этот большой замерший зал сейчас - часть меня, часть моей сегодняшней жизни, а я – маленькая часть этого зала, этого института, этого мира…
Вот такая история случилась однажды осенью в ТРТИ.
На фото – за столом, сидит Геннадий Сухорученко. Ашот Гарнакерьян сидит правее, - его на фото не видно... А после этого вечера в нашем «Радиосигнале» появилась статья Ника Малинского, в которой Николай описывал этот вечер таким, каким увидел его он. И называлась статья строчкой из одного детского моего стихотворения: «Легко ли быть неповторимой?»
Сегодня эти строчки кажутся наивными, вызывают улыбку, я не буду приводить их здесь, я давно выросла из них, но тогда они вполне соответствовали состоянию моей души, и еще они находили отклик в душах моих друзей, которых я помню и сегодня... Которых и сегодня люблю.