Долгом своим считаю предупредить: на ценителя это произведение, как, впрочем, любое талантливое. Больше скажу: именно на такого, который способен оценить неповторимый «канцелярский» стиль Салтыкова-Щедрина. Известно, что он долгое время служил Государю и Отечеству, даже, сколько я помню, поднимался в немалые чины, вплоть до вице-губернаторского в Твери, и, таким образом, канцелярский стиль познал в совершенстве. Благодаря чему мы и имеем возможность наслаждаться неповторимым синтезом этого стиля и литературного таланта автора. О его знании жизни в Российской империи, порядков и законов, в ней царивших, не приходится и говорить.
В центре повествования история «перевоспитания» двух друзей, двух праздных и обеспеченных лоботрясов-небокоптителей из дворянского сословия, осознавших, что пришло им время «погодить». Осознание необходимости и своевременности «погодить» пришло к ним не без подсказки от сторонних лиц, но и сами они были к этому внутренне готовы.
Примечание: «годить» означает: приноровиться, во-время промолчать, позабыть кой об чем, гулять больше, в еду удариться, папироски набивать, письма к родным писать, а вечером – в картишки засесть. Вот это и будет означать «погодить».
Сначала, правда, поставили вопрос самим себе – а отчего годить-то? Если и так всю жизнь годили. Но сами же на него и ответили: стало быть, до сих пор мы в одну меру годили, а теперь мера с гарнцем пошла в ход – больше годить надо. Для тех, кто не в курсе: гарнец здесь то же самое, что и довесок (3,28 литра или 1/8 четверика).
Начали годить. Сначала шло дело как-то не очень, даже не спалось. Но когда выпили по две рюмки водки и закусили ветчиной, пошло на лад. В голову словно облако тумана ворвалось, теплота по всем суставам пошла и сон пришел. По утру, после завтрака, приступили к гулянию по улицам и проспектам Санкт-Петербурга, в соответствии с начертанным ранее планом, любуясь памятниками, историческими зданиями, скверами, питейными заведениями и колониальными лавками. Вернувшись домой, набивали папиросы, потом обедали. Подавали на закуску: провесную белорыбицу и превосходнейшую белужью салфеточную икру; за обедом удивительнейшие щи с говяжьей грудинкой, потом осетрину паровую, потом жареных рябчиков, привезенных прямо из Сибири, и, наконец, компот из французских фруктов. Покорнейше прошу простить мне эту гастрономию. Это я так, для примера, больше не буду. После обеда отдыхали не без легкой дремоты, потом, опять-таки в соответствии с планом, засели в сибирку с двумя болванами. В одиннадцать часов отошли ко сну. Заснули сразу. Спали крепко, покойно и, по восстании ото сна, первою их мыслью было возблагодарить подателя всех благ за совершившееся в них обновление… Дальше пошло как по маслу: день за днем, день за днем, один день от другого не отличишь.
Оскотинились довольно быстро: вошли в тело, смотрели тупо и невнятно, не могли произнести сряду нескольких слов, чтобы не впасть в одышку, топырили губы и как-то нелепо шевелили ими…
Вскоре последовало признание заслуг и награда: приглашение от квартального надзирателя в участок, на чашку чая. Во время чаепития было произведено испытание над нашими героями с целью исследования их внутриполитических устоев, а именно был поставлен вопрос: какую из двух ныне действующих систем образования вы находите для юношества наиболее полезною и с обстоятельствами настоящего времени сходственную, классическую или реальную? На что наши герои нашлись и дали достойный ответ: никаких двух систем мы не знаем, а знаем только одну: не обременяя юношей излишними знаниями, всемерно внушать им, что назначение обывателей в том состоит, чтобы беспрекословно и со всею готовностью выполнять начальственные предписания! Если предписания сии будут классические, то и исполнение должно быть классическое, а если предписания будут реальные, то и исполнение должно быть реальное. Вот и все.
После такого ответа герои наши были полностью обелены, и на чайном столе появился штоф водки. Веселье пошло своим чередом. Затем последовали другие чаепития, именинные пироги, крестины, рауты и званые вечера. Зима необыкновенно удалась.
Но и за всем тем лояльность свою властям предержащим приходилось доказывать вновь и вновь. В скором времени квартальный предложил одному из лоботрясов принять участие в качестве жениха в фиктивном браке, чтобы сделать приятное богатому купцу – меняле, пожелавшему дать официальное положение своей фаворитке. Услуги ее, впрочем, ограничивались по отношению к сюзерену поглаживаниями и иными невинными ласками в силу известных причин. Примечание: меняльная секта – скопческая. Выручил вовремя подвернувшийся адвокат Балалайкин, за известную мзду согласный на все; в нашем случае – на двоеженство, ибо уже был женат. Репутация Балалайкина в отношении услуг, производимых его адвокатской конторой, не подлежала ни малейшему сомнению. В их числе фигурировали даже такие, как: отыскание исчезнувших невест и женихов; сочинение любовных писем (со стихами и без стихов) для лиц, не кончивших курса в средних учебных заведениях; отыскание по объявлениям пропавших собак; устройство предварительных обстановок, необходимых для удовлетворительного разрешения бракоразводных дел (на сей конец содержится адвокатской конторой на жалованье от 4-х до 5-и лжесвидетелей). После небольшого торга соглашение и вправду было достигнуто. Балалайкин запросил для начала гонорар в свою пользу в размере ста тысяч рублей, но позднее, проникшись аргументами противной стороны, согласился на одну.
