- Ты опоздал, - сурово проговорила императрица Феодора ll, когда двери ее кабинета распахнулись и в них зашел запыхавшийся Владислав. Он пропустил мимо ушей причитания бабушки. С гордо поднятой головой встал возле стола, наспех наливая из хрустального кувшина воды. Жажда мучила его с того самого момента, когда ему пришлось предстать перед своим народом на площади Миромирского дворца. Каждой фиброй своей души мужчина чувствовал свою уязвимость перед обычным людом. На его плечах возлагалась ответственность за них, за все государство Великоруссии и от этого блондину становилось не по себе.
Пожилая женщина поднялась со своего дорого обделанного красным бархатом и золотой резьбой стула и подошла к внуку. Ниже его на несколько голов, она умудрялась смотреть на него свысока. Владислав жадно допил стакан и потянулся за вторым, но старческая рука закрыла горлышко. Вода из кувшина полоснула по ладони императрицы. Владислав раздраженно сжал губы, ставя на место графин. Глаза его непроницаемые лазурные в гневе потемнели и устремились на Феодору ll.
- Ты цесаревич, - твердо произнесла женщина, нахмурив брови. – Ты наследник могущественной империи. Ты рожден, чтобы занять престол, Владислав…
- И от этого мне не лучше, - перебил молодой человек, смахивая ладонь императрицы с бокала и вновь наполняя его водой. Императрица терпеливо вздохнула. Владислав был ее слабостью с самого того дня, когда она впервые взяла его на руки. Не успела она моргнуть как пролетели года и маленькое детское личико возмужало, приобрело острые черты, поросло жесткой щетиной. Женщина не сомневалась – под броней серьезности, под панцирем твердости и непокорности, волевого характера все еще сладко спит ребенок, отлученный от родителей и воспитанный ею.
- Тебе и не будет лучше, - проговорила Феодора Великая, печально склонив голову. Она ласково провела кончиками пальцев по щеке внука, причитая: - И легче тебе не будет. Будет сложно, иногда больно, невыносимо. Путь этот устлан терниями и звездами, дорогой. Справишься с первыми, обретешь вторые.
Владислав со звоном поставил стакан на стол, яростно усмехнувшись себе под нос. Говорить ничего не стал – никакие слова не освободят его от бремени правления, что течет в его крови. Он встал напротив массивных дверей и подал руку бабушки. Как в молодости, она робко ухватилась за сильное предплечье молодого человека. Решимость сверкнула в ее полуслепых, обрамленных морщинами, голубых глазах.
- Пойдем, - уверенно прошептала императрица. Владислав набрал грудь полную воздуха и постучал по дверям. Слуги с обратной стороны, распахнули их. Великая государыня в сопровождении своего мужественного внука отправились на бал. Цесаревич желал лишь, поскорее выбрать себе невесту и закончить это дело с концами.
Правительница и наследник прошествовали по длинным коридорам Летнего дворца и спустились по массивным лестницам в главный зал. Алые бархатные занавески отделяли их от царского балкона. Владислав набрался храбрости. Слуги медленно под величественную музыку живого оркестра начали открывать шторы, когда внезапно позади имперской семьи раздался крик. Феодора llобернулась. К ней стремительно приближался ее гофмейстер. Спотыкаясь и тяжело дыша, он преклонился перед правителями Великоруссии и торопливо заговорил:
- Прошу прощения, Ваше Императорское Величество! Беда! Беда случилась!
Владислав похолодел. Он немедленно развернулся к поданному. Лицо его исказилось в лютом гневе.
- Что произошло? – твердо спросил цесаревич. Императрица испуганно вздохнула. Слуги опустили шторы. Музыка стихла. Даже сквозь занавес послышался людской гул – гости перешептывались и строили догадки, что же помешало имперской семье предстать перед ними.
- Царевич Даниил… - гофмейстер не успел продолжить. Владислав бросился к покоям младшего брата. Феодора Великая приложила ладони, обрамленные шелковыми перчатками, к груди. На лице ее спавшем, но молодецки беломраморном, появилось волнение.
- Говори же! – беспокойно приказала женщина в нетерпении, топнув каблучком.
- Его Императорское Высочество соизволил пройтись по саду перед торжеством, но… - Голос Романа Волхова задрожал. Он знал какую беду мог навлечь на себе, соизволь императрица счесть, что тот не уследил за царевичем и тем, что происходит во дворце. – Предатель… Во дворце появились изменники, Ваше Императорское Величество. Один из стражников, сопровождавший царевича Даниила, напал на него и ранил.
- О, господи, спаси и сохрани! – воскликнула Феодора llи немедленно устремилась вслед за Владиславом. Волхов выпрямился и бросился вслед за своей госпожой. Юбки ее развевающиеся по коридорам мятно-лимонным цветом кружились в голове Романа, и он молился лишь об одном, чтобы гнев царский не пал на него. Оставалось лишь надеется, что царевич Даниил смилостивится.
Бледный, словно мел, Даниил лежал на своей массивной резной кровати. Волосы его светлые в поте лица припали ко лбу. Губы некогда яро алые посинели, высохли и потрескались. Тело его мужественное в одночасье казалось лишилось своей мощи, опало, словно тряпичная кукла, и лишь с трудом приподнималось при дыхании – хриплом и порывистом. По комнате то и дело бродили лекари и служанки. Одни месили смесь и снадобья, другие то и дело меняли сырые повязки царевича, чтобы сбить жар, жадно неотступающий от царского потомка. Все в мгновение ока замерли, когда двери внезапно отворились и в них влетел Владислав. При виде растерянного брата, Даниил с трудом усмехнулся, а подчиненные склонили головы, не в силах посмотреть на наследника Великой империи. Владислав взял себя в руки. Краска от переживания за Даниила медленно спала с его лица. Твердыми шагами он подошел к постели больного и аккуратно кончиками пальцев отодвинул белую простыню с торса младшего брата. Живот последнего был обмотан окровавленными бинтами, они были чище, чем те, что валялись неподалеку в тазике.
- Ваше Императорское Высочество, - дрожащим старческим голосом заговорил главный лекарь, сделав шаг вперед. – Мы остановили кровотечение. Даст Бог, остановим и жар, и царевич Даниил пойдет на поправку.
- Иначе и быть не может, - холодно отрезал Владислав, заботливо укрывая брата обратно. Как бы уверенно ни вел себя на людях цесаревич, Даниил знал, какой ад приходится тому проходить. Обессиленный, царевич попытался приподняться на локти, но каменная ладонь Владислава не позволила ему это сделать. Взгляды братьев пересеклись. Блестящий лед старшего жестоко усмирил злобу в красных от полопавшихся сосудов очах младшего. Тот покорно улегся, хоть и терпеть не мог, когда ему приказывают.
- Тебе нужно отдыхать, - проговорил Владислав, как можно мягче. – Ты еще задолжал мне поединок на саблях.
Уголки губ цесаревича незаметно приподнялись. Даниил издал смешок, но в то же время закашлялся. Владислав, стараясь подавить страх за брата, сделал шаг назад, уступая дорогу лекарям. Они немедленно привели царевича в порядок.
- Мы дали ему успокоительную сыворотку, - вновь заговорил главный врач. – Пусть поспит. Ему нужно набраться сил.
Владислав понимающе кивнул, не отводя от Даниила обеспокоенного взора. Сердце его всегда щемило за родных, как бы он ни пытался этого скрыть.
В покои вбежала императрица. Слуги все немедленно поклонились и вышли, оставив царскую семью да главного лекаря. Ладонь Феодоры llв шелковой перчатке испуганно прикрыла ее ярко накрашенные губы при виде раненного внука. Из ее уст вырвался отчаянный стон, и она бросилась на грудь Даниила, осматривая его сквозь пелену слез.
Следом через время в комнату вошел Роман Волхов. Чувствуя на себе жестокий взгляд Владислава, он покорно склонил голову, не в силах противостоять самому цесаревичу и прекрасно чувствуя свою вину за то, что не смог сберечь царевича Даниила.
Владислав медленно отчеканенными шагами подошел к гофмейстеру и, сложив руки за спину, подобно строгому учителю, прошел вокруг Волхова.
- Как… - тихо проговорил Владислав, стоя близко позади Романа. – Как?! – в одночасье яростно вскричал наследник Великоруссии, оглушив гофмейстера. Тот сжался, еле подавил в себе желание закрыть ладонями уши. – Как так получилось, что личный стражник моего брата напал на него?! Где ты был все это время, Роман?! Это твоя прямая обязанность в первую очередь заботится о благополучии имперской семьи, а потом уже о дворце!
- П-простите, Ваше Императорское Высочество, - проговорил гофмейстер. Голос его предательски дрогнул. Скрип, накрепко сжатых, зубов Владислава эхом послышался в недрах стен. Цесаревич в гневе занес руку. Волхов непроизвольно прикрыл голову, но кулак наследника прошелся по близ стоящему столу. Владислав истошно вскричал, хватаясь за голову.
- Убирайся… - тихо произнес цесаревич. – Убирайся прочь! Чтобы глаза мои не видели тебя!
Гофмейстер немедленно подчинился и выбежал в коридор. Лишь после до него дошел крик Владислава:
- И вызовите Градского! Пусть немедленно явится ко мне!
Волхов на миг замер. Сердце его нещадно пробило кульбит. Он знал, что появление этого паршивого пса в стенах дворца означает лишь, что час расплаты за верное служение императрице настал для гофмейстера. Роман выдохнул. Расправил плечи, зачесал пятерней свои светло-каштановые волосы и бросил последний взгляд на двери, за которыми скрывалась имперская семья – во что бы то ни стало ему нельзя позволить Градскому прибыть ко двору. Иначе вся власть над Великой империей упадет всецело в руки цесаревича, а сама императрица из любви к внуку не станет даже сопротивляться.
***
В своей мысли, что прекрасный незнакомец, сбивший ее с ног, был не обычным придворным с дальних земель, Гликерия убедилась лишь, когда прошла подле Валерии в торжественный главный зал. Живой оркестр, словно звон колокольчиков, прекрасно изливал мелодию, нежно окутавшую гостей в свои тонкие ноты. Праздник во всю начинался. Прислуга подавала изысканные закуски и резные фужеры с вином или шампанским на выбор. Огромное помещение в несколько ярусов, с балконами для царской семьи освещалось множеством подсвечников и хрустальных люстр, обделанное золотом и живыми цветами, оно встречало приглашенных на бал. Все было под стать изысканному вкусу императрицы Феодоры ll Великой. Будучи уроженкой чужих земель, она смогла не только прочувствовать весь Великорусский дух, но и сделать его совершенным, не утратив Великорусской классики, привнести в него нечто новое и иноземное.
Его трудно было не заметить средь толпы. Он вел себя уверенно и непреклонно, словно обладал властью, данной не каждому. Он был одет в белоснежную рубаху с оборками на груди, сшитую из батиста и имеющую прямой разрез и жемчужные пуговицы с инкрустацией. Поверх рубахи полагался темно-синий камзол, дорого расшитый серебряными нитями, сшитый в талию, длиной до половины бедра, без рукавов, со стоячим воротником, открывающим неприлично расстёгнутые верхние пуговицы рубахи, оголяющие длинную мужскую шею. Позади незнакомца стоял слуга, державший его жюстокор. Лишь немногие позволяли его себе снять на императорском торжестве, боясь, показать тем самым неуважение к царственной династии Дозор, но этот мужчина казалось ничего не страшился. Тело его было расслаблено, лишь лицо, словно высеченное из камня, оставалось холодным и непоколебимым. Пронзительные серые глаза из-под густых бровей с безразличием бродили по залу, пока внезапно не остановились на Гликерии. Не ожидая, что взгляд его соприкоснется с ее, она затаила дыхание, немедленно потупив взор и спрятавшись за фигурой своей госпожи. Княжна Валерия, всегда любившая балы, но недовольная тем, что ее принудили участвовать в смотре невест для цесаревича Владислава, не заметила испуга своей фрейлины. С грозно нахмуренными бровями она скучающе крутила меж кончиков пальцев фужер, пристально глядя на царское ложе в ожидании имперской семьи. Она горела нетерпением, когда все это закончится и желала поскорее вернуться в родное княжество Галицкое.
Музыка медленно сменялась с тихой и ласкающей слух к величественно-торжественной. Гости начинали толпиться у подножья лестниц, ведущих к балкону, чтобы наверняка разглядеть правителей Великой империи. Гликерия, не смела шевельнуться и отвести свои ореховые глаза с имперского ложе. Она чувствовала на себе пристальный взор молодого человека и от этого ей становилось не по себе. Кожа ее становилась горячей и покрывалась мурашками, и девушка не могла понять, что за чувство вселилось в ее бренную душу. С тех пор, как она получила платок от незнакомца с гербом Вяземского княжества, ее не покидало назойливое ощущение, что это предвестник нечто большего. Она боялась, что ее мысли верны – и мужчина, которому она нахамила, был никто иной, как князь.
Все замерли, когда церемониймейстер поднялся и встал на возвышение лестницы. Он поднял правую руку вверх в знак молчания, а после громко провозгласил:
- Ее Императорское Величество императрица Феодора llВеликая и Его Императорское Высочество цесаревич Владислав l Дозор!
Музыка многократно усилилась. Насыщенно алые шторы начали раздвигаться по сторонам. Гости в ожидании имперской семьи повставали на носки, лишь бы увидеть своих государей. Гликерия заметила волнение княжны Галицкой. Та нервно теребила шелковые полупрозрачные края длинных свободных рукавов своего изысканного платья цвета небосвода. Фрейлина вновь подняла взор на балкон, но внезапно занавесы закрылись. Церемониймейстер в недопонимании оглянулся и нахмурился. Вскинул руку, одним лишь жестом заглушив оркестр. Правители не появились. Шепотки и слухи поползли по всему залу, вызвав волну трепета. Глика огляделась, но незнакомца из Вяземского княжества так и не смогла найти взглядом.
- Что случилось? – выдохнула Валерия, поправляя кончиками пальцев свои пышные волнистые русые пряди, выбившиеся из золотого ободка-короны с синими как ночь топазами.
- Не знаю, Ваше Высочество, - проговорила фрейлина, помогая госпоже привести в порядок прическу.
- Видимо что-то нехорошее, - раздался женский голос сбоку. Валерия нехотя бросила взор на незнакомку. Та аккуратно сделала глоток шампанского из фужера и отдала его своей фрейлине. Почтительно кивнула Галицкой. Валерия прежде, чем поприветствовать девушку тщательно разглядела ее. Лицо имело форму точенного овала с острым подбородком. Глаза большие, обрамленные длинными густыми ресницами, имели цвет глубокого кобальтового. Взгляд девушки был пронзительным, холодным, вызывающим мурашки по коже. Ровный носик и пухлые нежно-малиновые губы украшали филигранный лик. Волосы черные, словно смоль, были опрятно уложены в простую прическу. Мочки ушей украшали каплеобразные жемчужные серьги, а тело тонкое и высокое покоилось в объятиях платья из перламутрового шелка с узорчатым бюстом и шлейфом из невесомой прозрачной ткани.
Валерия кивнула, выдавив из себя улыбку.
- Валерия, - представилась госпожа Гликерии. – Княжна Галицкая.
- Княжна Анастасия Черниговская, - улыбнулась девушка.
- Из теплых приморских земель Чернигорья? – вежливо спросила Валерия, чтобы поддержать разговор. Она всеми силами пыталась подавить в себе желания уйти восвояси.
- Вы бывали в моих родных краях? – удивленно подняла брови Анастасия.
- Доводилось, - скупо ответила княжна Галицкая. – Я единственный ребенок у родителей. Меня с рождения обучают дипломатии. Видеть множество земель мой удел.
- Наследница Галича, - понимающе и задумчиво проговорила Черниговская. – Я о многом наслышана о вас.
- Уверена, это увлекательные слухи, - усмехнулась Валерия, прекрасно зная о чем идет речь. Она спрятала кулаки под длинной рукавов и разжала зубы, боясь, что собеседница услышит их скрип и подумает, что одержала победу. – Где ваши сестры, Анастасия? Помнится мне их было порядка десятка?
Анастасия сдержанно улыбнулась, выпрямляясь и гордо приподнимая голову. Она знала, что задела по уязвимым струнам свою соперницу.
- Старшие подавно отданы замуж, - ответила княжна Черниговская, беря с подноса слуги тарталетку. – Теперь моя очередь.
- А как же младшие девушки в вашей семье? Ваша семья настолько уверена в вас? – Валерия не смогла сдержать усмешку. Анастасия вновь улыбнулась собеседнице, держась ровно и непоколебимо.
- Как видите, - ответила Черниговская. Она медленно обошла Валерию и чуть склонившись над ее ухом, тихо прошептала: - Как жаль, нам не представился шанс проверить уверенность ваших родителей в вас.
И томно усмехнувшись, Анастасия прошла в глубь зала. Валерия стиснула зубы и было хотела броситься на самодовольную княжну Черниговскую, но подоспела собственная фрейлина. Гликерия твердо схватила за запястье свою госпожу. Взгляды двух девушек пересеклись: яростный горящий адским пламенем взор темных очей Галицкой и непреклонный ледяной фрейлины.
- Ваше Высочество, - взмолилась Глика, глядя с надеждой на княжну. – Подумайте о родителях. Вам не нужна победа на смотре невест. Вам нужно наладить связь с другими княжествами.
Валерия тяжело вздохнула. Пальцы ее медленно разжались. Она на мгновение прикрыла глаза, сдерживая слезы. Никто не должен был увидеть ее слабости.
- У мне кружится голова, - только и смогла произнести княжна Галицкая.
Гликерия кивнула и заботливо подхватив госпожу под руку, увела ее в сад. Свежий воздух залечит все боли и раны.
