С ведром собачьей еды и батоном хлеба Лена осторожно спускалась по лестнице — главное было никого не встретить.
- Ой, Леночка, здравствуй! – расплылась в улыбке возникшая некстати соседка, неприятная дама неопределенного возраста, — ты кормить идешь? Подожди! Тут у меня косточек осталось немного, тебе отдам. Наша не ест, избалованная. Леночка, тут еще небольшой пакет с мусором, не захватишь? — жизнерадостно стреляла словами назойливая соседка.
- Да, конечно, — протянула девушка руку за пакетом. — До свидания.
До мусорных контейнеров, спрятанных среди заброшенных гаражей, идти было метров двести. Лена была только в начале пути, когда с разных концов двора наперегонки к помойке побежали дворовые псы. Их было много, больших и маленьких, но почему-то почти все рыжей масти — коричнево-оранжевая шерстяная волна устремилась к привычному им месту трапезы.
Лена выбросила мусор соседки и зашла за обшарпанный забор — там ее ждала батарея разнокалиберных погнутых алюминиевых мисок. Привычным движением она накладывает собакам сваренную еду, ловко уворачиваясь от наглых и нетерпеливых кожаных носов. Псы толкаются, оттесняют, кусают друг друга и рычат, не поднимая морды от мисок.
Разложив почти всю принесенную еду, девушка почувствовала, что ее спину буравит чей-то недружелюбный взгляд. Лена обернулась, в руке застыла ложка с собачьим варевом, а на лице — немой вопрос. На нее пристально смотрела простоволосая пьяная бабенка. Подбоченясь, та с кривой ухмылкой размеренно качала головой. Так нехорошо кивает и цокает языком заправская деревенская хозяйка, наблюдая, как проворовавшийся кот слизывает очередную порцию свежих сливок.
- Ой, здрасьте. Кормилица ты наша, — начала юродствовать бабенка, — жалостливая ты наша. Собачья кормилица, — распалялась она всё больше.
- Тебе жалко их, да?! Жалко тебе их?!! – перешла на вопль тетка.
- Да! Мне их жалко! — тихо и с вызовом ответила Лена.
- Поглядите, жалеет она их, — повела баба перед собой рукой, призывая невидимых свидетелей, хотя рядом никого не было. — А ребенка маленького ей не жалко! Пятилетнюю девочку этой сучке не жалко, а собачечек жалеет.
- Простите, я не понимаю о чем вы.
- Хуле, ты отворачиваешься, — слышь, а? — продолжала орать пьяная. Развела тут, бля, собачатник. Люди, домой не могут спокойно пройти — только и смотришь, чтобы какая-нибудь тварь не укусила.
Лена молчала, в ее взгляде застыли презрение и вызов.
- Чтобы я тебя тут больше не видела! Поняла?! — разорялась вовсю баба. Ребенка напугали! Кормит, бля, она, собачек, — дамочка подбежала к мискам с едой и начала их пинать ногами, стараясь перевернуть каждую. Псы скалились, но затравленно пятились назад. — На-ка, покорми-ка, жалостица, ты наша. На-ка, покорми… — в раже вопила тетка и нелепо приплясывала в своем разрушительном танце.
Лена медленно развернулась и пошла назад к дому, в руке — пустое ведро. К горлу подкатывал огромный ком, выжимая из глаз слезы. Она купила в киоске пачку сигарет и пошла в старый квартал. Лена любила эти скособоченные деревянные домики, чудом уцелевшие вокруг ее ультрасовременной высотки. Села на лавочку и закурила. Из раскрытого напротив окна доносилась музыка, издевкой пролетая мимо словами Депешей: Happiest girl I ever knew, why do you smile the smile you do…