94
Боремир поправлялся медленно, всё время молчал и смотрел в окно. Снег, что падал землю с утра до вечера, казалось заметал его собственную жизнь.
С Младой, что ухаживала за ним, воин почти не разговаривал, а Демид к нему не заходил. Только бабушка, оставшаяся в большой доме на время февральских метелей, пользовалась благосклонностью болящего.
Колдунья рассказывала ему истории из своей жизни, о том, как они с матушкой жили в городе. Как князь с княгиней выходили к народу, приветствовали всех, одаривали разными вещами и просто добрым взглядом и прикосновением.
- Люди говорили, что руки и взгляд у княгини целебные, - говорила бабушка, - к кому она прикасалась, тот светлее и радостнее становился. В дни её выхода на большую площадь, шли к женщины с детьми. И на всякого находилось у неё доброе слово и взгляд ласковый. А если видела она хворого ребёнка, то отправляла к нему домой одного из княжеских лекарей, и помогали они людям простым.
Колдунья замолкла, вспоминая как молодой девицей, ещё до приезда в это селение, ходила по шумному граду, а потом любовалась статью и красотой княгини.
- А сейчас кто к людям выходит? - спросила бабушка, не ожидая от воина ответа, - никто, - ответила она сама себе. - Сидит новый князь в своём тереме, носа из него не кажет. А жён его, коих набрал он не мало, никто и подавно не видел. Чего боится? Ведь если правитель справедливый, народ его не тронет, а лишь приветствовать будет. Но новый князь не может выйти и посмотреть в глаза людям, значит есть ему что скрывать? Как думаешь?
Бабушка вопросительно посмотрела на Боремира. Помня о том, что когда-то он говорил, что нет разницы, кто правит Северными землями, лишь бы на них было спокойно. Сейчас же он задумался над услышанными.
За время своей службы, воин и правда ни разу не видел, чтобы князь выходил на центральную площадь и общался со своими подданными. Наоборот, сборы и даже ярмарки были запрещены. Зато самой почётной службой для дружинника считалась личная охрана князя. И сам Боремир стремился туда попасть, думая, что это будет признанием его заслуг и великой честью.
Много солнц он смотрел на ситуацию с одной стороны - видел уважение и почёт, которым пользовались личные дружинники князя, и желал себе того же. Но совсем выпускал из вида другую сторону.
«А от кого личная охрана защищает князя? - вдруг подумал Боремир, ведь раньше это никогда не приходило ему в голову, - во дворце живут только близкие правителю люди, слуги и преданные дружинники, от кого защищаться? А на улице народ, о котором князь заботится, значит люди должны быть ему благодарны и не опасны».
Подумав так, Боремир горько усмехнулся: «Да народ его разopвать готов за дань тяжкую да поместников-предателей».
Бабушка, заметив изменения в убеждениях воина, продолжала:
- А если народ не доволен, так может этот правитель ему не подходит? Что важнее - спокойствие на землях при любом князе или счастье людей под управлением того, кого они любят и уважают? Кто главный на земле - князь или народ?
- Народ, это люди на земле живут, урожай собирают, детей растят. Они это земли и оживляют А князь - это только один человек, как можно на его желания ориентироваться? - ответил он.
- И я так думаю, - согласилась колдунья, - старые князья потому так долго и правили, что думали о своих людях, земли Северные любили. Да возомнили себя сильнее других князей и от мудрости волхвов отказались, вот и потеряли всё. И воинов Перуна стольких загубили.
Боремир помолчал, он давно хотел спросить о своём отце, но не знал у кого поинтересоваться. Брат больше к нему не заходил. А Млады он стеснялся.
- Скажите, - обратился воин к бабушке, - вы знаете что-то о моём отце?
- Знаю, - улыбнулась та, - это он направил тебя сюда, к истокам, чтобы целительный воздух родного дома помог тебе обрести разум.
Боремир горько кивнул. Сейчас он много думал о произошедшим с ним за последнее время. Вспоминал себя отроком, помогающим отцом, соревнующимся с братьями за то, чтобы быть лучшим. И часто проигрывающим из-за чрезмерного рвения.
А потом был ратный поход со старым князем. Где воин чувствовал себя таким важным, значимым. Внутри горело желание отличиться, показать свою удаль, помочь князю отстоять Северные земли.
Но сражения оказались не такими, как он их себе представлял. На поле брани, лицом к лицу с неприятелем было страшно и тяжело. Вокруг падали воины, стонала земля, звучал лязг кинжалов, ржали лошади. В какой-то момент, когда положение его стало безвыходно, огонь Перуна проснулся в нём, погубив врагов, но и оставив след на нём самом. Без должной подготовки и посвящения, огонь раздувал его гордыню и тщеславие. И главным его побуждением стала уже не справедливость и возвращение законов Прави, а собственная значимость и заслуги. Он стал служить новому князю, покорившему его земли: подавлял восстания селян, расправлялся с недовольными, и считал, что делает благо для своего родного края.
Он перестал стремиться к справедливости, ему стало всё равно, кто правит Северными землями, он хотел лишь личной славы, которой так и не добился по прошествию стольких солнц.
И вот сейчас он будто вновь вернулся в точку выбора, в момент, когда он шагнул в сторону от своей совести. Признаться себе в том, что много времени был не прав, было тяжело, но необходимо. Это поднимало чувство стыда и вины перед родными и Боремир не знал, как смотреть им в глаза. Поэтому избегал спускаться вниз и садиться вместе со всеми за стол, даже когда уже смог ходить.
Последнее время я не часто заходила в комнату к брату мужа, потому что видела, что он избегает меня.
- Оставь его, Млада, - сказала мне бабушка, - тяжело ему. Душа воина оковы снять пытается, к Прави повернуться. А за этим он неправоту свою чувствует, это терзает и мучает его.
- Но мне надо проводить Боремиру свет, без него он не справится, - возразила я.
- Тогда приходи молча, Богов проси об исцелении и уходи сразу, как закончишь, - ответила колдунья, - а я посижу с ним, поговорю. Слово доброе - оно лучше всякого зелья.
Я послушалась и заходила к Боремиру лишь по необходимости. Менять повязки он научился сам под руководством бабушки.
Поднося руки к его телу, я с каждым днём чувствовала всё более мощные потоки, идущие от Пращуров. Они уже прочно держали воина, питая своими соками. И лишь сердце пока обходили вокруг. Закрыто оно ещё было.
А поток Прави, идущий сверху, всё ещё не принимал Боремира. Потому что сам воин ещё сопротивлялся свету. Я молилась Богам, чтобы направили они его душу на путь ко благу.