В уютном деревенском доме Веры Федоровны Некрасовой — секретаря местной организации КПРФ в Знаменском районе — непривычно многолюдно. Непривычно не только для дома, но и для всей этой давно обезлюдевшей деревни. Но Елене Михайловне и ее мужу Сергею Юрьевичу нравится их новый вынужденный приют: здесь удивительно тихо и спокойно, здесь все дышит жизнью, здесь «не грохают снаряды, не свистят пули». Как там дальше у Гайдара? «Живи да работай — хорошая жизнь!» Впрочем, их детям — сыну Максиму и невестке Надежде (дочери В. Ф. Некрасовой) одних тишины и покоя мало: люди они молодые и хотят жить в городе, в обстановке, которая была бы хоть чем-то схожа с мариупольской, где они еще недавно строили планы на будущее.
Сергей Юрьевич и Елена Михайловна согласны жить и работать в Знаменском, если, конечно, им удастся найти и работу, и жилье. В Орле найти то и другое еще труднее. Тем более, что на руках у этой семьи с ребенком — девочкой младшего школьного возраста — только небольшая сумма украинских гривен, которые не принимают к обмену официальные финансовые учреждения, и украинские паспорта, которые еще нужно обменять на российские, если удастся получить гражданство. Одни сплошные «если».
Им самим трудно поверить сейчас, что 28 февраля 2022 года Сергей Юрьевич еще работал на своем родном заводе «Азовсталь». В тот день, как обычно, вернулась с работы и Елена Михайловна. Они жили в большом многоквартирном доме на левом берегу реки Кальмиус — совсем рядом от крупнейшего в Европе металлургического комбината, построенного Советской властью. 1 марта Елена Михайловна собиралась на правый берег — в район «Завода Ильича» — Ильичовку, как называют эту часть города мариупольцы, — к невестке. Не довелось.
Как она вспоминает, в последние дни февраля — начале марта стрельба уже была слышна, но где-то далеко. Растревожил и спутал все планы былой жизни неожиданный приезд родственников мужа из другого района города, где уже не было ни тепла, ни света, ни воды. В районе «Азовстали» «коммуналка» начала «схлопываться» после 2 марта. Без всяких предупреждений со стороны украинских властей.
— Сначала не стало тепла, потом электричества, воды, потом газа, именно в такой последовательности, — рассказывает Сергей Юрьевич.
Связь с близкими оборвалась. Когда ВСУ взорвали мосты, левобережный район и вовсе оказался отрезанным от остального города.
Сергей и Елена со своими родственниками продолжали жить в обесточенной холодной квартире — пока не случился первый «прилет», как они говорят. То ли мина, то ли снаряд в щепки разнес кафе на спуске к морю — совсем недалеко от дома. Следующий «прилет» уничтожил микроавтобус во дворе, и квартира осталась без оконных стекол. После этого перебрались в подвал. Большое, не перегороженное никакими перегородками и «клетушками» пространство под домом стало местом жительства для всех его обитателей — тех, кто не успел уехать.
Пищу варили на кострах, замкнутых в бетонное пространство строительных блоков. Сверху какая-нибудь решетка — вот и очаг. Сначала кашеварили во дворе у подъезда. Пока не случилась беда: 16 летнему парнишке, занятому приготовлением пищи, взрывом оторвало обе ноги на глазах у соседей. После этого импровизированные печи перенесли на лестничные клетки. Заслышав вой снаряда или мины, люди уже не испытывали судьбу — все бросали и прятались в подвал.
Во дворе и по соседству стали появляться бронетранспортеры: стреляли и исчезали. А потом прилетала «ответка». С нацистами из батальона «Азов» жителям дома повстречаться не пришлось. А «вэсэушники» приходили. И стреляли из квартир верхних этажей по соседним домам. Вели себя вежливо. Но эта вежливость порой выглядела, как издевательство: «Извините, это наша работа, потерпите один день», — говорили они, располагаясь в доме, как на позициях. На следующее утро исчезали так же неожиданно, как и появлялись.
За водой приходилось идти к морю, к старому колодцу.
— Когда бойцы ДНР пришли, и начались бои, у колодца лежали трупы, — вспоминает Сергей Юрьевич.
После одно такого похода «по воду», у него случился сердечный приступ.
Воду стали сливать из бойлеров. Нередко и бойцы ДНР готовили себе пищу на кострах вместе с жильцами.
Когда пошла тяжелая техника, и танки начали стрелять в непосредственной близости от дома, люди уже не высовывались из подвала. Пищу готовили на импровизированных горелках: подсолнечное масло наливали в какую-нибудь емкость, вставляли фитиль из ветоши — вот и «примус». Полторы недели жили, фактически не покидая подвал. Обстановка вокруг становилась все горячее: горели соседние дома, из них выбегали люди и гибли под минами. Кто стрелял, с какой стороны — понять было невозможно.
19 марта Елена и Сергей наблюдали такую картину: группа людей, видимо, из соседнего сгоревшего дома, собрались вместе, развернули простыню с надписью «Дети», и пошли «на удачу» по бульвару к морю. Что с ними стало — неизвестно.
— ДНРовцы нам сказали: «Что вы тут делаете? Уходите!», — рассказывает Сергей Юрьевич.
Стали появляться микроавтобусы, которые увозили неходячих — прежде всего, инвалидов. Настал момент, когда в сопровождении бойцов ДНР жители дома, в том числе и Сергей с Еленой, отправились тем же путем, что и люди с простыней до них — по бульвару, потом вдоль берега моря. Шли долго.
Оглядываясь на город, видели только безжизненные громады домов с выгоревшими черными окнами. «Городом –призраком» называет теперь Мариуполь Елена Михайловна.
Сначала их довели до пункта сбора, организованного в помещении кафе. Со всех сторон туда стекались беженцы. Потом на автобусах доехали до Сопино — это в пяти километрах от Мариуполя. Там на блокпосту задержались на несколько часов. Шла проверка паспортов, ждали другие автобусы, которые развозили людей по ближайшим населенным пунктам, контролируемым частями ДНР.
— Местные жители давали нам воду, чай, какую-то еду— все, что могли, — рассказывает Елена Михайловна.
После семи часов ожидания беженцев отправили в Новоазовский район, где 11 дней они прожили в школе. Это уже был почти рай для пропахших подвалами и кострами людей: свет, горячая вода, домашняя пища, приготовленная местными жителями. Каждый день в Самойлово прибывали новые партии беженцев.
Последним пунктом организованной доставки был российский Таганрог. Дальше беженцы уже могли сами выбирать направление эвакуации. Можно было, например, уехать в Ростов или в Чебоксары. Елена Михайловна и Сергей Юрьевич отправились в Орел, обменяв деньги у частных валютных торговцев.
Все это время они не имели никаких сведений о судьбе семьи сына. А их невестка Надежда с маленькой дочуркой натерпелась не меньше. Так получилось, что к началу событий ее муж — Максим находился в другом городе. Наде пришлось пережить все мытарства вместе с родственницей и ее ребенком, перебравшимися в район «Завода Ильича» из-за реки.
— Сначала бегали в убежище, сохранившееся еще со времен Великой Отечественной войны, — вспоминает Надя, — но там было слишком многолюдно и сыро, капало с потолка. Решили прятаться в подвале дома. Пошли за дровами — над головой два снаряд пролетело…
Поначалу недостатка в продуктах не было. Хозяева соседнего магазина в первые дни их просто раздавали местным жителям. Потом работники заводской столовой стали продавать сахар, мясо, макароны. Но украинская полиция пресекла эту торговлю.
Потом и полиция исчезла из Мариуполя, а женщины с детьми остались в осажденном городе. Кстати, по словам Надежды, одним из первых, кто уехал с семьей из их дома и из города, был местный полицейский.
Потом многие пытались выбраться из Мариуполя на своем транспорте. Но украинские военные на блокпосту беженцев останавливали, заставляли возвращаться обратно, потому что дорога якобы обстреливается. Надя рассказала об известном лично ей случае, когда семь легковых автомашин с семьями выехали из дома в надежде выбраться из города. Потом на связь вышли только три «экипажа». Судьба остальных не известна.
Надя тоже надеялась выбраться. Ждала родственников, которые на своей машине готовы были рискнуть. Не дождалась. Уже позже она узнала, что глава семьи, который должен был быть за рулем, погиб: пошел за водой и погиб — пуля угодила ему в печень. Мужчина умер без медицинской помощи.
ДНРовцев Надя не дождалась. Ее и других жителей дома вывел проводник из местных — молодой мужчина по имени Павел. Он сам нашел более-менее безопасные пути к позициям ДНР. Сначала приносил оттуда «гуманитарку», а потом начал выводить людей.
Этот путь на дальнюю окраину города показался им, решившим довериться Павлу, бесконечным. Надя утверждает, что шли они не меньше 30 километров. По пути видели могилы во дворах на детских площадках, трупы стариков — в бытовках. Много раз приходилось падать под заборы, забегать в эти самые бытовки и пустые подъезды, спасаясь от «прилетов».
— Расслабились только тогда, когда прошли пост ДНР, — рассказывает Надежда. –Военные сразу дали нам минералку, тушенку. Дочка тогда сказала: «Мама, какие они добрые!»
Впечатления от ВСУ у Надежды, да, видно, и у ее дочери, были другие. Надя, например, вспоминала, как украинские военные отнимали машины у гражданских: просто останавливали, выгоняли хозяев из салона и уезжали. Был и совсем дикий случай, когда молодые украинские вояки включили в такой вот «реквизированной» автомашине музыку и катались на ней по всему кварталу. Когда крупное подразделение ВСУ намеревалось занять соседнее помещение заводской поликлиники, местные жители просто не дали им этого сделать, собравшись на стихийный митинг. К счастью, вояки нехотя, но уступили требованиям гражданских и ушли восвояси.
— Одна семья поехала за водой — вернулись пешком, без машины, — рассказывает Надежда.
— Мы ушли с Павлом 25 марта, — вспоминает Надежда, — наш дом тогда еще был относительно цел. На следующий день, как я потом узнала, сгорел заводской ДК по соседству. Говорят, и нашего дома больше нет. Из 35 семей, знакомых нам по школе, на связь вышли только семь.
После выхода из города ночевали в школе в Володарске — пригороде Мариуполя. Взрослых кормили один раз, детей — два раза в день.
— Спали кто где, даже на ступеньках, — рассказывает Надя.
Но зато на российской границе их долго не задержали: женщин с детьми пропускали практически без досмотра — без обыска с раздеванием, каковой процедуре обычно подвергали мужчин из числа беженцев.
…Вырвавшиеся из пекла только-только начали приходить в себя. Я даже не стал расспрашивать их о личном отношении к тому, что происходит сейчас на Украине, о спецоперации, которую проводит российская армия вместе с войсками ДНР. Но Сергей Юрьевич признался: в 2014 году жители Мариуполя очень надеялись, что и у них в городе все пройдет по крымскому сценарию. Надежды не оправдались. И теперь Сергей с Еленой в один голос говорят, что в Мариуполь они больше никогда не вернуться — им возвращаться некуда.
Что ждет этих людей на Орловщине? Очень хотелось бы надеяться, что у них не будет проблем с оформлением гражданства, что власти и общественность помогут им с работой и жильем, чтобы из беженцев они поскорее стали нашими полноправными соотечественниками — с правом на труд, на кров, родной язык и образование детей по учебникам, написанными не бандеровскими идеологами. Разве не ради этого, в том числе, Россия и начала спецоперацию по искоренению украинского неонацизма?
Андрей Грядунов.