- У меня больше никогда не будет вдохновения, - страдальческим голосом произнесла она и, запустив пальцы в пышные кудрявые волосы, стала водить взглядом по кривым строчкам на измученном тетрадном листе в клеточку. Из моей старой тетради по геометрии, кстати. Мне опять пришлось пожертвовать для неё одной из своих самых идеальных тетрадей. Я не мог выбрать другую тетрадь просто потому, что все мои тетради были идеальны. По крайней мере, так мне говорили учителя. Ни одной помарки, всё в обложках, всё по линейке, почерк почти что каллиграфический. Моя гордость.
- Ни-ког-да, - повторила она, сокрушённо покачав головой, и опять смяла бедный листок бумаги.
А вот у неё почерк был вовсе не красивый — такой же непослушный, прыгающий и стремительный, как её непокорные волосы. Я не мог без слёз смотреть на него, когда она давала мне прочесть свои стихи. Она-то думала, что это стихи меня так трогают. А я и не отрицал. Мало ли что.
- Никогда, никогда, никогда! - она запустила скомканным листом в мусорку, но промахнулась.
Я в это время мыл посуду. Вообще-то я занимался этим в любое время — точнее, делал все дела по дому. Подметал, протирал пыль, убирал со стола. И мыл посуду. Почему-то это угнетало меня больше всего — наверное, потому, что в детстве меня тоже постоянно заставляли это делать. На самом деле грязной посуды было немного, потому что нас было всего двое. Но вчера к нам приезжали гости, и сейчас передо мной высилась целая гора грязных тарелок, чашек, ложек и вилок.
За окном стояла невыносимая жара — самый разгар июля. По небу медленно ползли тёмно-лиловые тучи — вечером, наверное, будет гроза. Грозу я люблю почти так же сильно, как свои старые школьные тетради. А если я к вечеру ещё и посуду успею домыть — будет вообще замечательно.
- Что же мне делать теперь? - не в силах больше сидеть на месте, она встала и начала быстро ходить по тесной и маленькой кухне, нервно дёргаясь и заламывая руки. Я вообще не понимал, как тут можно дать волю эмоциям. Два шага пройдёшь — и уже обратно возвращаться. - Ведь я не смогу жить без вдохновения! Что делать теперь?
- Да придёт оно ещё к тебе, не волнуйся, - пытаясь подавить зевоту, ответил я. - А поделать можно ещё столько всего! Например, помочь мне домыть посуду.
- Это был риторический вопрос! - яростно сверкнув глазами, крикнула она. - Погоди-ка… кажется, я придумала продолжение! - она подняла валявшийся у моих ног злосчастный листок в клетку и снова села за стол.
Стихи она любила так же сильно, как я не любил мыть посуду. Она была буквально помешана на стихах. Все книжные полки в нашей квартире были уставлены сборниками стихов поэтов всех времён и национальностей, так что мне даже некуда было поставить свои книги по биохимии и молекулярной биологии. Причём иностранные стихи она предпочитала читать без перевода — языки были её второй страстью. Она читала стихи, учила стихи, писала стихи, даже выкладывала их в Интернет и участвовала в конкурсах. Но самое ужасное — она каждый день читала их мне. Либо давала почитать свои (мои) исписанные вдоль и поперёк тетрадки. Схемы, таблицы, треугольники, параллелограммы — всё было покрыто её размашистым почерком. После того, как я читал, с трудом разбирая написанное, мне нужно было ещё и представить подробный отзыв о её стихах.
- Точно нравится? Да? Точно? А это не странно звучит? А так точно можно написать? Это ведь логично, да? А вот тут запятая ведь не нужна? Или нужна? - спрашивала она меня так, словно я изучал лингвистику, а не биологию.
На самом деле всё это не особо усложняло мне жизнь. Я любил её, хотя её поэтическая, романтическая и мечтательная натура никак не «рифмовалась», как бы она выразилась, с моим пристрастием к науке. Вот что по-настоящему досаждало, так это то, что мне приходилось выполнять все обязанности по дому.
- Я должна писать стихи! - торжественно заявляла она. - Я создана не для уборки! Я должна творить! Это моё предназначение!
- Ага, а моё предназначение, значит, мыть посуду, - хмуро резюмировал я.
- Ты не понимаешь! - кричала она и, взмахивая руками и хлопая дверями, уходила в другую комнату писать свои драгоценные стихи.
Почему-то она общалась со мной только так: крича, задыхаясь, размахивая руками, стремительно шагая по комнате, прерывисто дыша, с горящими от восторга или гнева глазами и развевающимися волосами, которые, как и она, вечно были в движении. Она никогда не была спокойна, никогда не могла долго сидеть на одном месте, если только не забывала обо всём, читая очередной роман или сборник стихов. Движения её всегда были резкими и порывистыми, в чёрной глубине зрачков постоянно плясали неугомонные мятежные огоньки. Ходила она всегда быстро, почти летала, как ветер, едва касаясь ногами пола.
- Дописала, - она схватила руками листок с такой силой, что его и без того помятые края помялись ещё сильнее, и жадно впилась взглядом чёрных горящих глаз в прыгающие туда-сюда буквы и слова. Когда она писала на черновике, её почерк становился похож на иероглифы — она еле успевала за вдохновением. - Гениально! Это гениально!
Ах да, а ещё она была очень скромная.
- Это! Лучшее! Что! Я! Писала! - схватив несчастный листок, она закружилась по кухне. - Это гениально! Как хорошо, что ко мне снова пришло вдохновение! Мои любимые поэты гордились бы мной!
- Всё это очень славно, - не стал отрицать я, - но, может, ты всё-таки поможешь мне с посудой?
- Нет! Я слишком счастлива, чтобы что-то делать! И вообще, я так долго писала! Я имею право отдыхать!
- Я тоже имею право отдыхать! - потеряв терпение, я отбросил в сторону несколько грязных ложек.
- Ну ладно, - смилостивилась она. - Но только последний раз!
Я удовлетворённо вздохнул. Вместе мы быстро закончили работу. Она тут же отправилась переписывать стих на чистовик, а я подошёл к окну.
В небе прогремел первый удар грома.
Понравился рассказ? Подписывайся, ставь лайк и пиши комментарий!
#проза #рассказ