И. Мощанский характеризует тон данной телеграммы как панический [25; 58]. Впрочем, мы уже видели, что там, где можно посильнее «уколоть» Л.З. Мехлиса, этот историк охотно это делает, приписывая самые дурные мотивы его действиям, давая поступкам комиссара самые дурные характеристики. Вот и сейчас: «…панический тон…»
Слов нет, телеграмма Мехлиса была весьма эмоциональной. Но можно ли назвать её панической? Думается, И. Мощанский из-за своей «официальной» неприязни ко Льву Захаровичу не разглядел (или не захотел разглядеть) в ней главного:
1) Телеграмма весьма точно обрисовала положение дел на конец дня 14 мая (это паника?).
2) В телеграмме Мехлис говорил, что город будет держаться до последней возможности (это паника?).
И, наконец,
3) Мехлис в телеграмме, фактически, повторяет вывод доклада адмирала Октябрьского: эвакуация сейчас подобна катастрофе (это паника?). И если адмирал, делая подобный вывод, исходил, в основном, из возможностей флота, то армейский комиссар ещё и из ситуации на фронте, которую он знал лучше Октябрьского.