Мы привыкли к мысли о сербах как о братском народе — достаточно напомнить, что сейчас в Белграде проходят массовые акции в поддержку России. Но бывали и случаи, когда сербские солдаты и офицеры находились в охваченной смутой России в качестве интервентов.
Как это могло случиться, как сербы дошли до жизни такой и как их вообще занесло в Россию и разметало по ней от Севастополя до Владивостока?
Всё дело в Первой мировой войне.
В ходе военных действий против Австро-Венгрии в России скопились десятки тысяч пленных южных славян — императорских и королевских подданных: сербов, хорватов, словенцев, боснийцев. Предполагалось, что желающих продолжить войну на стороне Антанты под родным флагом будут отправлять на Балканы, но после разгрома Сербии германскими, австрийскими и болгарскими войсками в 1915 году это стало невозможным.
Тогда в ноябре 1915 года в Одессе русское командование начало формирование 1-й сербской добровольческой дивизии. Почти год спустя дивизий стало уже две, и они сформировали Сербский добровольческий корпус, воевавший на румынском фронте. В составе корпуса, которым командовал генерал Михайло Живкович, насчитывалось около 40 тысяч человек.
После революции в корпусе началось брожение: из-за больших потерь на фронте туда стали не только брать добровольцев, но и принудительно вербовать пленных. К тому же обострились конфликты между офицерами-сербами и солдатами хорватского и словенского происхождения (хотя последние и составляли меньшинство).
Октябрь 1917 года расколол корпус дополнительно. Часть добровольцев признала советскую власть и вступила в ее вооруженные силы (за время Гражданской за красных успели повоевать до 20 тысяч «балканских братушек»). Но многие остались в структурах корпуса, которые зимой 1917—1918 годов Антанта начала переводить на Дальний Восток, чтобы затем морем перебросить на Салоникский фронт.
Так сербские эшелоны рассеялись по всей Сибири, и настроения в этих эшелонах были далеки от просоветских.
«По их словам, они никак не ожидали, что освободившаяся от рабства Россия так скверно закончит войну. Не ожидали они заключения мира и Румынией. Советское российское правительство ими не признаётся. Солдаты и офицеры ходят с погонами на шинелях и с имеющимися знаками боевых наград», — писал корреспондент газеты «Казанское слово» из Челябинска перед самым началом гражданской войны.
С началом мятежа белочехов «челябинские» сербы приняли их сторону и участвовали вместе с ними в летнем наступлении на запад. Большевик М. В. Подольский вспоминал, как при вступлении белых в Бугульму в июле 1918 года «был схвачен сербом или чехом и приведён к начальнику отряда».
На народившемся тогда Восточном фронте были сербские части и в составе Красной армии, но они были ненадежны и охотно перебегали. В июне во время боёв за Самару к белым ушли офицеры и солдаты 1-го и 2-го сербских батальонов Самарского интернационального полка. Позже, как сообщает историк И. В. Купцов, сербский командир «весьма поспособствовал освобождению этого города».
Аналогичная ситуация сложилась два месяца спустя при вступлении белой армии в Казань. «Интернациональный сербский батальон» под командованием майора Матии Благотича, оборонявший Казанский кремль, ночью 5 августа снялся с позиций и перешел на сторону чехов. Возможно, к этому шагу Благотича невольно подтолкнуло красное командование, потребовавшее от корпуса выдать всех сербских офицеров, которых считало ненадежными.
В «белогвардейской» Казани в августе — сентябре 1918 года батальон отметился расправами над другими «интернационалистами», набранными из пленных противника, в основном венграми. «Братушки» Благотича расстреляли также тридцать сербов и хорватов, сохранивших лояльность Советам. Когда же майор погиб в бою 12 августа, сочувствующая белым казанская публика искренне оплакивала его.
На белом Востоке насчитывалось множество различных сербских формирований — бригад, полков, рот и эскадронов. Они находились в Екатеринбурге, Челябинске, Томске, Владивостоке и других городах. В основном они охраняли железные дороги и несли полицейскую службу, участвовали в операциях против красных партизан и «зеленых».
Даже в нынешнем Казахстане в рядах белогвардейцев можно было встретить сербов — в «партизанской дивизии» атамана Анненкова существовал сербский батальон. У атамана Семенова в Забайкалье тоже был свой «сербский конный дивизион конвоя», которым командовал черногорец полковник Драгович. Общая численность «югославянских» отрядов в колчаковской Сибири оценивается в более чем 7600 человек.
Наиболее крупной группировкой сербов на стороне белогвардейцев в европейской части страны был Запасной батальон, сформированный из бойцов Добровольческого корпуса, ехавших в Мурманск. Английские союзники создали на основе четырех эшелонов корпуса Запасной батальон в размере 2,5 тысяч человек. Так же, как и в Сибири, он охранял железную дорогу. Штаб батальона дислоцировался в важном транспортном узле Кандалакше, но отдельные сербские отряды находились и в Кеми.
«Англичане сделали из них чернорабочих, и до таких аристократических мест, как Мурманск, их даже не допускали. Они были на самых крайних позициях Мурманского района и жили в тяжелых условиях. Проделавши героическую войну с великим исходом из родной страны, они были погнаны на крайний север под лозунгом помощи братьям-славянам, а на самом деле — чтобы помочь силам Антанты в борьбе против большевиков», — писал о сербах в Беломорье мичман Александр Гефтер.
Боеспособность сербских отрядов различные авторы оценивают по разному. Гефтер пишет, что «сербских солдат отличал высокий боевой дух». Казанские белогвардейские газеты ставили их в пример местному населению, не торопившемуся записываться в «Народную армию» самарского Комуча.
В то же время французский генерал Морис Жанен, представлявший при Колчаке союзное командование, утверждал, что «сербы действительно ни на что не годны». А в 1919 году генерал-майор Афанасьев сообщал, что «братушки» продавали боеприпасы красным партизанам, и их пришлось разоружить. «Сибирских» сербов обвиняли и в продаже лошадей коммунистам, и в торговле кокаином. Видимо, в различных частях обстановка складывалась по-разному.
«Вследствие разложения в России наши люди были разнузданны и дисциплина сошла на нет…» — отмечал сербский консул в белой Сибири Миланкович.
Положение сербов усложняло и то обстоятельство, что разные их формирования подчинялись разным политическим силам: одни — Миланковичу, другие — собственному Югославянскому комитету, дружественному белочехам. С чешскими интервентами, кстати, у сербов случались вооруженные стычки.
Одна из таких стычек произошла в Екатеринбурге 16—18 февраля 1919 года, когда туда прибыл адмирал Колчак. Один из чешских офицеров против правил охраны пытался пройти к колчаковскому эшелону, который охранял взвод сербов из Русско-сербского отряда воеводы Киселёва. После перебранки с чехом сербский часовой нанес ему смертельную рану штыком.
Первыми Россию покинули сербы Запасного батальона из Кандалакши, в октябре 1919 года погрузившиеся на пароходы в Мурманске вместе с коллегами-интервентами. Затем настал черед и «сибиряков». Часть их, оставшись с белогвардейцами, отступила в 1920 году во Владивосток, откуда была постепенно перевезена в новорожденное Королевство сербов, хорватов и словенцев. Многие сдались в плен Красной армии или перебежали в нее с оружием в руках. Эти сербы-интернационалисты начали выезжать на родину в 1921 году.
Читайте также на "Ридусе"
Другие посты Негодяя о Гражданской: