Большинство поэтических жанров по своей природе являются ораторскими, то есть они должны произноситься вслух. Такая жанровая установка особенно важна, если речь идет о любовной лирике, когда стихотворение становится фрагментом речи героя, невольным слушателем которой мы являемся.
Однако, читая стихотворение, мы являемся не просто наблюдателями, не просто подглядываем за жизнью героев; мы становимся участниками разворачивающегося перед нами сюжета, текст стихотворения вовлекает нас, и мы как будто приписываем сказанное себе.
Но как это совпадение нас с текстом становится возможным? Почему вдруг мы сочувствуем героям, ставим себя на их место? Ответов на этот, казалось бы, простой вопрос бесконечное множество. Искать их стоит у исследователей литературы примерно в промежутке от Аристотеля до последнего из критиков, который будет жить на свете.
Тем не менее мы можем указать на пример одного стихотворения, знакомого нам со старшей школы, в котором автор с помощью простого художественного приема заставляет нас не только сочувствовать герою (героине), но и буквально оказаться на его месте. Это стихотворение Анны Ахматовой "Сжала руки под темной вуалью" (1911 года). Мы все читали его в 11 классе на уроках по Серебряному веку. Вспомним текст стихотворения:
Сжала руки под тёмной вуалью…
«Отчего ты сегодня бледна?»
— Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.
Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот…
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка
Всё, что было. Уйдешь, я умру.»
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: «Не стой на ветру».
Сюжет стихотворения прост, хотя в нем есть по-своему сложная психология. Но не будем на этом заострять внимание. Главный фокус этого стихотворения находится в последней строфе, в словах героини:
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка
Всё, что было. Уйдешь, я умру.»
Прием, который здесь использует Ахматова называется перенос (часто употребляют варваризм анжанбеман от фр. enjamber перешагнуть). Прием строится на том, что конец стиха (строки) не совпадает с логическим, грамматическим или интонационным концом предложения. Получается некий сбой, эффект оборванности фразы. В поэзии ХХ века такой прием не новость. Однако в нашем случае он имеет особенную смысловую нагрузку.
Слово "шутка" не просто повисает на конце строки, как бы подсказывая рифму "жутко". С помощью переноса Ахматова добивается предельно точной передачи физического состояния героини. Прочитаем эти строчки вслух (или про себя, но как бы декламируя, шевеля сомкнутыми губами): мы поймем, что волей не волей к концу строки на слове "шутка" у нас кончается дыхание и мы вынуждены остановиться, набрать воздуха, чтобы уже в следующей строке продолжить фразу героини. Зачем нужна эта пауза? В каком состоянии пребывает героиня? Она бежит, догоняет удаляющегося возлюбленного; в предыдущей строфе дважды повторяется: "Я сбежала... / Я бежала за ним...". Она запыхалась.
Прочитаем эти строки иначе: выровняем синтаксис, уберем перенос. Обратим внимание, что между стихами нет знаков препинания:
Задыхаясь, я крикнула:
«Шутка всё, что было. Уйдешь, я умру.»
В таком случае строка прочитывается иначе. Вынужденного вдоха не происходит.
В этом стихотворении Ахматова не просто добивается читательской эмпатии (которой ведь может и не быть, правда?), но заставляет читателя буквально на физиологическом уровне пережить опыт героини. Добивается того, что два дыхания, читательское и дыхание лирического субъекта совпадают.
Заметим, кстати, что эффект "запыхавшегося" дыхания достигается еще и за счет цезуры в строке "Все, что было. Уйдешь, я умру.". Но о цезуре как-нибудь потом.
P. S.: Другой хрестоматийный пример подобного переноса, кстати, тоже связан с мотивом дыхания. Это всем известный фрагмент из третьей главы "Евгения Онегина":
XXXVIII
<...>Летит, летит; взглянуть назад
Не смеет; мигом обежала
Куртины, мостики, лужок,
Аллею к озеру, лесок,
Кусты сирен переломала,
По цветникам летя к ручью,
И задыхаясь на скамью
XXXIX
Упала... <...>
P. P. S.: Комментарии для всех открыты.