· « Невидимка, двойник, пересмешник…
·
· Что ты прячешься в черных кустах? —
·
· То забьешься в дырявый скворешник,
·
· То мелькнешь на погибших крестах,
·
· То кричишь из Маринкиной башни:
·
· «Я сегодня вернулась домой,
·
· Полюбуйтесь, родимые пашни,
·· Что за это случилось со мной….
· А. Ахматова. Марине Цветаевой. «Поздний ответ».
/Отрывок/.
·· В музейной витрине все эти вещи лежат рядом: стеклянная чернильница в металлическом футляре с плотной, но очень легко открывающейся крышкой, серебряное блюдо с памятной гравировкой и потемневшим узором по ободу и продолговатый светлый ларец грушевого дерева. Отлакированный временем, касаньями пальцев.
· Впрочем, кто их касался последнее время? Лишь музейные работники, хранители, эксперты….
· Ларец, ящичек с маленьким секретным замочком, открывается легко,с едва чуть заметным щелчком, дерево светло, имеет приятный светло желтый, с переливами и подпалинами коричневого , (внутри нежно розоватый) оттенок. Ларчик ничем не декорирован внутри, нет ткани или бархатной прокладки. Просто - изящная строгость для красивой и целомудренной вещи: янтарных четок.
Четки с крупными хорошо отшлифованными бусинами, рябинового, теплого цвета. Вещь экспрессивная, волнующая, чрезвычайно ценная для исследователей и тех, кто занимается изучением творчества Марины Ивановны Цветаевой или же отчаянно увлекается Серебряным веком.
Потому,прежде всего, что четки побывали в руках двух поэтов: их владелицы Марины Цветаевой и Анны Андреевны Ахматовой, с которой Марина встретилась в сороковом, и которой их подарила. Ариадна Сергеевна Эфрон, дочь Марины, об всем этом - о встрече, и о четках рассказывает со слов Ахматовой так: «М. И. подарила мне вот это — Анна Андреевна встает, достает с крохотной полочки у двери темные, янтарные, кажется, бусы, каждая бусина разная и между ними еще что-то). — Это четки», — и она рассказала мне их историю.
А вот историю-то я сейчас помню слабо и боюсь перепутать, кажется, четки восточные, какие-то особые, какие бывали лишь у тех, кто побывал на могиле Пророка. Или, м. б. речь шла не именно об этих четках, а о другой какой-то вещи, т. к. мне помнится, что мама подарила А. А. и старинные эти четки, и еще что-то — другие ли бусы? кольцо ли? брошь? Только ясно помню, что А. А. рассказала мне, как, будучи в эвакуации в Ташкенте, она показала или эти четки, или ту, вторую, вещь какому-то ученому местному человеку, который подтвердил, что — вернее и не подтвердил, а на ее вопрос — что это такое — сказал, что — предмет священный для верующего мусульманина, т. к. такие (четки?) мог носить лишь человек, побывавший на могиле Пророка.
<…> А. А. их носит постоянно на шее и, как говорит, никогда с ними не расстается ..Впоследствии, уже после ухода Анны Андреевны, сложными путями, эти бусы - четки попали в РГАЛИ и входят теперь в тщательную опись фонда вещей, принадлежащих семье Цветаевых - Эфрон.
Версия приобретения четок.
Бусы были, вероятнее всего, приобретены Мариной Ивановной, еще в Крыму, в Феодосии, во время бесконечных обменов вещей на продукты на маленьком восточном базаре в 1918 году, вместе с ларчиком.. Отдельно, без футляра, такая вещь обычно не продавалась.
Именно из Крыма, мне думается, тянулся их призрачный, харизматичный, диковинный след, и она могла хранить их, как некую реликвию и памятный знак всего пережитого, перенесенного. Или ей мог их подарить тот татарский мальчик = дикарь в которого она была поэтически влюблена, и о котором написала в «Сводных тетрадях? Или отдал на хранение Макс Волошин, факир, творящий судьбы… Макс, познакомивший ее с Сережей Эфроном… Вполне могло быть и так.
Бусы - четки, столь памятные, дают представление не только о получившей подарок Ахматовой, которая с юных лет имела представление о священных вещах Востока, конечно, более, чем обычный человек.
Ее первый супруг, Николай Гумилев был географом и путешественником, знавшим цену редкостным вещам, сувенирам, имеющим тонкий художественный вкус, собравшим лично несколько редких коллекций.
Все так.
Но подарок, значительный, священный, почти сакральный, еще много скажет и о самой дарительнице.
Цветаева, во время встречи с Анной Андреевной, была взволнована, напряжена, как струна, говорила почти беспрерывно, ее голос был резок и силен, она, по воспоминаниям Ахматовой почти все время ходила и свободно перемещалась по маленькой восьмиметровой комнате Ахматовой. Подвижная, «стриженная под курсистку», похожая на египетского мальчика, с серебристой, седеющей челкой. В ее голосе, по мнению Н. И. Харджиева, слышались непрестанная воля и упорство», а сама встреча напоминала более « скрежет лезвий ножей по краям душ» - не очень удачное выражение, быть может, но верно передающее накал атмосферы этой двухдневной встречи… Во время нее они и обменялись рассказами о своей жизни.
У обеих она была ужасна неподдельно, с элементами «высокой трагедии»: расстрелы и гибель близких, неизвестность, бездомность.
Кто знает, быть может, Марина, даря Анне Андреевне четки, надеялась, что в какую то из минут она вспомнит о ней, словами простой молитвы. Или катреном своих " сиренных стихов". Кстати, она еще преподнесла Ахматовой набело собственноручно переписанный экземпляр « Поэмы Воздуха». Прочла она донне Анне и те стихи, которые были написаны ею в эмиграции, которые Ахматова совсем не знала..
Рассказала ли Марина Ивановна тогда историю четок? Возможно, да… Вполне возможно.
С просьбой молиться о ней, обо всех членах ее семьи и помнить их, чтобы не случилось. с ними всеми.
Я думаю, что Анна Андреевна исполнила ее просьбу. И молилась о Марине, так как умела лишь одна она: в высоком молчании «медной музыки стиха»… В глухой тишине. Лишь мерно щелкали четки.…