В её биографии нет грязи, пошлости и скандалов. Зато есть семь золотых медалей чемпионата России и олимпийское золото.
В гостях у «Жизни» - звезда танцев на льду Екатерина Боброва.
– Екатерина, Вы живёте в частном доме. Вы его покупали или сами построили?
– Мне так интересно, откуда у вас такая информация, вы следите за мной? (Смеётся.)
– Конечно, слежу.
– Да, мне очень повезло. Мы переехали за город относительно недавно и живём в частном доме. Я всегда об этом мечтала.
– Откуда такое желание жить за городом? Вы ведь родились и выросли в Москве.
– В 90-м году, когда я родилась, папе от завода выдали участок за городом – тогда это было очень частым явлением. Мама с папой построили там сначала один дом, но, к сожалению, он сгорел, потом – второй. Сначала мы туда приезжали только на лето, потом, когда мы там смогли установить тёплые полы и печку, чтобы это всё подогревалось, стали приезжать на выходные. И для меня это некое место силы! Я туда ездила уже с годовалого возраста, каждую тропинку знаю. Когда мы с мужем начали думать, где построить дом, потому что желание было, мы рассматривали разные варианты: купить готовый дом где-то поближе к Москве или где-то подальше, но участок побольше, ну или построить самим. В какой-то момент мы поняли, что лучше всего докупить родительский участок, благо у нас была такая возможность. В общем, прямо на одном участке с моими родителями мы построили дом с фундамента. Там не было ничего.
– Вы принимали участие в проектировании дома?
– Скажу больше: я проектировала его сама, потому что хотела внести какие-то фишечки, которые у меня были давно задуманы. Например, у нас есть настоящая стена из живого мха, кроме того, мне очень хотелось иметь отдельную комнату, где есть гигантский телевизор, караоке, настольные игры, коллекция моих старых видеокассет и дисков. Они сейчас, конечно, абсолютно бесполезные, но такая коллекция у меня существует. Ну и, конечно, шашки, шахматы и игровая приставка. А ещё мне хотелось, как в сериале «Секс в большом городе» – переход из своей комнаты через гардеробную в ванную. Всё это было учтено, и теперь я радуюсь, что всё так, как я хотела.
– Как долго Вы строили дом своей мечты?
– На самом деле очень быстро. Начали строить, когда Сашка только зарождался у меня в животе, и 27 декабря 2019 года мы въехали. Сашке было 7-8 месяцев, то есть строительство заняло полтора года. Это считается очень быстро.
– Вокруг Вас тоже дачные участки?
– Да, да. Так скажем: мы живём в деревне. Это не какая-то закрытая территория, со шлагбаумами, обнесённая забором… Нет. Мы с Сашей периодически ходим кормить курочек к соседским бабушкам.
– Есть какие-то минусы жизни за городом?
– Я пока таких не наблюдаю. Андрей с прошлого года влюбился в работу по облагораживанию участка вокруг дома, у него глаз горит. Я подарила ему невероятное количество инструментов, что-то он сам себе приобрёл. Для него это большое хобби, если честно. Да, территория большая, но я не ощущаю этих минусов, потому что ты выходишь на свой участок и дышишь воздухом. Сашку одел, и вот он уже гуляет на улице. Нет такого, что надо 10 000 лет одеваться, чтобы пойти погулять в парк. Летом вообще красота! Единственный пока минус, но я тоже не считаю это минусом, – долго ехать. Впрочем, до Москвы мы доезжаем достаточно быстро.
– У Вас есть сад или огород?
– Огород мамин. Я сразу сказала, что у меня ничего на участке не будет. У нас только газон, и им занимается Андрей. Он это обожает! Он, бывает, роется в земле, пропалывает сорняки, косит и в окно мне кричит: «Зови меня пить чай, а то отсюда меня просто не вытащить». Да, у нас ещё одинокая груша стоит, которую мы посадили, и с ней связана красивая долгая история. В честь Саши…
– Она была посажена в честь его рождения?
– Ну, что-то в этом роде. Там Сашина часть посажена, и моя там тоже есть.
– Вы, конечно, заинтриговали.
– Не уверена, что все зрители смогут понять… Ребёнок рождается вместе с частью мамы, с «последом». Все распоряжаются им по-разному. Есть капсулирование, какие-то картины из этого делают, кто-то просто выбрасывает, а мы это закопали под грушей. И вот теперь на этом месте растёт наше семейное дерево.
– Полтора-два часа Вы тратите на дорогу из Москвы на дачу в одну сторону. Для Вас это стресс?
– Я за рулём уже 12 лет. Для меня вообще никакого стресса. Я еду, слушаю музыку, аудиокниги, подкасты разные, могу с кем-то поболтать. Поэтому это не проблема для меня. У меня удобная, комфортная машина.
– Вас раздражает, когда Вас подрезают или пытаются обогнать, вклиниться?
– Надо человеку – пусть едет. Ему очень, видимо, надо. Я не такой водитель, который ругается матом, орёт за рулём. Если бы меня всё это так сильно бесило, я бы ездила на такси, наверное.
– Это пришло с опытом или у Вас, в принципе, такой характер?
– Ну, нет, я раздражаться умею. Часто. Я Овен, и у меня очень взрывной характер. Я огонь.
– А что Вас может взбесить?
– Нет такого, что я помню, как я взбесилась тогда-то. Главное, я никогда не стараюсь эту эмоцию переключить на человека. Типа, вот мне плохо, пусть и он пострадает. Это мои проблемы, если мне что-то не нравится.
– Обычно, если высказать человеку что-то резко, это всегда конфликт…
– Я вообще бесконфликтный человек, и, возможно, это мешает мне в работе. Например, я знаю, что права, мне просто нужно по факту спокойно сказать это человеку, но я заранее знаю, что человеку не понравится. И я сразу ищу обходные пути. Я понимаю, что это в работе очень часто мешает, потому что это работа в первую очередь. Мне не крестить детей с этим человеком, не жить с ним. Ну, не понравилось человеку что-то – значит, это его проблемы, значит, нам дальше не по пути. Я знаю всё это, и всё равно мне сложно сделать этот шаг.
– Мне очень понравилась Ваша фраза: «Я хочу быть для своего сына мамой, не хочу, чтобы его воспитывали бабушки или няня, я – главная». При этом Вы активная. Вы – тренер, у Вас своя школа, Вы – ведущая, Вы танцуете в ледовых шоу. Как Вам удаётся соблюдать этот баланс?
– Сложно... У меня мама очень-очень активная. И поскольку она живёт в соседнем доме, она очень часто приходит к нам, помогает с нашим сыном, если нам надо куда-то на тренировку. Потому что мы с мужем вместе работаем в школе и не всегда у нас есть возможность взять Сашу с собой. С этим нам помогает моя мама, и мы ей за это очень благодарны. Это неоценимая помощь. Няня у нас тоже есть, и я считаю, что это не проблема. Просто нужно поставить определённое ограничение, чтобы сын не считал няню мамой.
– А ведь бывают такие перекосы…
– Да. Ну, здесь всё зависит от няни и того, как вы с ней договоритесь. Есть няни, которые любвеобильны: «Ой, мой сыночек, мой маленький, ай-ай-ай». У нас же абсолютно нейтральная няня. Она знает свои функции и помогает нам не только с Сашей, но и с некоторыми бытовыми делами. Дело в том, что она у нас уже давно, хорошо нас знает и поддерживает нас с Андреем в нашей работе. И это такая большая помощь. Очень важно мамам это понимать на стадии, когда малыш маленький. Не бойтесь просить помощи. Это не значит, что вы плохая мама. Это нормально, потому что это действительно сложно. У нас такой ритм жизни.
– Вы сразу к этому пришли?
– Да. Я сразу знала, что у меня будет няня-помощница. Я не хочу, чтобы муж постоянно сидел с ребёнком. И я не такая мама, я не смогу сидеть дома, пока ребёнок не вырастет. Я знала, что я активный человек и хочу продолжать работать дальше. Я в шоу начала работать, когда Саше было три месяца. Но у нас опять же чёткие разграничения есть. Саша прекрасно понимает, что я – мама. Папа с мамой главные в семье. Что бабушку надо слушаться. А няня – это друг, помощник.
– Я часто слышу, что мальчика надо воспитывать в строгости. Вы как к этому относитесь?
– Я стараюсь искать баланс, но я бы не сказала, что я добрая мама. Я очень люблю сына, он у нас безумно нежный. Поцеловаться, обняться – это про него. Он у нас очень любвеобильный и внимательный. Мы ходим в детский клуб, и, когда кто-то упал и плачет, он подойдет, погладит, успокоит. То есть он очень открыт по отношению к людям. Но он чётко должен знать, где грань. Если мы сказали, что на лестнице не играют – значит, не играют. Потому что обычно либо машинки у нас катятся с лестницы, либо мячики, и он кубарем за ними летит. В общем, я начала замечать, что он может правильно реагировать только на строгость. То есть, если придёшь и спокойно скажешь: «Саш, слезай с лестницы, играть нельзя», – он может пропустить это мимо ушей. А когда подходишь и говоришь с железом в голосе: «Саш, что я тебе сказала?» – реакция другая. Причём это не страх перед мамой. Это именно то, что, когда спокойно говоришь, значит, можно. Если в голосе появляется железо, значит, я делаю что-то не так. Вот так и живём.
– А Вас в детстве строго воспитывали?
– В строгости, но в любви и справедливости. (Смеётся.) Все, кто знакомятся с моей мамой, подходят и говорят потом: «Мы теперь понимаем, почему ты стала олимпийской чемпионкой. У тебя не было вариантов».
– Мама Вас жёстко воспитывала? Например, Вы приходите с тренировки и говорите: «Я не пойду больше туда». Как мама реагировала?
– Мне сложно объяснить… У нас вся семья очень спортивная: папа – лыжник, мама – легкоатлетка. У всех спортивные характеры. И это либо спокойные разговоры, когда мама действительно понимала, что мне сложно, и уговаривала: «Давай так – ты отдохнёшь, потом пойдёшь всё-таки на тренировку, и, если ты всё-таки решишь остаться, останешься». Где-то действительно говорила: «Кать, это нужно потерпеть». То есть это был баланс. Не было такого, что раз тебе тяжело, то ты туда в любом случае пойдёшь. Я чётко знала, какая на мне ответственность. Мама потратила на это время, деньги, папа старается тоже, и мне нужно давать отдачу, чтобы понимать, что всё не просто так.
– А папа ещё хлеще?
– Я бы так не сказала. Но они оба друг друга стоят. (Смеётся.) Мама иногда с обидой на это реагирует, но я честно и откровенно говорю, что я всегда была папиной дочкой. Если есть какая-то проблема, я в первую очередь звоню папе, потому что я знаю, что он к проблеме отнесётся с холодной головой, рассмотрит все варианты и даст совет, как я могу поступить, как бы он поступил. А мама сразу на эмоциях. Мы обе очень эмоциональные, поэтому чаще получается взрывной коктейль. Конечно, через некоторое время я к ней тоже подхожу с этой ситуацией, потому что мне важно и её мнение. Но уже после того, как собрала варианты от папы, от сестры, от мужа.
– Вы встали на коньки в 4 года. А через какое время Вашим родителям сказали заветное: «В этой девочке огромный потенциал, надо заниматься»?
– Я думаю, что тренеры этого не говорили. Опять же, напомню, что моя семья спортивная. Они, в принципе, всё это понимали сами. Мама смотрела фигурное катание, поэтому знала, что это такое. И потом, у нас была группа из 25-30 человек. Не всегда тренер успевал на каждого обращать внимание, но я была достаточно дотошной. Я могла подъехать к тренеру и сказать: «Наталья Николаевна, я не поняла, объясните ещё». А некоторые дети этого не делают. И, может быть, здесь на меня чуть больше обращали внимание. Да и мама профессиональным взглядом видела, получается у меня или нет.
– Именно мама ведь посоветовала Вам пойти в танцы…
– Да, в определённый момент она пришла и сказала: «Давай-ка мы в танцы попробуем пойти». Мне было тогда 10 лет, и она поняла, что тройные прыжки у меня не идут, а хочется продолжать фигурное катание, потому что харизма во мне была. Я всегда вторую высокую оценку получала, потому что не каталась, а танцевала на льду. В общем, так я перешла в танцы.
– Когда начался самый настоящий труд?
– Мне кажется, ещё в детском садике. Помню, как меня однажды потеряли в детском саду. После дневного сна все пошли гулять, а меня на улице не обнаружили, пытались найти, но не нашли, позвонили в панике маме. Она приехала и спросила: «Где последний раз вы её видели?» «Она точно обедала. Точно ложилась спать», – ответили воспитатели. Меня нашли в спальне – я спала. То есть я приходила после тренировки, обедала, ложилась спать и долго спала. Просто меня не добудились. Соответственно, вторая тренировка началась уже в 5-6 лет.
– Если ребёнок серьёзно занимается спортом, то к нему должен быть прикреплён взрослый. Кто это был в Вашем случае?
– В основном, мама. Мамины родители достаточно рано ушли. Папина бабушка помогала, но редко. Детский садик был через дорогу у нас. Всё удобно, в принципе. Каток был в пяти остановках на троллейбусе – на стадионе Юных пионеров. Сейчас это всё, к сожалению, снесено – там построены многоэтажки, бизнес-центр, где работает моя сестра. Но, в основном, нами занималась мама. Свою жизнь, карьеру и судьбу она положила на нас с сестрой.
– Вы с детства много работали. Что подразумевается под словом «труд» в фигурном катании? Обычным зрителям не понять...
– Сложности, конечно, были. Морально было трудно в первую очередь. Когда ты встаёшь рано утром, едешь к 7.30 на тренировку, катаешься полусонный, потом переодеваешься, едешь в школу. С детским садиком ещё нормально было, ничего особо делать не надо было. Со школой сложнее. Я тогда поступила в гимназию с английским уклоном, где училась сестра, и первые 3-4 класса я достаточно успешно проучилась. В общем, школа, потом вторая тренировка, потом приезжаешь домой, пока твои друзья играют во дворе, ты делаешь уроки. Затем, если ты успеваешь и у тебя есть силы, идёшь гулять во двор… Но нужно пораньше лечь спать, потому что в 7 утра подъём. Смотреть, как твои друзья-сверстники играют, зовут тебя, а ты не можешь – в этом, конечно, была сложность. И периодически у ребёнка возникает вопрос: а надо мне это вообще или нет? Потому что интереснее, наверное, поиграть.
– И тут мама объясняет, что надо?
– Не помню, чтобы со мной как-то говорили, потому что я сама всё понимала. И потом, мне нравилось заниматься фигурным катанием. То есть если я это брошу, то у меня уйдёт пласт, который мне нравится. И я взвешивала: я хочу заниматься этим, потому что мне это нравится, либо я поиграю с друзьями.
– Кроме того, наверное, у Вас была мотивация стать олимпийской чемпионкой…
– Тогда не было. В 10 лет мы перешли в танцы на льду, и вот тогда прямо конкретный спорт начался, то есть соревнования, сезон. И тренер сказал: «Вы уже не можете учиться так, как раньше, потому что вы пропускаете тренировки. Переходите в спортивную спецшколу». И мы перешли из гимназии. Было очень обидно, но мы выбрали карьеру спортсменки. Так я начала учиться по вечерам два раза в неделю.
– И один день выходной.
– Нет, два с половиной получалось. В субботу у нас была только утренняя тренировка, я каталась, а после мы ехали на дачу. В воскресенье возвращались, в понедельник – тренировка. Но не помню, чтобы я умирала или ныла. Помню только пару моментов, когда были действительно очень сложные тренировки, но уже в осознанном возрасте, в 13-14 лет. Когда я приходила, кидала коньки в угол и говорила: «Я больше никогда не пойду на лёд, потому что тяжело, устала, не получается, партнёр бесит». Но это 13-14 лет, подростковый возраст, когда орёт башка. А ещё был момент, когда я очень расстроилась из-за того, что у меня не было выпускного. С дипломом тоже вышла интересная ситуация. Мама вместо меня пришла в школу подписать оценки, потому что я не могла – была на соревнованиях. А когда я приехала получать диплом об окончании школы, обнаружила, что у меня в дипломе вместо пятёрки по русскому языку стояла четвёрка. Оказывается, мама посмотрела оценки, увидела, что оценки хорошие, и подписала. А у меня всего две четвёрки должно было быть в дипломе, а получилось три. В общем, было обидно за это, ну и за выпускной, конечно. Но зато другое было. Когда мы выступали на больших соревнованиях – чемпионатах мира, этапах Гран-при – там были банкеты. И на них я отрывалась! Каждый раз появлялась в новом платье.
– Я прочитала две Ваши статьи о том, с чем столкнутся родители, если будут растить чемпионов. И два пункта мне особенно показались интересными. Первый – это то, что будут непростые тренеры. Но при этом жёсткий тренер – это хорошо. Второй – что фигурное катание очень-очень дорогой вид спорта. А Ваше становление, на секундочку, пришлось на 90-е. Нужно же было покупать коньки, костюмы, оплачивать тренеров... Как выкручивались?
– Я этого тогда не понимала и не видела. Потому что была ребёнком. Мне мама рассказывала потом. У папы была стабильная работа, и он, как отец семейства, давал деньги на продукты, на пятое-десятое, чтобы содержать нас. Но как глава семьи, он должен был и откладывать деньги, скажем так, на чёрный день. В общем, мы не шиковали. И мама понимала: для того чтобы покупать коньки, шить костюмы и так далее, нужно где-то было искать дополнительный заработок. На тот момент мама работала учителем по физическому воспитанию в колледже…
– В то время такая работа, наверное, оплачивалась очень скромно.
– Да, поэтому маме приходилось подрабатывать на рынке по выходным. Заменять кого-то, стоять на морозе, если это была зима, и так далее и тому подобное. Я очень маме благодарна, потому что она могла бы стать очень хорошим доктором. Она поступила на медицинский, но со второго курса ей пришлось уйти, воспитывать нас. Она пожертвовала своей большой хорошей карьерой, но всегда говорит, что не жалеет. «Зато у меня какие дочки!» – гордится мама. Кто-то может приносить эту жертву, кому-то очень сложно это сделать. Я не знаю, как она это делала, может быть, где-то взаймы брала, а потом отдавала, но она каждое лето меня вывозила на море. «Надо прогреть косточки, надо полностью восстановиться, надо полностью отдохнуть, надышаться солёным морским воздухом, искупаться, витамином Д зарядиться», – говорила она.
– А ведь ей нужно было двоих вывезти.
– Да, но с сестрой было полегче – она училась в гимназии. Кстати, сестра потом училась в РГГУ. Школу окончила с золотой медалью, вуз – с красным дипломом, два года училась в других странах, сначала в Германии, потом в Швейцарии. Она сейчас директор по международному позиционированию в одной из крупнейших PR-компаний. Причём она тоже начинала с фигурного катания, но в 10 лет перешла в акробатический рок-н-ролл и стала мастером спорта международного класса. Вот так нас мама воспитала. А теперь про тренеров и финансирование. Сейчас немножко с этим проще. Если ваш ребёнок одарённый с малого возраста, вы идёте в такие школы, как, предположим, ЦСКА, Самбо-70. Подобные школы есть и в Питере. Это спортивная спецшкола, где оплачиваются поездки на соревнования, но не с начала, конечно. Что касается коньков и костюмов, то здесь тоже всё просто. Либо вы берёте из школы какие-то старые костюмы, такое тоже есть, либо вы покупаете б\у костюмы. В принципе, костюм можно сшить недорогой. Родители, кто могут себе это позволить, часто идут в частные школы, потому что они знают, что там на ребёнка будут обращать больше внимания. В глубинках сложнее.
– Про тренеров и строгость…
– Большой спорт – это неимоверные усилия. И нужно разграничивать спорт для здоровья и спорт высших достижений. В спорте для здоровья как всё происходит: вышел на тренировку – уже победа, сейчас не получилось, значит, завтра получится. В большом спорте всё иначе. Вы работаете на результат – и ты, и тренер. И ребёнку в каком-то определённом возрасте это нужно объяснить. Когда есть железо в голосе, ребёнок сразу по струночке ходит. Нет, ни в коем случае не бить ребёнка, не унижать, я не про это говорю. Но и не работает, когда так: «Ну, не получился тройной, что ж теперь. Попробуем в другой раз». Железо в голосе должно присутствовать, если вы хотите добиться результата. Соперничество в группе тоже должно быть. В этом закаливается спортивный характер, некоторые спортсмены просто без этого не могут. Когда ты выходишь на старт и тренер видит, как ты волнуешься, иногда нужно сказать: «Так, собрался быстро, ты выходишь на старт». Но это зависит от спортсмена. Здесь чётко нужно понимать, какой спортсмен. Бывает, что срабатывает другое, например, такие слова: «Ну, что ж ты волнуешься, ты это делал 20 раз, выходи с улыбкой и катайся».
– С Вами как работали?
– У меня было и так, и так. И в детстве было непросто, и в дальнейшем, но прямо сильного кнута я никогда не ощущала. Я помню, что тренеры срывались, но я никогда не воспринимала это очень близко: «О боже, всё, я больше никогда не приду сюда». Нет. Всё это было нормальным. Помню, как я поправилась в период переходного возраста, а в танцах на льду этого делать нельзя. «Жирная корова» – и так далее… Такое было, и было очень обидно, но тем не менее я шла домой, ничего не ела, возвращалась – и минус 300 грамм. Но посмотрите на мою фигуру сейчас – нет худа без добра. (Смеётся.)
– В одной из своих статей Вы рассказали, что могли тренеру сказать: «Не смейте на меня орать».
– Это было, когда я была совсем маленькая, потом я, конечно, так уже боялась делать. У меня характер был такой, палец в рот не клади. И до сих пор такой! Мы с моим первым тренером, которая меня поставила на коньки, с Натальей Николаевной Титовой, сейчас параллельно работаем практически на одном льду, я смотрю, как она тренирует, и это здорово ощущать, что я тренирую на одном льду с моим первым тренером. Я одна из её первых спортсменок. Так вот, меня прямо бесило, когда я приходила и начиналось: «Сильнее! Выше! Резче!» Вот я и выдала однажды: «Не надо на меня орать!» Это она мне, кстати, рассказывала – я этого не помню. А ещё был смешной случай. Мы приходили на ОФП, и Наталья Николаевна говорила 20 раз сделать упражнение. Я делала, подходила к ней, а она говорила: «Кать, а что ты стоишь?» Я говорю: «А я сделала 20 раз». «Ну что ты, не понимаешь? Сделала 20, значит, делай 30, лучше будет», – отвечала она. А я знала, что у неё всегда с собой есть жевательная резинка. «А вы мне «Стиморольчик» за это дадите?» – спрашивала я. И я работала за «Стиморольчик», понимаете? Вот такая я в детстве спортсменка была. Мы до сих пор смеёмся, вспоминаем.
– А мама была за Вас или за тренера? Я смотрела интервью Этери Тутберидзе, и она сказала, что родители должны обязательно быть на стороне тренера.
– Знаете, я так скажу. Есть несколько вариантов родителей. Есть родители, с которыми мы сейчас сталкиваемся, когда они стоят на льду и считают, что знают всё лучше тренера. Таких родителей надо сразу либо выводить со льда, чтобы они ждали там, либо подойти и сказать: «Если вы лучше знаете, тренируйте вашего ребёнка сами. Без обид». При этом нужно тоже понимать, что ребёнок не всегда всё может высказать тренеру. Иногда всё равно есть некое стеснение, либо боязнь тренера присутствует, потому что тренер должен вызывать трепет. Мне мама с этим очень помогала. Я могла прийти к маме и сказать: «На меня накричали», или «Мне не нравится», или «Я сегодня расстроилась». И мама меня поддерживала. Но при этом она не говорила, что тренер плохой. Или что она пойдёт сейчас с ним поговорит и поставит его на место. Она просто меня поддерживала. И родители должны поддерживать, потому что с тренерами порой тоже бывает непросто. Важно, чтобы ребёнка слышали и слушали, чтобы можно было решить какую-то такую проблему.
Продолжение следует...
Из второй части интервью с прославленной спортсменкой вы узнаете о том, почему Екатерина чуть не ушла со льда перед произвольной программой на Играх в Сочи, как она пережила скандал с допингом и чего она желает Камиле Валиевой после трагедии, разыгравшейся на Играх в Пекине.
Автор: Юлия Ягафарова (@bianzel)