Письма князя А. М. Белосельского-Белозерского, российского посланника при Сардинском дворе к вице-канцлеру графу И. А. Остерману
Сардиния в эпоху первой Французской революции
Турин, 26 июня (7 июля) 1792 года
Церемониймейстер его Сардинского величества (Виктора-Амадея III) дал знать письменно иностранным министрам, что король, по выезде своем за город на мызу, называемую Королевской Винницей, принимать их не будет. После представления, учиненного французскому консулу в Ницце, не видны более стали французские военные судна перед сим портом.
Со всем тем, сказывают, что вооружения в Тулоне производятся с большей деятельностью, нежели прежде. Равно и в Ницце работают день и ночь, не разбирая даже воскресных и праздничных дней, над укреплениями, и между прочим над постройкой печей для раскаливания ядер или брандкугелей (зажигательный снаряд).
Пребывающий в сем последнем городе французский консул снаряжается как бы для отъезда в свое отечество по ответу, что ожидает из Парижа. Известия из Франции от 22-го до 30-го июня ничего еще так громкого не гласят, что бы достойно было или конституциональных или анти-конституциональных буйств.
Все еще продолжаются дивно-утонченной философии умозаключения, которые там почитаются плодом жени (гения), но в самой вещи не иное что суть, как атеизм, материализм и олигархия, прикрытые личиной красноглагольствия 745-ти сумасшедших, которых невежество в политике до такой надменности дошло, что они почитают себя превыше света дознанной через все веки мудрости.
29-го, г. де Лафайет, вдруг оставив свою армию и представ пред Национальное Собрание, начал упрекать его за смуту 20-го дня и за беззаконную терпимость при себе Якобинцев. Заседающее тут Нумы и Солоны, больше похожие на английских жокеев, сперва встретили его с великими рукоплесканиями; но как выслушали и уразумели его, что он все кладет на счет их терпения (что по совести должны они только класть на свое бессилие), то подняли шум, ропот, гам.
Итак, по платью встретили и по уму проводили. Можно предвидеть однако же, г. Лафайет прямо решился идти на все, только чтобы восстановить порядок во Франции, не в смысле Французских принцев, но в смысле монархистов, которых число несравненно более, даже и между эмигрантами, нежели как обыкновенно думают.
В этом имею честь уверить в. с-во, полагаясь на мои наблюдения, так как и на неоднократные мои разговоры с самими эмигрантами. Что касается до самой Франции, то можно наверно положить, что теперь там только две партии: одна из тех, кои держатся конституции и которую Якобинцы толкуют как хотят, так, как испанские доминиканцы, толкуют нравоучение инквизиции; а другая из монархистов, главою над которой (хотя это и очень невероятно покажется) поставлю короля, Монмореня, Бретеля и наипаче самую королеву.
Ваше сиятельство около половины августа сами узнаете, имел ли я причину так думать. Я не знаю, в угодность ли в. с-ву делаю я, если занимаюсь французскими делами, и могут ли вести мои после франкфуртских и брюссельских благоприятны быть со стороны новизны или рассуждения?
Я прошу в. с. сделать мне честь уведомить, должен ли я продолжать трудиться по плану моей ревности или замкнуться в кружке мелких известий той земли, где я нахожусь.
Турин, 21-го июля (1-го августа) 1792 года
Сыновья графа д'Артуа отправляются сегодня в дорогу, сколь ни удерживал их от того Сардинский король. Они отъезжают в Эвиан, Савойский городок, что лежит при озере Лемане; а оттуда продолжать будут путь водой в Лозанну. Его в-во велел препроводить к Лозанскому правителю пред известительное письмо с прошением, чтобы под них выслана была вооруженная барка для прикрытия переезда.
Эта предосторожность тем более нужна, что тут переезжают близ Версуа, французского города, коего жители могут покуситься на большие наглости. После объявления от Национального Собрания, что отечество находится в опасности, бесчиние, бешенство, необузданность дошли по французским границам до крайности.
По всем городам и деревням сего несчастного королевства прибиты цыдулки, которые доказывают мучительное его беснование. В них прописано, что каждый Француз и каждый иностранец, путешествующей во Франции, должен впредь носить трёхцветные кокарды за исключением однако же послов; в противном же случае, кто пойман будет в другой кокарде, тот, какой бы он нации ни был, должен быть заарестован в муниципалитете того места, судим и казним смертью.
Сумасшедшая сцена, происшедшая 22 июля в палате Национального Собрания по поводу суда над Лафайетом, подала новую пищу народному изумлению. Некоторые люди, нарочно Якобинцами расставленные, вдруг закричали: - К ружью, в набат, патриотов режут!
Обаятельное слово «п а т р и о т» и «якобинец» произвело обыкновенное свое действие и, как электрическая искра, подвинуло всех. Бесчисленная сволочь подлости сбежалась к Тюильри и, хотя дворец этот не был назначен местом позорища, со всем тем должностью поставлено разломать его двери.
Королевская семья опять было сделалась жертвой; но мэр Петион, видно рассчитав, что злодеяние в том случае неприбыльно бы ему было, угасил в самом начала искру сего нового бунта.
Такое множество злопорядков, одни ужаснее других, нимало не переменили обыкновенной личины Парижа. Все те же забавы, те же веселья, те же кощунства против короля, против поставленных властей. Театры также наполнены, как и прежде; шинки гобзят национальными гвардейцами, солдатами, бесштанниками; достаточные люди ни о чем не думают, а чернь правит, обжорствует и выдает законы.
Такая беспечность, такое забвение об опасности отечества, происходят от многих причин. Во-первых, от крайней ветрености Парижан, которых умы, страсти подобно колесу, превратны; от их невежества столько же непонятного в публичных делах, невежества соразмерного с тем утвердительным тоном, с каким они об них говорят, от невероятной на себя надежности (они в самом деле чтут себя героями), от презрения иностранцев, наконец от утомленности, от усталости, в каковые обыкновенно впадают души слабые, лёгкие, пылкие, горячие, сварливые при виде приближающейся и неминуемой беды.
Во всей Франции народ так себя ведет, как бы эта беда совсем была пустая и, допуская некоторое только исключение, каждый умствует, мечтает, страшится, угрожает, надеется, негосирует, и все это в виде, в смысле, в началах революции, в то самое время, когда министерство, все известия, целая Европа гласят о вооружении 300000 человек против этих безмозглых рогатиноносцев, коих все оружие состоит в остроте, мечтательности и в объявлении загадок, по мнению их, ФИЛОСОФСКИХ.
Непонятнее и сего еще есть то, что партия Якобинцев, видя невозможность воспротивиться иностранной силе, сама рассыпает семена раздора и не подчинённости во Французских армиях. Надобно думать, что это делает она из опасности, чтобы французские войска, ежели они будут в порядке, не соединились с иностранными против Национального Собрания.
В ожидании же этого, Якобинцы внушают черни, что войска изменили, или скоро изменят и что защита отечества зависит единственно от собственных усилий частно каждого француза обоих полов. Можно положить, наверное, что французские войска легко побеждены и рассеяны быть могут; но весьма чрезвычайно трудно будет покорить и преклонить подлый народ, коего голова запорошилась такими бреднями, коих нет примера ни в какой истории человеческих буйств.
Известия, пришедшие сюда из Кобленца, очень любопытны; утверждают, что граф д'Артуа отчаялся видеть во Франции восстановление самодержавия и что он чрез тайный сношения преклоняется к партии королевы, Монмореня и Вретеля, т. е. к той, которая во Франции хочет завести образ английского правления.
Военные приготовления продолжаются здесь все с таким же жаром, хотя заем денег в Генуе набирается не с таким успехом, с каким бы желательно было. Король часто приезжает в город для присутствия в Совете; но иностранные министры его не видят.
Турин, 28 июля (8 августа) 1792 года
Что я предсказал в. с-ву о Марселе, то так и сбылось. Муниципалитет этого города определил составить совершенно отдельную от Французского правительства республику. Эз и Тулон, после некоторого кровопролития, по поводу сего происшедшего, туда же пристали.
Семь полуденных департаментов почти уже совещались объявить себя соединенной республикой, которая, начинаясь от Воланса, что в Дофинэ, протягиваться будет цепью до Бордо. Cie приключение расстраивает случайную систему сардинского двора.
Он думал, что, в случае наступательной войны, найдет он в Провансе и в Дофинэ множество роялистов. Даже и позволено уже было некоторым выселившимся офицерам остановиться здесь, дабы потом поместить их в Сардинскую армию волонтерами. Г. Нарбонн-Фицлар, Французский генерал-поручик, поставлен у них здесь начальником; но определенное в Марселе республиканство может отклонить от них большое число единомышленников.
Г. Монтескье возвратился к своей армии, что близ Гренобля и, по-видимому, не участвовал в самовольном решении города Марселя. Даже кажется, что, после этой поездки в Париж, он переменил систему и пристал к партии монархистов.
Армия его Сардинского в-ва теперь простирается до 40000 человек: 12 тысяч в Савойе, 7000 в Ницце и один корпус от 12 до 13000 человек собирается близ Салюса a прочие расставлены по крепостям и важным местам в Пьемонте и Сардинии. Сверх сего, поселяне в Ницце и Пьемонте вооружены для защищения своих жилищ.
Вот то, что король мог только сделать до сих пор, для исполнения тесного обязательства с Венским двором, который требовал от него держать себя по крайней мере в благовидной защите. Вооружение его в-ва произвело уже в Париже такое действие, какого он сам не чаял. В полном Национальном Собрании сказано было, что Сардинский король угрожает Франции более нежели 60000-ой армией.
Такое известие должно было произвести нарочитую остановку. Но дело в самой вещи идет так, что ежели власть обстоятельств и подвиги герцога Брауншвейгского потребуют от короля плана наступательной войны, то один только Салюский корпус будет действовать. Этот корпус, соединившись с австрийцами, состоять тогда может из 21000 человек.
Турин, 31 июля (11 августа) 1792 года
В Ниццу все еще приезжают большими гурьбами попы и монахи, которые бегут от теперешних смятений во Франции. Изгнание и смертоубийства производятся там как наперерыв во всех городах и деревнях.
В одном только городе Ницце считают теперь близ 2000 жертв всякого состояния, которые ускользнули от такого варварства. Его Сардинское в-во позволил самим им усадьбы в разных местах своих владений. Вчера держан был здесь чрезвычайный совет, который состоял, под председательством короля, из принца Пьемонтского, герцога Аостского, герцога Монтфератского, герцога Шаблезского, брата его в-ва, трех штатских министров и главнейших генералов, всего на всего из тридцати особ.
Дело еще до сих пор хранится в тайне, одно можно положить, почти не опасаясь ошибки, что на оном совете трактовано было окончательное распределение войск, почти так, как я имел честь означить в последнем номере моих депеш, разве с прибавкой только войск к находящимся в Ницце.
Надобно думать, что умножены они будут тремя полками, изъятыми из гарнизонов разных крепостей: а на место их поставлено будет такое же число вооруженных поселян, которым даны уже и мундиры. Король теперь и сам чувствует, что такие издержки и поставки на военные приготовления весьма изнуряют землепахарей и вообще всех граждан, потому что припасы становятся со дня на день дороже.
По сей причине его в-во у потребляет всевозможные средства для рассеяния между народом необходимых поводов и причин к этим приготовлениям и еще не щадит и всякой ласки для утешения своих подданных в жестокости обстоятельств. Герцог Шаблезский тотчас отправится принять команду над войсками, что в Ницце.
Проводником дан ему человек весьма верный, генерал Куртен, швейцарец. Герцог Аостский вскоре выедет в Салюс ставить лагерь для собираемого там корпуса. Граф де Сент-Андре находиться будет при нем спутником, тайным советником и настоящим командиром, пока сам король до случая не приедет принять команды.
Поелику эта земля в самом деле находится в опасности, как по причине ожидаемых набегов от французов, так и по мятежным расположениям, хотя и скрытным, савояров: то его в-во заблагорассудил принять глас народа в уважение. Cия-то причина побудила здешний двор переменять неоднократно свои повеления, как в рассуждении перехода различных войск, так и смены генералов, долженствующих командовать оными. Это не есть следствие нерешимости, и сильное напряжение, с каковым Сардинский король вдруг восстал, при получении известия о разрыве Франции и Австрии, от состояния не деятельности и долговременного и счастливого мира, неоспоримым образом доказывает, что нерешимость и беспечность в сердце его места не имеют.
Турин, 11 (22) августа 1792 г.
Уже оповещено было, что дворец Тюильри осажден будет по причине разнёсшегося слуха, будто король раздавал деньги швейцарцам, которые, напившись пьяны, кричали: - Vive le roi, vive Brunswik.
Вследствие сего сделаны были к защите Тюильри распоряжения, коими король доволен был: но многие непредвиденные причины сделали эти распоряжения ненужными. Тут же вмешалась и измена.
Назначенные к защищению дворца канониры были, между прочими, еще подкуплены; они после первого выстрела разбежались. 40 тысяч человек, из числа которых многие были национальные гвардейцы, приступили ко дворцу с 18 пушками.
Ворота и заборы были разметаны, и дворец взят был силой. Все в оном находившиеся были переколоты или выброшены за окна и побиты на улице. Из числа сих суть генерал д'Афри, полковник швейцарской гвардии и Вахман, его полка майор.
Думают, что мадам Ламбаль, неразлучная собеседница королевы, такой же участи подпала. Дворец весь разграблен и остался надолго недоможилым. Швейцарцы защищались, сколько можно. Издержав весь при себе порох и свинец, отступили они в сады; но были преследуемы и перебиты врозь.
Некоторые из них, числом около 60, сдались и положили ружья; однако, не смотря на то, приведены были на площадь Ля-Грев и с хладнокровием перерезаны, да и приказано было, чтобы никого из них не отпущать, ниже из тех швейцарцев, которые служат привратниками. Число убитых полагают до четырех тысяч.
Между защищавшими дворец считают 150 одних только кавалеров Св. Людовика, до 200 национальных гренадеров и проч. Определением от 14 числа король из Люксембурга переведен (по его требованию) в Тампль, где он и останется с фамилией своей для житья, за присмотром и отчетом Петиона, пока определено о сем будет иначе.
В 83 департамента разосланы курьеры для раздачи повелений Народного Собрания, так как и для созыва чрезвычайного и немедленного всей нации. Новые поверенные, которых она имеет выбрать, должны явиться в Париж к 20 числу следующего месяца, для окончательного повеления над королем.
Национальное Собрание отправило также 12 поверенных из своего сословия в четыре армии, которые имеют вручить там разные повеления и судить кого заблагорассудят.
Другие поверенные отъехали в главные французские города для ободрения якобинского духа, и сказывают уже, что почти весь город Лион пристал к этому клубу, возрастающему ужасным образом. Кажется, что как в союзнических, так и в эмигрантских армиях, понятия о Париже и о провинциях очень легки.
Это доказано наипаче военным поиском над Ландом, в который город г. Кюстин вошел с 1000 человек подмоги. Принц де Конде уверял, будто имеет доброжелателей себе в этой крепости, но на деле не так оказалось.
Даже хотя бы эмигранты имели и много единомышленников во Франции, то пользы мало: они нигде сойтись не могут, они растасованы по всей Франции, они разлучены страхом или междоусобиями. Впрочем, все они совершенно известны Якобинской парии и, при малейшей неосторожности, побиваются.
В ближних к Парижу департаментах кровь проливается, так как и в Париже. Напротив того, сословие Якобинцев все держится величайшего единомыслия и глубокой политики.
Его сравнить можно с обществом Иезуитов. При первом знаке генерала, который теперь есть этот пресловутый Петион, целый миллион исполненных отважности, красноречия и проворства людей зашевелится по всем ущельям Франции, и производимое их напряжением движение делается всеобщим почти.
Пишут из Парижа, что за голову императора, короля Прусского, его детей, герцога Брауншвейгского и всех выселившихся французских князей, положена цена. Оценка головы короля Сардинии еще не обещана, по той причине, что неизвестно, куда он наклонится.
Это предложение сделано в тайне и утверждено, сказывают, в Якобинском клубе. Выход публичным листам из Парижа теперь запрещен, контора аристократических газет сожжена и Серизье, сочинитель газеты "Universelie", повешен.
Турин, 11 (22) августа 1792 г.
Здесь ожидают с нетерпением, какую сторону примет Гельветический корпус, по получении известия об убийстве Швейцарцев в Париже. Поговаривают о собрании нового всеобщего сейма; однако же последствие оного, кажется мне, кончится не в общий интерес Европы.
Бернский кантон, имеющий пред прочими наибольшую силу при советах Гельветического корпуса, по получении эрнестского полка себе обратно, неохотно вмешивается во французские дела.
Ужасное происшествие, случившееся в Париже, расстроило многие богатые дома в Женеве, отчего заем на счет его Сардинского величества встречает новые препятствия. Король разослал новые повеления к генералам трех своих армейских корпусов, чтобы они усугубили осторожность и осмотрительность в рассуждении французских границ, чтобы никак не плошали, но также и чтобы отражали силу силой.
Но хотя примечаются ежедневно движения в походах Сардинских войск и во всех военных приготовлениях, со всем тем я все остаюсь на прежней моей мысли, которую я уже прежде имел честь подвергнуть исследованию в. с-ва, т. е. что этим летом мир, сколько он ни удобопревратен, разорван не будет, если только сами Французы не задерут своими набегами на земли короля Сардинского, что кажется невероятным.
Австрийский корпус, находящийся в расположении здешнего двора, еще не получил повеления выступить, да и квартиры ему в Пьемонте еще не назначены.
Турин, 14 (25) августа 1792 г.
Шкатулки короля и королевы французских были вскрыты в Народном Собрании. Напечатают все находящиеся в них письма и придадут такое им значение, что они оскорбительны для величества народного. Выборные от Народного Собрания, прибыв в Монтескье, по воле солдат отрешили многих офицеров и предоставили солдатам определять других на место прежних.
с благодарностью за помощь в работе канала
https://yoomoney.ru/bill/pay/jP7gLQM7sA4.221212 (100 р.)
https://yoomoney.ru/bill/pay/Ny6ZNwNStUM.221212 (1000 р.)