Ирина и Валера на машине доехали до речного порта, оставили на стоянке машину и пошли к Егору. Поговорить где-то же надо, и Ира выбрала место: Змеиная балка. На знакомую улицу Бебеля пошли пешком. Путь не близкий. Знали, что Егор поможет попасть на остров.
Было тёплое утро. Шли, вспоминали бесшабашные деньки. Первый поцелуй и пощёчину, костры с котелком, полным рыбы, и сон в одном спальнике вдвоём зимой в шалаше. Согревали друг друга телами и дыханием. На ресницах мелкие кристаллики казались звёздами.
Вспоминали первое жилище и, почти шедевр собственных рук, Грубу. Печь, Груба, не дала мне замёрзнуть и в серьёзные морозы. Они назвали её так, потому что Егор сказал Валере: «Грубо сделано!» Вот и Груба.
Вспомнилось, как консервы «Завтрак туриста» открывали, стирая жестянку об валуны. Чаи из трав и ягод заваривали в алюминиевой литровой кружке. Рыбалку. Приёмник, вещание на запретных частотах. Песни любимых исполнителей и звёзды. Они лежим на валунах. Слушали. Внутри, у каждого, великий мир: чистый и светлый. Говорили о будущем, о том, как поженятся и не расстанутся никогда.
Если есть счастье на Земле, то оно именно такое: в мечтах без сомнений и в вере в Бога и Любовь. Не сомневались, Господь тогда любовался ними. Всё так живо пронеслось в голове. Так тронуло до боли, защемило в сердце. Душа перешла в состояние ожидания. Говорили ещё об ожогах от майского солнца, кровоподтёках от избиения, о школьной форме, развешенной на кустах, о поисках этого убежища милицией, о ночёвках у корейцев на баштане…
Воспоминания про корейцев подняли настроение. Тогда Ирину и Валеру приняли за сбежавших из дома любовников. Им уступили палатку и принесли закопчённую кастрюлю горячей воды и Валере сунули в карман презервативы. Было смешно. Они не расстраивали их. Всё взяли и спали, как убитые до утра, крепко обнявшись под фланелевым одеялом. В августе ночи бывают холодными.
Утром в подарок получили большой спелый арбуз. Крепким рукопожатием и понимающим взглядом пару провожали, теперь друзья навеки, мужчины этой стоянки. Единственная женщина, лет пятидесяти, стояла поодаль, и всем своим видом выражала протест и негодование. Протест своим мужчинам, за их одобрение и негодование нам - грешникам. Валере подумалось что, если среди этих мужчин был и её мужчина, то ночь они провели не зря.
Рассвело.
Вот последний поворот. Дом с красной крышей. Знакомый забор, калитка. Остановились. Внутри защемило ещё сильнее, всколыхнулось, накрыло волной мурашек. Позвонили. Выглянула женщина и вскоре вышел Егор. Казалось, он не хотел узнавать Валеру. С Ирой заговорил спокойно и по-деловому, глядя в глаза. Она видела в них смятение и вопрос. Но только она и видела. Ни жестом, ни словом он не выдал своё состояние.
Дал ключи от замка и напомнил номер причала. Лодка называлась «Светлая» - это псевдоним Ирочки. Под ним она печаталась в «Пионерской правде», в журнале «Мурзилка», в «Вечёрке». Валера протянул ему руку. Но Егор демонстративно проигнорировал её. Это была явная месть за её страдания.
Он хотел защитить Иришку и защищал, как мог, а вот Валера, по его понятиям, должен был её вывести из той патовой ситуации. Валера не сделал того, что должен был сделать мужчина, и за это Егор его ненавидел. Ирина слышала, как однажды на острове они говорили:
- Слабак! Ты не можешь защитить её, так отступись, пока не поздно!
- Поздно? О чём ты? Я не трону Свету. Она чиста и свободна.
- Ты уже её тронул. Тебе восемнадцать, а ей четырнадцать. Грех на душу взял. Не боишься? Тебе Бог её не простит. И я не прощу, если с ней что-то случиться.
- Она будет моей женой. Это ты бойся. Если Ира скажет, что ты…
- Заткнись! Не тебе меня учить, пацан. Когда она доползла ко мне по льду обмороженная, ты где, сучонок, был?
- В техникуме. Я учусь!
- А ей не надо учиться? Она в школу по два часа в одну сторону добирается. Дома почти не живёт. Только вещи менять заходит, когда отца нет. Она, конечно, сильная, но она маленькая девочка. Весь мир против неё. Помогай, чёрт тебя побери!!! Взрослей! Она стала взрослой, а ты нет. Ты видел её руки от стирки в проруби? Шуга почти кожу сняла. Ты знаешь сколько часов в сутки ей удаётся поспать? Что она ест?
- Она не идёт сама домой! А что я могу сделать?
- В том то и дело, что ничего! Это её мир. Ты здесь гость. Приходишь, когда хочешь и уходишь, когда пожелаешь, а она живёт здесь. Вернее, выживает, сражаясь за каждый день, каждую ночь, засыпая, не знает проснётся ли. Отец достал. В школе проблемы. Милиция покоя не даёт. Опять сутки у них просидела. Прямо из школы сволочи забрали. Матери только на следующий день сообщили.
- Опять били?
- Спроси!
- Не скажет. Всегда говорит: «Мне не больно!».
- Не дурак. Сам поймёшь. Ты читал, что она пишет?
- Нет.
- Открой газету или журнал и почитай, сукин ты сын! Если отец опять подаст её в розыск, я пристрелю его.
- Сядешь.
- Я и тебя готов пристрелить… Зачем Куцего уводишь?
- Я не увожу. Он сам не хочет на острове оставаться. Мы даже привязывать пробовали. Рвётся, лает и только отвяжешь, уплывает.
Я не позволила им дальше выяснять отношения, выбралась из шалаша и сделала вид, что ничего не слышала, только проснулась. Честно говоря, я не знала тогда, как правильно реагировать на ситуацию. Я просто испугалась за Валеру. Егор был сильнее и не только физически. Той ночью я сделала запись в своём дневнике. Егор сохранил эти листы. Вот она.
Боль
Что вы знаете о боли? Что я знаю о боли?
Физическую боль могу переносить. Разум говорит: это скоро закончиться. Терплю, и в голове ясно. В изнеможении нахожу в памяти за что зацепиться. Мама. Мама держит на руках и баюкает. Мне тепло и спокойно. Тело колотится. Судороги. Нет сил разжать зубы. Мычу. Стону. Зубы в крошку! Потом наступает момент, когда организм отключает меня. Проваливаюсь. Снова возвращаюсь. Отдохнула. Боль настигает опять с новой силой. ««Завтра» должно быть!» - думаю. Пытаюсь ощутить руки, ноги. Прислушиваюсь: сердце бьётся. Я есть. Хорошо. Мне никто не нужен в такие минуты. Сама справлюсь. Знаю, что справлюсь. Жизнь не покидает моё истерзанное тело. Я сильная.
Душевная боль страшнее.
Паника. Не могу справляться. Ищу силы из вне. Молюсь. Делаю то, что не сделала бы во век! Проваливаюсь в безумство. Нуждаюсь в помощи. Я открыта. Уязвима. Жить не хочу! Аааа! Мой вопль слышал глухой лес, видела река, слышали птицы, взвиваясь в небо, роса переставала быть пресной, соединяясь со слезами. Ночь накрывала, безжалостно разум. День отказывался приходить.
Растерзанная душа, в которой дыра с Бога, не отключает физическое тело. Отдыха нет. Боль изощрённо убивает. Медленно, делая меня чёрствой, холодной, злой. Мне не незачем просыпаться завтра.
«Забери меня, Господь, под своё крыло! Снег кажется чёрным» - взываю о милости.
Мечты вдрызг расколочены.«Люди, гляньте на меня! Это я. Я умираю. Саваном укройте белым. Пусть не видят чужие глаза мою черноту!» - молча прошу.
Плачу за грехи.
«Завтра не будет»- с надеждой думаю я.
Вы знаете, что такое боль? Я знаю.
Почему ещё жива?
Так Ирина себя ощущала в те дни. Тело болело, душа кричала.
Вот описание дальнейших событий из дневника Ирины. Я публикую это с разрешения автора.
Вот причал. Катер. Замок с секреткой. Сняла. Цепь на бортовой крюк. Брезент скатываем вместе. Канистру берёт Валера. Заливает бензин в бак. Идёт к мотору. Я привычным движением подсасываю бензин. Валера резко дёргает за деревянную ручку верёвку и мотор заводится. Я газую.
Валера подходит сзади берётся за руль. Касается меня. Я замираю на несколько секунд. Отдаю управление и выскальзываю из-под руки на лавку. Он опять мой капитан. Все движения так привычны, выверены, доведены до автоматизма. #ссср
Будто не было двух лет перерыва. Тёплый ветер в лицо. Ожидание встречи с прошлой жизнью чувствуем каждой клеточкой. Молчим.
До острова добрались быстро. Вода на мелководье была тёплая. Водяные ужи ловили верховодок, не боясь и не стесняясь нас. Да и мы не стеснялись и не боялись ни их, ни друг друга. Раздевались наперегонки. Прыгали в воду, брызгались, дурачились... Нам нужно было поймать волну. В какой-то момент оказались очень близко. Наши взгляды встретились... Но, нет!
Я не была на острове почти полгода. Валера два года. Мы отвыкли друг от друга. #рассказ
Побежали к землянке. Она почти не разрушилась. Брезент уберёг посуду, керогаз. Стекло керосиновой лампы, правда, было разбито. Некоторые вещи для рыбалки были готовы и дальше служить нам без поправки на возраст. Груба (печь) стояла целёхонькой. Это нас порадовало. Мы трогали её руками. Как будто могли почувствовать тепло. Точнее вспомнить тепло, которое она давала нам долгими ночами. Нам сейчас так его не хватало.
Чувствовалась сырость. На воздухе теплее. Мы пошли к валунам. Ещё холодные камни не интересовали гадов, и мы, ещё раз искупавшись, улеглись на них отдохнуть. Случайное прикосновение рук напрягло. Замерли. На какой-то миг показалось, что дышать перестали. Разговор не начинался. Думали об одном и том же и молчали. Я ждала. Ждала слов, прикосновений. Он не решался. Или не хотел начинать всё заново.
Мы стали одеваться, и я вспомнила о бутылке, закопанной нами на острове перед армией. Мы писали вдвоём текст и были уверенны, что нет силы на Земле, которая заставит разлюбить нас. Там ещё стихотворение было, как молитва, обращение к Богу, сберечь нас друг для друга. Нашли то место. Раскопали.
Как в песне: «Боже, какими мы были наивными. Боже, как молоды были тогда». (Для нас два года - очень большой срок оказался). Мы повзрослели, полностью изменив образ жизни. Я помню, как меня рвало на части в те минуты. То ли от холода, то ли от перевозбуждения… Зуб на зуб не попадал. Меня трясло.
Я заплакала. Это был первый и последний раз, когда я плакала, открыто, не стесняясь слёз. Валера растерялся и не пытался меня успокоить. Такой он меня не видел. Он лёг на землю в позе эмбриона и спрятал лицо. Его тоже колотило. Мы были без сил. Два одиночества. Два горя рядом. Любовь-наркотик. Организм требовал:
«Дай!», а дать уже было нечего. Это ломка. Здесь и сейчас надо было переломаться, чтобы продолжать жить. Завтра должно было быть. Откровение свыше: нам вместе не быть.#любовь и отношения
Перегорели.
Я помню, как внезапно услышала знакомый свист. Даже не сразу поверила. Так Егор всегда давал нам понять, что это он, а не кто-то чужой. Впрочем, по звуку мотора я легко узнавала его лодку, всегда радовалась его прибытию. Егор стоял и смотрел на нас тяжёлым взглядом. Он на вёслах дошёл до острова. #семья
Интересно, как давно он наблюдал за нами? В его руках были тетрадные листы. Это мои стихи и рассказы, которые оставались на острове. Он их сберёг. Всё, что не сгорело, не уплыло, всё сохранилось. Валера тяжело поднялся, молча, не поднимая на меня глаз, перекинулся парой слов с Егором, сел в моторку и уплыл.
Уж не знаю о чём думал. Теперь и не узнаю. Сильные руки Егора меня обхватили, и стали баюкать. Не помню, что говорил, отнёс в лодку. Я успокоилась. На вёслах дошли до речного порта, и там, в камере хранения, я забрала свою сумку.
- На вокзал пойду. Уезжаю на родину мамы.