Невозможно создать что-то стоящее, загоняя фантазию в рамки. Художник не может не рисковать, не танцевать на грани, даже не шагать за грань художник не может, или он - не художник. Так что оскорбление верующих - так оскорбление верующих, я.й - так я.й. Если картинка такая возникла в воображении, и средства для ее исполнения есть - придется ей покориться и просто постараться сделать ее технически насколько можно хорошо.
- Ооо… такая идея в голову пришла. На грани фола правда. Слегка. Ты не против?
- Участие в осуществлении этой идеи приблизит меня к безоговорочному и полному прощению?
- Безусловно. Возможно даже, я не только перестану тебя оставшуюся капельку ненавидеть, но и даже начну самую капельку любить. Если тебя, конечно, не пугает такая перспектива.
- Всегда готов! - Родионов вскинул руку в пионерском салюте. Правда, что закономерно не совсем правильно.
Леля не удержалась, опытной рукой пионервожатой поправила его пальцы в нужное положение. Рука Родионова была теплой и податливой, от этого прикосновения у Лели начали подкашиваться ноги, а по скуле Родионова расплылось алое, как рефлекс от пионерского галстука пятно. Впрочем, возможно, это и был рефлекс от все тех же витражей.
Леля заглянула за огромный гипсовый бюст и, поднапрягшись, вытащила свернутое в трубку густо багряное бархатное знамя. Развернула, пару раз чихнув от пыли. К ее удовлетворению внутри, на самом полотнище ни пыли особо, ни какого-нибудь вышитого герба не было.
- … Ну, в конце концов, это же не боевое знамя полка, пробитое пулями и обагренное кровью… Это чисто номенклатурное знамя, символ эпохи застоя и отсутствия демократии… Так что , полагаю, это не будет считаться кощунством…
Леля расстелила знамя у подножья бюста вождя. Теперь она говорила по большей части шепотом. Сердце стучало почти в горле от страха, что ее тут застукают за подобным, но, по опыту она уже знала, что не остановится.
- Ложись. Только… Без рубашки пожалуйста, ладно?
Родионову тоже хотелось сказать, что он надеется, что их за этим не застукают, но, к счастью, он сумел сдержаться, да и в целом сохранить независимое и безразличное выражение лица, будто каждый день позировал топлес. Впрочем, так почти и есть! Последние пару недель он просто топлес-модель какая-то. "И до чего же я такими темпами дойду в конечном итоге? От расстегнутой пуговицы продвинулся уже до того, что лежу полураздетый. Говорят лягушек варят живьем, начиная с теплой воды и очень постепенно нагревая, так, что они не замечают, как "хоп хей халалэй" - а они уже сварены.Чем же я за..кончу? Надо бы повыкинуть из своего словарного запаса это слово, а то оно слишком беспокоит последнее время,"- так думал молодой повеса ( ну не повеса на самом деле, просто классика хорошо легла), лежа на темном бархате, как в луже собственной крови, ну или как бриллиант в коробочке.
Безусловно эти сравнения стороннему человеку показались бы напыщенными, но не Леле. Родионов краем глаза отметил кисленькое выражение ее лица, и решил, что та недовольна им. Однако та была просто слишком взволнована красотой натуры и неуверенностью в своих профессиональных силах. Сочетание нежной кожи, нервного и одновременно полного силы и юности сложения с глухими переливами света на бархате: от оранжево-алого до черно-фиолетового было идеальным по сочетанию фактур и насыщенности драматичностью. Кожа настолько нежная, что даже мягкость бархата терзала ее, а цвет знамени настолько требовательный, что даже загар стал призрачным и лишь золотился на солнце. В целом же казалось, что тело модели вырезано виртуозными руками из мрамора. "Хорошо, наверное, что этот мальчик не понимает сейчас, что хорош настолько, что впору падать рядом ниц и плакать от восхищения"
Начало и продолжение истории читайте на моем канале. Ваша Аармасстаа