Продолжаем разбирать Завещание Гоголя.
III. Завещаю вообще никому не оплакивать меня, и грех себе возьмёт на душу тот, кто станет почитать смерть мою какой-нибудь значительной или всеобщей утратой.
Душа Гоголя. Москва : Типо-литография Т-ва Кушнерев и Ко, 1902.
С. 8.
В третьем пункте Гоголь не просто завещает не оплакивать его, а запрещает это делать, что противоречило православной традиции отпевания и погребения. Казалось бы, такая простая просьба… Но и она не была исполнена. Смерть писателя вызвала огромное потрясение в обществе. Отпевали Гоголя в университетской церкви Святой мученицы Татианы. На утренней и вечерней панихидах, а также на отпевании собрался весь город. Гроб выносили на руках профессора университета, на улице их сменили студенты и частные лица. Так, замещая друг друга, несли они его до самого Данилова монастыря.
IV. Завещаю всем моим соотечественникам... лучшее из всего, что произвело перо моё, завещаю им моё сочинение под названием Прощальная повесть.
Душа Гоголя. Москва : Типо-литография Т-ва Кушнерев и Ко, 1902.
С. 8—9.
Прощальную повесть свет так и не увидел. Ни в личных бумагах, уцелевших после смерти писателя, ни в переписке с друзьями нет даже намёка на это сочинение. Единственное упоминание о таинственной повести — в IV пункте «Завещания». Официальная версия исследователей творчества Гоголя такова: Прощальная повесть, которая должна была подвести своеобразный итог жизни, просто не была написана.
V. Завещаю... Объявляю... во всеуслышанье, что, кроме доселе напечатанного, ничего не существует из моих произведений: всё, что было в рукописях, мною сожжено, как бессильное и мертвое, писанное в болезненном и принужденном состоянии.
Этим пунктом Николай Васильевич косвенно подтверждает сказанное в пункте IV Завещания. Также будто заранее предупреждает о сожжении второго тома поэмы «Мёртвые души» и следует своей последней воле: исполняет её сам.
Не легко было сжечь пятилетний труд. <…> Благодарю Бога, что дал мне силу это сделать. Как только пламя унесло последние листы моей книги… я вдруг увидел, в каком еще беспорядке было то, что я считал уже порядочным и стройным. Появленье второго тома в том виде, в каком он был, произвело бы скорее вред, нежели пользу.
Душа Гоголя. Москва : Типо-литография Т-ва Кушнерев и Ко, 1902. С. 33.
Пункт VI содержал распоряжения материального характера, поэтому в Завещание не вошёл и опубликован не был.
VII. Завещаю... но я вспомнил, что уже не могу этим располагать. Неосмотрительным образом похищено у меня право собственности: без моей воли и позволения опубликован мой портрет.
Речь идёт о портрете Гоголя, написанном в двух экземплярах Александром Ивановым. Один из них ранее был тайно подарен поэту Жуковскому. Он отличается от своего двойника, помимо некоторых деталей, большей выразительностью. Сам Иванов считал это портрет оригиналом. Его близнец принадлежал Михаилу Погодину, затем оказался в Румянцевском музее, а после поступил в Третьяковскую галерею. Второй портрет считается авторской копией.
Портрет, по требованию Гоголя, писался «от всех в великой тайне» и задумывался как воспоминание для очень близких людей. Иванов писал Николая Васильевича в домашней, мягкой обстановке таким, каким его видели только родные и друзья. И Гоголь не желал делиться личной жизнью со всеми. Однако незадолго до смерти писателя, в 1843 году, литография портрета была помещена Погодиным на страницах «Москвитянина» без спроса и ведома Николая Васильевича.
После смерти писателя Иванов хотел исполнить последнюю волю друга. Вёл активную переписку с Погодиным и Жуковским о возвращении ему картин. Но обстоятельства сложились так, что и последний пункт Завещания исполнен не был.
Последняя воля Николая Васильевича Гоголя, конечно, является духовным Завещанием, поэтому он исключил из него все материальные вопросы. Но даже просьбы неимущественного характера оказались не под силу либо для его исполнителей, либо для самого писателя.
Подписывайтесь на телеграм-канал Ленинки https://t.me/leninka_ru.