Семен давно привык укладываться рано. Потому утром, когда все случилось, он уже чистил зубы, и автомобильный гудок не разбудил его.
Он ворочал щеткой, сплевывал в баночку и смотрел как шевелятся люди в соседних автомобилях, как хмуро и недовольно оглядываются в поисках звука.
Звук был пронзительный — сразу понятно, что автомобиль его издающий — старый, квадратный и немного ржавый. Только противная колымага какого-нибудь бледно-голубенького цвета с твердым пластиком приборной панели “под кожу” может издавать такой звук.
Просто так сигналить было запрещено. Давно уже, еще с Эпохи Дорожного Ремонта все привыкли, что автомобильный гудок означает беду – что-то случилось. А это значит, что у Семена сегодня есть ранняя работа.
Он закончил чистку зубов, привычно опустил левую руку за сиденье и потянул рычаг, возвращая постель в исходной положение. В этот момент гудок на пару секунд прервался, но затем продолжил с новой силой.
Нестерпимо хотелось пойти уже на сигнал — хотя бы для того, чтобы понять ради чего уши это терпят. Но он специально ждал и не торопился — давал Загваздину время прийти раньше. Неспеша сполоснул лицо теплой водой из бутылки, потянулся, разминая затекшие мышцы и огляделся.
Вокруг, как и всегда, насколько хватало глаз, стояли автомобили – самых разных размеров, цветов и марок. Справа нависал огромный зеленый бок автобуса и оттуда уже доносился привычный утренний гвалт общежития. За автобусом начиналась невидимая отсюда Обочина, край мира – запретная зона.
Люди в соседних автомобилях неторопливо собирались приступить к своим ежедневным обязанностям. Кто-то бегал вокруг своей машины трусцой, кто-то делал зарядку, взгромоздившись на крышу, а кто-то уже спешил мимо, заедая утро бутербродом. Многие пытались не показывать своим видом, как им любопытно. Многие украдкой поглядывали на Семена — именно от него им предстоит вскорости узнать, что же произошло.
Решив, что подождал достаточно — при этом гудок все ревел — Семен вышел из машины, твердо встав на двух ногах — чем увеличил свой обзор многократно. Профессиональным взором Семен точно определил место происшествия – в четырех машинах впереди, прямо у Барьера, границы Антимира, уже собралась толпа – люди стояли на крышах и капотах автомобилей, кто-то даже забрался на соседний автобус, что, так-то, не совсем приветствовалось правилами. Гудок не умолкал, а значит, полицейский еще не прибыл.
Семен пролез обратно в автомобиль, по пояс через боковое окно, взял диктофон, предварительно вытащив его зарядник из прикуривателя. Затем он принялся пробираться к месту действия, лавируя меж машинами, обтирая брюками пыль с гладких боков.
Протискиваться сквозь толпу не пришлось – Семена сами все с удовольствием пропускали поближе к месту, чтобы в заветные десять часов услышать то, что сами видели два часа назад собственными глазами. Выбравшись к месту действия, Семен первым делом посмотрел на лица ближайших зевак – первых свидетелей. По их выражению можно было сразу понять, в чем дело: кража, авария или самое худшее.
Гудок нестерпимо барабанил в уши, удушливым ядом протекал в мозг – полицейский все не прибывал. На лицах все было написано. Кто-то умер.
Кто-то умер в бледно-зеленой невзрачной «отечке», от которой и исходил непрерывный квакающий звук. Семен угадал все, кроме цвета, даже побитые коррозией крылья выглядели так, как он представлял.
Семен сразу заметил того, кто сигналил – толстый укороченный мужик просунул руку к рулю через открытую дверь. Семен помнил, что тот работает завскладом на социальной службе, но вот имя забыл. Все обширное лицо его – и строго сдвинутые брови и глаза, повелительно оглядывающие толпу, и выкаченная розовобеконная губа – выражало «я пришел сюда первым». С другой стороны, ближней к Семену, дверь тоже была открыта и там, как-то спирально извернувишь – ноги наружу, голова на приборной доске, – лежала полуобморочная пожилая женщина. Ее обмахивали платочком.
Семен подошел к машине, благодарно кивнул гудящему мужику и заглянул через лобовое стекло в автомобиль. Жертва неожиданной смерти лежал на водительском месте – тощий долговязый мужчина лет шестидесяти, полная противоположность Зеваки №1. Рот его был безобразно раскрыт, лицо запрокинуто – и никто еще не догадался сложить сиденье, чтобы потом можно было хоронить по-человечески. Семен вгляделся в лицо и попытался вспомнить имя бедолаги, но не сумел, хотя и прекрасно знал его – простого уборщика, метет до рассвета проходы между рядами машин.
В принципе полицейский тут и не нужен – обычная смерть во сне, такое случается. А изначальный трезвон, видимо, подняла жена. Семен уже готовился обратиться со своей версией к Зеваке №1, но тот вдруг отпустил гудок, и наступила неожиданная тишина, невероятным образом оглушающая. Жирные глаза Зеваки смотрели слегка мимо левого уха Семена, и он обернулся как раз вовремя, чтобы нос к носу столкнуться с полицейским – главой Участка Пробки №6 по фамилии Загваздин.
— Здорово, Голос, — сказал Загваздин приветливо. – Раньше меня пришел, неужто.
— Я всегда прихожу раньше тебя, — ответил Семен. Вокруг раздались смешки. Загваздин был известен, как натура неторопливая. На всех официальных мероприятиях его величество можно было ждать по полчаса, а иногда и дольше.
Загваздин подошел к зеленому авто и покровительственно уперев ладонь в жирную грудь Зеваки, отстранил того от двери и сунулся своей курносостью к трупу. Поводив ею там немного, он вылез обратно под солнце и зычно крикнул:
— А почему все до сих пор не на завтраке? В очереди хотите стоять?
Толпа тут же смекнула, что полицейский хочет от них по-быстрому избавиться, и принялась нехотя рассасываться. Некоторые с надеждой поглядывали на Семена, в том смысле, что «хоть расскажи, чем оно тут всем кончится». Потом полицейский приказал увести обмахиваемую платком жену умершего и, наконец, у зеленой машины не осталось никого, кроме Загваздина, Семена и Зеваки №1, который умудрился как бы стать частью действа, а не частью толпы — и избежал участи быть изгнанным.
Загваздин пригладил седые виски, деловито кашлянул, поводил мелким подбородком. Заложив руки за спину, прогулялся вокруг машины, зачем-то придирчиво осмотрел шины и остановился перед Зевакой, задумчиво глядя тому в пузо.
— А знаешь, что я думаю? – это он не к толстяку обратился, а к Семену. – Это убийство все-таки.
— Есть следы на теле? – оживился Семен и, спохватившись, врубил диктофон.
Загваздин все тем же жестом отстранил Зеваку и подошел к Барьеру. Полосатая – в черную и серую, в цвет первоначального бетона, полоску, — граница с Антимиром доставала полицейскому до груди. Там, за ней, все было примерно так же, как и здесь, за одним маленьким исключением – все автомобили стояли повернутые в другую сторону.
— Следы? – переспросил Загваздин, провожая подозрительным взглядом какого-то мужчину из Антимира. – Еще какие. У него там под рубашкой – след от шин. Шипованных. Понимаешь?
Семен молча ждал продолжения. Зевака гулко сглотнул у него над ухом.
— Его кто-то раздел, переехал автомобилем, одел обратно и бережно положил в его автомобиль, — закончил Загваздин свою мысль.
Семен, переваривая информацию, тоже стал глядеть на Антимир. Все там было такое же, точно такое же – идентичный мир, только повернутый в обратную сторону. Через череду автомобильных крыш виднелась такая же Обочина, груда ржавых автомобилей и дальше за ней – страшный и неизвестный ядовито-зеленый Немир.
— А ты знаешь, что у Антимира есть запретное название? – спросил Загваздин.
— Конечно, знаю, — кивнул Семен. – Я обязан все знать.
Загваздин внимательно посмотрел на Семена.
— И все-таки не все, — сказал он и кивнул в сторону Антимира, а затем неожиданно повернулся на каблуке, уперся страшным взглядом в толстяка и крикнул, что было мочи:
— Завтракать!
Зевака так переполошился, что грохнулся на асфальт, отпружинив от него своим широким задом. Затем, пачкая ладошки, поднялся и быстро поплелся в сторону Шашлычной.
— Антимир когда-то называли Встречкой, — продолжил Загваздин и снова повернулся к Антимиру лицом. – И с ними даже велись торговые отношения. Пока не началась Эпоха Дорожного Ремонта. Продвижения тогда мы не видели долгих четыре месяца.
Семен был слишком мал тогда, чтобы хорошо помнить войну. У него в памяти плавали мерцающие обрывки воспоминаний оттуда, которым он не особо и верил — возможно, эти воспоминания были построены из чьих-то рассказов о тех временах.
— Я немного помню эту Эпоху, — ответил Семен. – Мне было шесть лет. Я потом еще читал немного про войну.
Глаза Загваздина засверкали подозрением.
— Где читал?
— В одной книге, — ответил Семен. – Да не переживай. Она уже далеко позади за Обочиной. Ты к чему-то вел свою мысль?
— Ах да, — Загваздин опомнился. – В те времена, если верить отчетам в моем рабочем бардачке, происходили как раз вот такие загадочные убийства. И делались они тайно оттуда – из Антимира.
— Их тоже переезжали автомобилями?
— Экспертизы, к сожалению, не уцелели, — вздохнул Загваздин. – Поэтому точно неизвестно. В отчетах тогда не парились – ставили причину убийства очень размыто, по протоколу. «Удар тяжелым предметом…»
— То есть, ты предполагаешь, это дело рук кого-то из Антимира?
— Есть такая мыслишка, — ответил полицейский. – Но она легко может быть опровергнута. Переехать человека можно только во время Продвижения. А его не было уже три дня. А трупу никак не три дня. А потому у меня единственное предположение, которое стоит проверить – Продвижение было сегодня ночью в Антимире и его переехали в это время.
— У меня есть логичный журналистский вопрос, — отозвался Семен. – Зачем так сложно?
— Почем же я знаю. У них в Антимире свои заморочки… — Загваздин обернулся и посмотрел на злополучную зеленую «отечку».
— Мужик-то небогатый, — сказал он. – Ладно бы богач, можно все тогда проще объяснить…
Семен посмотрел на часы. Пора уже было идти готовиться к эфиру, но уж очень хотелось дождаться экспертизы.
— Да ты иди, — успокоительно сказал Загваздин. – По экспертизе я тебе сообщу, если там не будет чего-то уж совсем несуразного.
Семен поблагодарил, выключил диктофон и бегом помчался на свое рабочее место, которое было видно издалека, из-за огромной круглой тарелки и решетчатой башенки на крыше. Это был старый-престарый фургон, внутри которого размещалась «студия на колесах»: радиостанция, где Семен был ведущим, редактором и журналистом в одном лице. Именно поэтому его все вокруг знали и называли уважительно Голос – радио было центром жизни Пробки.
Сашка уже сидел за пультом. Луи не было, но Семен и не удивился. Луи никогда не было на месте – это разрешается Его Величеству Директору радиостанции. Перед микрофоном лежал завернутый в промасленную насквозь бумагу шашлык.
— Видал, какой я заботливый? – вместо приветствия сообщил Сашка.
— Спасибо, — ответствовал Семен, плюхаясь на свое место и двумя пальцами разворачивая бумагу.
— Рассказывай, что там. Банкрот снова?
— Убийство, — коротко и веско ответил Семен.
Сашка весь встрепенулся.
— Да ладно?!
— Сейчас буду вещать – еще больше офигеешь, — ответил Семен, вгрызаясь в сочное мясо. – Где Луи?
— Ах да, Луи… — Сашка внезапно приуныл. – От нас отказался спонсор. Сказали, им сейчас не до рекламы. Даже потребовали предоплату назад, которую они внесли до следующего Продвижения. И это после полугода совместной работы. Так что Луи сейчас по уши в поисках нового спонсора.
— Тогда шиш им сегодня, а не «Ремонт, успеем до Продвижения…»! – отозвался Семен довольно, впрочем, равнодушно – Луи всегда находил спонсоров, потому что радио решает все. – Сколько до эфира?
— Десять минут.
— Отлично. Пусть тогда сам Загваздин за меня все и говорит, — Семен протянул Сашке диктофон. – Залей-ка последнюю запись. Нарежу ее пока.
Эфир начинался в десять – это было золотое время, время-после-завтрака, когда все, готовясь к рабочему дню, включали радиоприемники своих автомобилей и блаженно слушали сплетни, новости и, на самом деле, все что угодно, любой бред, который вещал им Семен. За это его любили. За это его уважали. В сытую Шашлычную Эпоху Семен был на вершине славы и карьеры. Его слушали все ряды Пробки на много километров вперед и назад и, поговаривали, ушлые ребята из Антимира тоже ловили его передачи.
Каждое утро, в десять, из всех машин, как и сегодня, как и вчера, доносится преувеличенно жизнерадостный, полный легкой загадки голос Семена:
— И снова, как обычно здравствуйте в это новое утро, мои прекрасные радиослушатели! Всем бесконечного Продвижения и радости, ведь не ровен час, уже завтра на горизонте золотом засияет наш долгожданный Город! Сегодня, по стечению обстоятельств, мне не удалось позавтракать в нашей Шашлычной вместе с вами, друзья, но я, сидя здесь, прекрасно знаю, о чем были разговоры за вашими столиками – утром нас всех разбудил тревожный автомобильный гудок. Даже боюсь представить какие слухи, какие фантазии распространились по Пробке и попали к вам в уши. Что ж не буду томить, да и все уже, наверное, в курсе, событие произошло не слишком приятное – умер человек. Гудок, по предварительным данным, дала его убитая горем жена, и лишь затем скорбный пост у нее приняли соседи. Но самая шокирующая новость не в этом – самое шокирующее то, что это была не просто смерть. В наших рядах, в нашей мирной Пробке, друзья мои, произошло убийство. Я говорю с полной серьезностью – это информация из первых рук и именно из них – от нашего дорогого хранителя порядка Андрея Загваздина – вы узнаете все подробности.
Семен переключил эфир на запись и стал с интересом следить за лицом Сашки, окаймленным дугой наушников. Сашка старательно не показывал вида, но на кульминационном моменте глаза его все-таки выкатились и рот приоткрылся. Потом Семен в нужный момент снова переключил рубильник и продолжил:
— Не больше и не меньше, друзья мои! Дело обещает быть запутанным и сложным. Ваш покорный слуга, разумеется, будет держать вас в курсе развития этих шокирующих событий. А теперь к другим новостям…
Семен опустил глаза на листки, лежащие перед микрофоном, и принялся зачитывать утреннюю сводку, которую сделал еще вчера вечером. Предстояло пережить еще полчаса эфира – самых активных и напряженных. Потом начнется рабочий день, большая часть отключат свои радиоприемники и можно будет включить тихую музыку, да изредка сообщать новости.
На середине эфира завалился Луи – большой, как всегда квадратный и неожиданно довольный. Он пробрался на водительское место и оттуда, извернувшись, стал смотреть, как Семен работает. Луи нравилось смотреть на Семена, потому что он был его золотой жилой. Только благодаря Голосу люди включали приемники в десять утра и терпели глупую спонсорскую рекламу.
Когда эфир, наконец, кончился и Семен едва отключил микрофон, Луи выпалил:
— Я сейчас подписал такой контракт! И все благодаря тебе.
Семен равнодушно посмотрел на Луи.
— Консервы! – выпалил Луи снова. – Твой эфир был грандиозен. Какая новость, а? Я подписал контракт с поставщиком консервов в нашу часть Пробки.
— А где связь? – спросил Семен.
— Какая связь?
— Связь моего эфира и твоих консервов.
— Так ни в какую же не соглашался, — с жаром выдал Луи, сделав мелкими круглыми глазками спиральный пируэт – он это умел, – а как услышал по приемнику новость – так сразу согласился. Умный мужик, сразу понял, что это порвало эфир, и все сейчас будут слушать десятичасовые новости, чтобы узнать подробности.
— Любые новости, — возразил Семен. – Каждый час будут радио врубать. Такого не еще не было. В Шашлычную Эпоху – точно. Кстати, а чего ты так рад консервам? Их кто-то берет?
— Берут, — Луи закивал и под твердым квадратным подбородком энергично заходил туда-сюда еще один покруглее. – Шашлык, это, конечно, дешево, но не всем он по вкусу. Да и потом – что? Жрать один шашлык?
— Я жру, — отозвался Сашка, стянув наушник с одного уха. – И мне, кстати, не надоело.
— А кому-то надоело, — ответил Луи. – Да и потом, это не наши заботы, главное, что бензин у нас будет и много. Предоплату, кстати уже внесли – пятьсот литров до следующего Продвижения. Потом будут платить двести пятьдесят за каждое.
— Так это самое время поднять зарплату, — невинно ответил Семен, про себя подивившись неплохой сумме.
— Не сразу, не сразу, — тут же забормотал Луи. – Если ты не в курсе, чертовые ремонтники отозвали аванс. А сколько времени пройдет до следующего Продвижения еще неизвестно…
— Пойду-ка прогуляюсь, — сказал Семен и поднялся. – Надо сходить до Загваздина, разузнать что-нибудь новое.
Он выпрыгнул из фургона и осмотрелся. Большинство соседних машин были пусты – люди работали. В одной Семен заметил ребенка лет пяти – дитя смотрело на него, прижавшись лицом и ладошками к заднему стеклу. Семен повернулся и пошел вдоль шоссе, глядя на длинную ленту машин, уходящую вперед, к горизонту, где, по легендам, всех ждал Город, незыблемый и прекрасный парадиз. Там, поговаривают, никому не нужны автомобили для жизни и совсем не нужен бензин для покупок – там всего вдосталь, всем хватит, и все будут жить в благоденствии.
Некоторые фанатики забирались на крыши автомобилей, садились в позу лотоса лицом по ходу движения и по несколько часов медитировали, надеясь приблизить славный миг въезда в Город. Семен, считающий себя человеком прогрессивным, в Город не верил. Он придерживался так называемой «научной концепции», где весьма солидно доказывалось, что шоссе есть бесконечная Дорога, растянутая назад и вперед в пространстве и что люди ниоткуда не произошли, а были всегда, правда не обязательно именно в таком виде. И что самое главное, они никуда не идут, а Продвижение есть лишь естественное течение времени. Семен, как журналист интересующийся научными новостями, знал, что сейчас главный тренд в физике – изучать так называемую «логику Продвижения». Физики верили, что лучше поняв процессы, вызывающие Продвижение, они смогут объяснить мир во всей его полноте.
Семен миновал автобус-туалет, обогнул вечную очередь в него, прошел мимо длинной фуры – надпись на брезенте гласила, что это склад магазина «Железяки». Внутри передвигали что-то тяжелое, доносилась приглушенная ругань.
Загваздин жил и работал в большом, высоком и широком полицейском «внедорожнике» или, как его называли не совсем ладящие с законом, «бобике» – в ста пятидесяти метрах впереди радиостанции и в том же ряду. Просторная передняя часть была рабочей и жилой – там Загваздин спал, писал свои протоколы и общался по рации с полицейскими с других участков.
Задняя же часть отделялась от передней решетчатой перегородкой и там Загваздин содержал преступивших закон. Перед задней дверцей со скучающим видом стоял один из помощников полицейского невысокого роста, соответственно – Низкий. Значит, внутри кто-то был — что удивительно. Загваздин нечасто держал непорядочных гостей. Семен махнул Низкому, тот хмуро вильнул носом в ответ.
Машина была белая с яркими синими полосами по бокам, а на крыше у нее находилась мигалка. Загваздин по закону обязан включить мигалку и сирену, если Пробка переходит на военное положение или случился какой-то природный катаклизм. В общем, включенная мигалка предупреждала людей, что они в опасности. Такого еще давно не случалось, но Семен помнил истертые новой памятью кадры из глубокого детства, когда в ночи по лицам людей в толпе поочередно проносится красный и синий отблеск.
Голос подошел к открытой передней дверце со стороны руля, откуда торчали ноги Загваздина в форменных брюках. Страж порядка полулежал на переднем сидении и читал какие-то свои бумаги.
— Есть новости? – сходу спросил Семен, осторожно пихнув полицейского под коленку.
— Здорово, Голос, — не поднимая глаз, ответил Загваздин. – Ты проходи, садись. Может, поможешь мне умной мыслью.
Семен обошел машину и сел на пассажирское сидение с уже включенным диктофоном. Из-за решетки несло мочой и перегаром.
— У тебя тут, прямо скажем… — сморщился Семен.
— Потому и держу все двери нараспашку, — ответил Загваздин. – Загадили все. Чертова пьянь. Им-то хорошо… Они там отсыпаются. Я собираюсь завести отдельный автобус под тюрьму. У Ромыча, инспектора на одном из отрезков позади нас, есть автобус-тюрьма вот.
— В чем сложность? – спросил Семен. Ему идея показалось странной — автобус по большей части будет пустым.
— Нужно расселить какое-нибудь общежитие – а это не так-то просто. Хотя вот общагу в левом крайнем почти полностью расселили – там только две семьи живет. Так что скоро я этим займусь...
Семен, некоторое время смотрел назад, за решетку. Внутри грустили двое – и вовсе не спали. Один сидел, прислонившись к задней дверце, мотая головой, а второй, согнувшись, стоял и слушал разговор, и Семен узнал его — мужичок торговал заплатками для шинных камер.
— Ладно, — Семен повернулся обратно к полицейскому, — что у тебя там, инспектор? Новое есть что-нибудь?
Загваздин печально покачал головой, отложил свои листки на приборную панель и потянулся.
— Полетит моя голова на этом деле, — сказал он, кряхтя. – Ничего не могу придумать.
— В Антимире Продвижения не было? – догадался Семен.
— Не было, — ответил Загваздин. – Причем, даже дольше чем у нас. Уже неделю стоят. Эксперты уже унесли труп в «реанимацию». Отчет прислать должны вот-вот. Можешь подождать со мной.
Семен кивнул. Дело становилось все интереснее. Теперь, как бы цинично это ни звучало, главным событием была не смерть какого-то мужика, а то, что какая-то машина ЕХАЛА, хотя Продвижения не было.
— Я уже все проверил, — сказал Загваздин, — бывали случаи, когда кто-то просто забывал проехать свое расстояние во время Продвижения. Оставался зазор, на котором, теоретически, можно кого-нибудь задавить. Но это бы давно заметили – ко мне сразу сообщения о таких случаях поступают. Ничего такого не было.
По виду Загваздин и вправду зашел в тупик.
— Я очень надеюсь, что экспертиза что-нибудь даст. Потому что это просто фантастика какая-то.
— А что сам жертва?
— Да ничего особенного, — Андрей пожал плечами. – Сергей Темеров, шестьдесят один год. В Эпоху Дорожного ремонта получил легкое ранение в предплечье, по какому-то старому правилу освобожден по этому поводу от налога. Работал мусорщиком. Кому такой незначительный человек мог дорогу перейти?
Это даже звучало скучно.
— Короче, это скорее всего случайное убийство? – подытожил Семен.
— Похоже на то, — протянул Загваздин, — конечно, если бы он вертелся в контрабандистских кругах – ну, знаешь, многие из небольших людей этим грешат, пользуясь своей неприметностью… но это сложно проверить. Может быть, жена его что-нибудь расскажет, как отойдет.
— В архивах искал что-нибудь?
— Этим я сейчас и занимаюсь, — вздохнул Андрей. – Пока ничего.
Они помолчали, и Семен, расстроившись, отключил диктофон.
— Слушай, а почему такие машины называются «внедорожниками»? – спросил Семен, похлопав по приборной панели.
Загваздин без выражения посмотрел на место, где прошлась семенова ладонь.
— Никогда не думал об этом, — признался он. – Странное какое-то слово.
Очень странное, согласился Семен про себя. Вне Дороги бывает только смерть и тлен. Может, эти машины раньше были погребальными? Можно хотя бы объяснить их размер этим.
Он поведал эту мысль Загваздину.
— Очень может быть, — ответил тот, — Наверное, в связи с вечной нехваткой личных автомобилей погребальные машины решили упразднить. Приспособили их для жизни и работы. А название осталось.
Семен заметил, что из-за ближайшего автомобиля вырулили двое в белых халатах. Один из них держал под мышкой тощую папку.
— Результаты несут, — сообщил Семен совсем приунывшему Загваздину. Тот поднял глаза и сразу же расцвел, даже немного засветился изнутри.
— Наконец-то! Надеюсь у них хорошие новости.
Они вместе выбрались из машины и торопливо пошли навстречу экспертам. Семен приготовил диктофон.
— Ну? – нетерпеливо спросил Загваздин.
Двое специалистов были такими одинаковыми, что Семен подумал, что это, скорее всего, братья. Одинаковые очки в толстой пластиковой оправе, высокие лбы и зеркально отраженная прическа с пробором.
Даже имелись почти идентичные пятна от шашлычного соуса на отворотах халатов.
— Нечем тебя обрадовать, Загваздин, — сказал тот, что без папки. Второй как раз ее раскрыл и стал листать.
— У него сломана бедренная кость, — продолжал говорить первый, — кроме того есть ссадины на спине. Смерть наступила в результате сильного удара, от него и поломались ноги.
— Да, — подтвердил второй, зажав пальцем в папке какую-то строчку, — а след от шины возник уже после смерти. Автомобиль двигался со скоростью, которая в два-три превышает обычную скорость Продвижения.
— Вы не ошиблись? – резко спросил Загваздин. – Может его ударили каким-то предметом?
— Все указывает на то, что орудием убийства был автомобиль, — неумолимо ответил второй эксперт.
— Это еще не все, — первый вынул листочек из папки и протянул Загваздину, — прочтите сами. Труп, перед тем как вернуть на место, тщательно помыли.
Загваздин пробежал по тексту.
— Остатки мыла… — пробормотал он. – Зачем его могли мыть?
Второй эксперт пожал плечами и забрал бумажку у Загваздина.
— Какие угодно могут быть причины. Пытались избавиться от каких-нибудь следов.
Он приладил бумажку обратно и отдал всю папку Загваздину.
— Советуем искать автомобили с помятыми бамперами и радиаторами, — сказал он, и они попрощались.
Семен выключил диктофон, и Загваздин тут же попросил:
— Слушай, пусть про помятые машины и про то, что труп мыли в эфир пока не войдет? Преступники же вполне могут радио слушать.
— Я буду аккуратен, — пообещал Семен.
— Спасибо, Голос, — кивнул Загваздин. Они вернулись к внедорожнику. Загваздин забрался внутрь, собираясь, видимо, глубоко изучить экспертизу.
Он делал вид, что бодр, весел и спокоен, но Семен чувствовал волны тоски и уныния от инспектора. Экспертиза только сильнее завела его в тупик.
Продолжение в следующем посте