Проект «Мама может всё!» предлагаем прочесть отрывок из книги Изабель Филльоза «Мы не понимаем друг друга. Как найти общий язык с подростком». Изабель Филльоза – известный французский психотерапевт, клинический психолог, ведущий специалист по позитивному воспитанию детей, автор переведенных на многие языки бестселлеров по детской психологии и воспитанию, а так же мама двоих детей.
Трудное время для родителей
Мы их не узнаем… Она становится чересчур чувствительной и безвылазно сидит в своей комнате. Он провозглашает свое желание быть свободным и запирает свою дверь. Она проявляет все большую самостоятельность, но организованность не ее конек. Он поражает вас мудрыми высказываниями и несколько минут спустя ведет себя совершенно непоследовательно. Что же касается осознания опасности, относится ли это к поведению на дороге, нарко- тикам или сексу… Тут просто не о чем говорить! Все это погружает нас в пучину беспокойства. Подростки почти не контролируют свои эмоциональные реакции. И, по прав- де говоря, похоже, мы тоже часто теряем над собой контроль! Мы сами удивляемся своей несоразмерной реакции, стремлению навязать им свою волю, в то время как нам казалось, что это мы в себе изжили. Мы готовы заподозрить их в том, что они нарочно нажимают нужные кнопки, так талантливо они выводят нас из себя… Неужели именно из-за них мы чувствуем себя козлами отпущения? Или, может, все дело в воспоминаниях о собственной юности, со всеми пережитыми страданиями, сомнениями и тревогами?
У него кризис подросткового возраста, у меня — середины жизни.
Период материнских забот о малыше закончился! Годы, когда мы защищали его, ухаживали за ним, выгуливали его в сквере, остались позади. Да, это печально! Мы можем лишь грустить о том милом малыше, но особенно о том, как были ему необходимы. Мы ощущали себя такими важными! А теперь он не только не плачет, когда мы уходим, — он в полном восторге! Сами того не желая, мы отошли в сторону. Пора осознать: ребенок вырос и скоро покинет наш дом.
Вопросы, возникающие у подростка, зеркально встают и перед нами: Кто я? Каково мое место в обществе? Что мне делать со своей жизнью теперь, когда мой ребенок готовится стать взрослым?
Она запирается в своей комнате
Она постоянно просилась на ручки и ходила за нами по пятам. Теперь она запирает дверь своей комнаты, и нам иногда кажется, что она запирает и свое сердце. Она больше не делится с нами всеми своими огорчениями, и мы не имеем представления, как она проводит время. Она скрывается от нас
в своей музыке, в своих запахах, в социальных сетях, в своем смартфоне… Она устанавливает границы, ограждает от нас свою личную жизнь. Когда она поворачивается к нам спиной, это может оживить в нас воспоминания о стрессах, пережитых в нашем собственном детстве, и вызвать интенсивную реакцию. Ярость, слезы или смятение… Неужели мы стучим в дверь, которую захлопнула перед нами наша мама?
Это время, когда мы можем пополнить наш собственный ре- зервуар привязанностей, упрочив отношения с супругом, семьей и друзьями. Это также может стать временем для исцеления наших старых ран. Как любили нас наши родители? Если мы возмущены несправедливостью, если наша дочь представляется нам неблагодарной, это исключительно наши чувства. Они боль- ше говорят о нашей собственной истории, чем о нашем ребенке.
Я ему больше не нужен!
Они нуждались в нас постоянно. Теперь они сами ездят по городу куда заблагорассудится, не спрашивая у нас разрешения, даже не интересуясь нашим мнением. Для того чтобы одеться, поесть или лечь спать, наша помощь им не только не требуется — она нежелательна и обременительна. Время, когда малыш рыдал, оставшись один в своей комнате, безвозвратно ушло.
Окончательно миновав период зависимости, даривший нам сладкое чувство собственной значимости, подросток удостоверяется в своей самостоятельности и учится обходиться без родителей. Однако наша защитная сетка ему необходима, и если нас нет рядом, физически или психологически, у не- го начинается паника! Даже если он не проявляет этого каждый день, даже если он как будто отдает предпочтение сверстникам, мы остаемся фигурами привязанности, на которых он основывает свою безопасность. Мы остаемся авианосцем, на который он всегда сможет приземлиться.
Тяжело чувствовать себя в стороне, после того как от тебя зависело столь многое. Бессмысленно принимать его поведение на свой счет. Важнее всего сохранить отношения. Еженедельные семейные ритуалы помогут поддерживать контакт как с подростком, так и со взрослым: воскресный покер, вечеринки с настольными играми, конкурсы на лучший обед и сервировку стола, скалодром по понедельникам…
Давайте ценить время, проведенное вместе, записывать в дневник те особые мгновения, что довелось пережить с каждым ребенком. И тогда, будучи рядом, и не только физически, мы сможем полнее почувствовать любовь, которую испытываем к нему. Нам не нужно что-то делать, чтобы любить. Просто быть рядом.
Он меня больше не слушает
Мы хотим, чтобы в его жизни все было идеально, но это Его Жизнь! Иногда наш механизм управления перегружается, и мы начинаем действовать автоматически, по при- вычке, от чего трудно избавиться. Он ускользает от нашего внимания, он больше не слушает нас (по крайней мере, нам так кажется). Некоторые родители не могут смириться со своим бессилием, они добиваются своего, ставя ограничения и ультиматумы, предлагают награды и наказывают в последней надежде восстановить свой контроль. Переход в автори- тарный режим — пустая трата вре- мени, он никогда больше не будет тем малышом, чью жизнь мы контролировали.
Что если нам переключить внимание на единственного человека, которого мы действительно можем контроли- ровать, — на себя? Стоит ли нам упрекать сына в том, что он мало занимается, если сами никак не бросим курить? Стоит ли пенять дочери на ее увлечение соцсетями, если мы зависаем в компьютере, отвечая на письма, вместо того чтобы состязаться с ней в настольной игре?
Я схожу с ума от беспокойства
Любая потеря контроля порождает не- уверенность. Это естественно! Невозможно смириться с тем, что мы не мо- жем управлять человеком, которому подарили жизнь и который так нам дорог. И если эти переживания не найдут выхода, существует риск, что они перерастут в жгучую тревогу, когда,
например, наш подросток вовремя не вернется домой. Можно не сомневаться, что подросток расценит наше беспокойство как отсутствие доверия.
Чьи-то объятия или хотя бы несколько слов по телефону поспособствуют повышению уровня окситоцина — гормона, снижающего тревогу, это поможет встретить ребенка в относительно спокойном состоянии. Хорошие отношения — лучшая гарантия того, что подросток будет соблюдать наши правила, чем боязнь натолкнуться на мрачный вид или быть наказанным.
Меня срывает с катушек от ее наглости
Находясь в группе, девочка-подросток как будто совершенно выходит из-под нашего контроля. Она может казаться наглой, презри- тельной, так что мы ее не узнаем… Наше миндалевидное тело быстро распознает это как отторжение и вызывает стрессовую реакцию и агрессию. Стресс при общении с группой подростков может быть настоль- ко сильным, что с ним очень трудно справиться, тем более что подростки в самом деле могут подвергаться опасности.
Что следует делать в ситуации, вызывающей у меня всплеск эмо- ций и напряжение, при котором трудно сдержаться:
- Я меняю позу. Вместо того чтобы стоять лицом к лицу с подростком или группой подростков, становлюсь боком, разворачиваюсь на три четверти, а если чувствую, что вот-вот взорвусь, сажусь (в крайнем случае прямо на пол). Сидячая поза имеет двойное преимущество: она дает мозгу успокоиться и меняет восприятие подростков. Они больше не видят во мне опасность и становят- ся менее агрессивными.
- Я мысленно описываю свои ощущения: «Я чувствую сердцебиение и сильный жар в груди. Ощущаю напряжение в руках и чувствую, как сжимаются челюсти. Мои брови нахмурены».
- Я трижды медленно выдыхаю, чтобы успокоиться, прежде чем обратиться к подростку. Я могу об этом сказать: «Я собираюсь подышать, чтобы успокоиться», — и воспользоваться ситуацией, чтобы преподать небольшой урок управления стрессом, которое нам бы хотелось, чтобы использовали и наши подростки.
Иногда я реагирую слишком эмоционально
Наша неадекватная реакция соразмерна нашему стрессу. Накопленное напряжение, воспоминание о подобных ситуациях в собственной жизни, беспомощность, потеря контроля запускают в мозгу реакцию стресса: нападение или бегство. Поскольку мы находимся во властной позиции по отношению к подростку, наш мозг выбирает атаку!
Если любой пустяк приобретает огромное значение, полезно прервать всякое взаимодействие с подростком и потратить время на то, чтобы определить причину такой реакции.
- Я восстанавливаю контроль над своим телом. У меня опускают- ся руки? Я поднимаю их к небу. Не могу не кричать? Я пропе- ваю то, что хочу сказать! Меняю позу и дышу.
- Я задаюсь вопросом: а что, если этот гнев скрывает другие эмоции? Страх, стыд, печаль, боль… Я прислушиваюсь к своим эмоциям и определяю их истинный характер.
- Как мои родители реагировали на подобные ситуации, когда я была подростком? Возможно, я так раздражена, потому что в юности не позволяла себе такого поведения, либо потому, что родители наказывали меня. Я обращаюсь со словами под- держки к тому подростку, которым была.
- Я меняю отношение к происходящему. Ведь именно интер- претация ситуации, а не сама ситуация приводит меня в ярость. Я релятивизирую: смотрю на ситуацию из другого времени (как я буду смотреть на подобное спустя двадцать лет?), из другой страны (как бы я на это смотрела, если бы жила в Индии?), с другой планеты.
Я будто иду по минному полю
Если подростки смотрят на нас исподлобья и стоят вполоборота, возможно, это потому, что они чувствуют напряжение, которое вызывает у взрослых их присутствие. Ведь многие взрослые остерегаются подростков, более не осмеливаются с ними разговаривать, стараются обойти на улице и даже переходят на другую сторону. Уже в литературе XVII века мы находим рассказы о юнцах, которые сбивались в шайки, терроризируя окружающих. Подростки чувствуют, что их боятся, и иногда думают, что взрослые их не любят.
И не зря. Исследования показали, что, когда случается что-то криминальное, подростки становятся первыми подозреваемыми. Ссылаясь на кризис подросткового возраста, взрослые без раздумий вменяют им в вину любое преступление. В самом деле, подростки легко идут на риск и совершают проступки, а некоторые склонны проявлять жестокость (впрочем, возможно, потому что общество их отвергло!), но это не единственная причина. Возможно, дело в том, что мы не забыли собственную юность, свои колебания и свой максимализм, одиночество или чрезмерную зависимость от окружения. Мы не забыли, как бессмысленно рисковали, как скабрезно шутили про родителей или друзей. Взрослые тоже были подростками, и это не всегда было легко. Неуверенность, одиночество, склонность к агрессии, напряжение… Может статься, недоверие к подросткам — наши отложенные воспоминания, проецируемые на них.
- Я забочусь о подростке, которым была когда-то. Даю уйти некоторым воспоминаниям, слушаю себя, уделяю себе внимание, которого, возможно, мне тогда не хватало.
- Я пишу письмо любви и благодарности подростку, которым была.
- Приветливо улыбаюсь каждому встречному подростку, и всякий раз моя улыбка адресована той девочке-подростку, которой была сама. Чем больше я ее люблю, тем комфортнее мне будет со всеми остальными подростками.
Не можем определиться, кто тут главный
Искушение начать спор и вступить в конфликт очень велико. Один родитель хочет защитить ребенка, другой претендует на роль главы семьи… Но стоит ли выяснять, чьи взгляды на воспитание более правильные, когда конфликт уже разгорелся? Мы можем быть преисполнены сознанием своей правоты, тем более что общество поддерживает в нас эту уверенность. Во Франции большинство взрослых остаются авторитарными и отстаивают свое право наказывать, исправлять, давать пощечины и шлепать. Они пребывают — сами того не подо- зревая — во власти своих эмоций.
Откуда взялись эти авторитарные установки? Они избавляют нас от тревоги, они необходимы для того, чтобы оправ- дать поведение, которое диктуют нам наш мозг и личный опыт.
Ученые выяснили, что установки, связанные с учебой, похоже, не зависят от сознания 5. Другие ученые с помощью сложных ме- тодов визуализации показали почему: на наш мозг оказало влияние то, что мы перенесли, когда были детьми. От отношения к нам наших родителей зависит, получат развитие наши способности или нет. Если в детстве нас часто наказывали, отвергали, били, унижали, если мы боялись своих родителей, наши миндалевидные тела были постоянно перевозбуждены и стали более чувствительными и крайне реактивными. Поскольку родители не выражали свое сочувствие, видя наши переживания, ингибирующая и успокаивающая способность префронтальной коры головного мозга не получила своего развития. И мы обладаем меньшим количеством окситоциновых рецепторов.
Гиперактивность миндалевидных тел + недостаток окситоцина + неумение контролировать свои эмоции = коктейль, который заставляет нас реагировать раздражением, в то время как другой родитель, воспитанный в ласке и эмпатии, будет выдавать реакцию, более ориентированную на потребности ребенка. Поведенческий автоматизм, запечатленный нашим мозгом, заставляет нас кричать на ребенка. Но в ответ мы видим страх в его глазах. А ведь мы не собирались причинить ему боль. Этот диссонанс порождает тоску, стыд. Тогда наша психика прибегает к так называемому снятию когнитивного диссонанса. Поэтому, чтобы оправ- дать свое поведение, мы начинаем думать: «Он сам нарвался», «Ему следует знать границы»…
Не бывает плохих родителей, просто каждый опирается на свой личный опыт. Если неизменно вставать на сторону ребенка, это может создать гораздо больше проблем, чем разрешить. Под видимым конфликтом кроются более глубокие проблемы. Один из родителей перегибает палку? Наверняка это связано с тем, что из глубин памяти всплыли воспоминания детства. Его нужно не осуждать, а поддержать. Лучшее средство от насилия — любовь. Не лучше ли проявить эмпатию? Тем более что наши дети нам подражают. Чему мы хотим их научить? Эмпатии, милосердию и способам решать проблемы
или осуждению и порицанию других?