Ой, кто не знает Ваську Тряпочникова! Везунчик из везунчиков!
А как жене своей изменяет! Сколько любовниц имеет! Обзавидоваться можно (некоторым)... И как жена его прощает? Ну, это дар такой...
Конечно, в открытую он не изменяет. Подловить его никто не пробовал. Но как он витает по подъездной лестнице иной раз!.... Как молодой Амур. Стрелы заточённые, очи огненные, берегись! Это же просто песня, как спускается он с пятого от Наташечки на третий до Леночки, ну а потом и на второй заглянет, чтобы Эллочку не обидеть...
Это хорошо, что у Наташечки, Эллочки и Леночки мужей нет. Официальных. Вот народ и глядит сквозь пальцы на его амурные похождения, лишь жалея жену его, Зоеньку.
А что ж, к замужним что ли не заглядывает? Ну скажете тоже! Заглядывает, но не так наглядно, так сказать. Под шумок раз в месяцок, скажем так, чтобы фейс свой в не помятом варианте сохранить. А -то ведь мужья-то нынче кулакастые, нарожён не лезь, не ровён час всё табло тебе норовят перекроить, да по загривку съездить.
А за что, товарищи, скажите! Было бы за что! Досуг дамам устраивает, настроение поднимает, где и интеллектуальный уровень подтянет: стишочек какой прочтёт, али басенку. Ну за что? Что ж делиться не хотят? Жадные.
Вот он, Васенька, не жадный. Берите, как говорится, если сможете, не жалко. А потому и не жадный, что его Зоечка так честь свою блюдёт, что никаким штурмом её не взять. Иной раз такая на неё серьёзность нападёт, коли не в настроении, что и сам Василий сомневается: жена она ему, или вчера только познакомились?
Ну а Зоечка, хоть и честная, а всё ей обидно: что она, слепая что ли, али глухая? Что она, не понимает что ли, что мужик её налево бегает!
Придёт иногда Васенька так заполночь, ну как всегда, в общем, и давай в коридоре тихонько так раздеваться, чтобы детишек не будить, а главное, - её, заеньку свою яхонтовую. Потому как если у заеньки настроение будет, то у лисёнка-то уже нет его, упс... Пока всех кисок и белочек в районе оббежишь - всё настроение куда-то чудным образом упс...
А заенька -то, не будь дурой, уж в спальне-то его и поджидает: губы надует, брови нахмурит, руки - в боки и давай пилить (сразу видно, в настроении, от того и обидно):
-Ты где, - говорит, - паразит окаянный, шлялся? Где тебя носит, зараза противная? (Ну, это не дословно, примерно, так сказать, чтоб люди понимали: не приветливо она с лисёнком нонче обходится)
А Василь, не будь дурак, уж и ответ-то подготовил:
-Тебе что, - говорит, - звёздочка моя яхонтовая, не нравится? Не подарить ли тебе ещё одну звезду, чтоб светила вместо глаз прям во лбу, как в прошлый раз? Или я не знаю, шлюпка многоразовая, что тебя, со всех мест протекающую, латали разные моряки... - Это, опять же, не дословно, иносказательно, так сказать. Извиняется он вроде как, и комплиментов ей делает. Ну и нападает немного, ибо слыхивал, что лучшая защита, что бы там ни говорили - а всё же нападение.
Зоечка переходит на тихий визг в режиме ультра сопрано, чтоб детишки подумали, что это мышка пищит, и не пужались шибко:
-Ах ты, - говорит, - герой-любовник хренов! Про тебя вся улица молвит, что ты, бессовестный, от чужих баб не вылазиешь! Как тебе не стыдно! Разведусь, - грозит, - разведусь!
А он ей:
-Ты кого послушала, голубка моя пучеглазая? Это кто к тебе захаживает да слухи всякие про добропорядочного мужа нашёптывает, а? - И наседает на неё, наседает, грудь колесом выкатив, аки голубь сизокрылый, только в гневе. А сам кулаки сжимает, ну, наверное, чтобы обнять крепче.
Сдаётся Зоенька под натиском аргументов, рыдает у него на плече:
-Так ведь обидно мне, пойми! Не вижу тебя круглыми сутками! И дети -то уж забыли, как папка выглядит...
А он ей, тыкая любовно кулачком в подбородок в знак прощения:
-Глупы-ы-ы-шка... Так ведь главное-то, чтоб дети на папку были похожи. Посмотрятся на себя в зеркало - и сразу папку представят! А то, что не видишь меня - так и это не беда: фотографию мою в рамку поставь, и любуйся! Я всегда рядом!
И мудро так, поучительно добавляет, чмокнув глупую разревевшуюся бабу в плечико:
-Это я тебя ещё не бью.... Вон, у Нинки-то Фроловой, мужик её знаешь как воспитывает! У! Что ты!
-А.... - Зоя в удивлённом испуге широко раскрывает на него глаза.
-То-то и оно... - резюмирует муж, щёлкая языком, - тебе ещё со мной повезло... Ты не знаешь, как другие мучаются...
И Зоечка затихала, преисполненная благодарности, что хоть и гуляет её суженный, но хотя бы не бьёт, как другие...
А суженный гулял по-чёрному, и в гулянии своём набрал такие обороты, что всякий страх потерял. Теперь уже даже Наташенька, Леночка и Эллочка упрекали его, что редко видятся. А всё потому, что лисёнок зачастил в чужой лесок к одной ну очень симпатичной оленихе. Пока муж её, олень по всем признакам, пропадал на работе, в поте труда добывая всякое разное для своей любимой.
Ну, Васенька-то и повёлся на оленинку. Свежачок, не приелся ещё, как не понять? Наташи, Оли, Маши, скучающие без него, не понимали и обижались, не говоря уже о спящей в обнимку с портретом Зоечке. А оленёночек его очень хорошо понимала и встречи эти на своей территории всякий раз виртуозно подстраивала...
И вот однажды накрыл их муж. Припёрся, да в самый разгар встречи. Хорошо ещё, приспичило ему до одного места, чем он себя и выдал. Услышал Васенька смывной бочок, и как подпрыгнет, как начнёт бегать по комнате, аки пожарник, штаны и прочие элементы гардероба разыскивая. Оленёнку-то что? Халат на себя напялила, поясок подвязала - и вся такова! А у лисёнка махров полно, произвести ж впечатление на даму хотелось. Да всё, как на зло, наизнанку вывернуто: раздевался-то в порыве страсти, об олене, вернувшемся на пастбища, тогда не думалось.... Беда!...
Ну, напялил как-то лисёнок свои брючки с рубашечкой как попало, стоит, отпыхивается, оправдательную речь готовит.
А муж выруливает после облегчения и сразу к ним в спаленку заворачивает. И здоровый такой, как на грех, еле в створе дверного проёма размещается.
-Ты кто такой, - говорит, - мил человек? Что-то я личико твоё не припомню... Из каких, сударь, будете?... - Ну это, опять же, не дословно, а так, чтобы показать, что разговор пока ведётся культурный, без рукоприкладного мастерства. Хотя копытца-то оленьи к Васеньке тянутся, тут трудно отрицать, всё норовят за ворот его сгрести, но так, по-дружески.
-А я, мил государь, - рапортует чинно Васенька, всеми силами стараясь не заглядывать в багровые от любопытства оленьи очи и по возможности мягко снимая со своего ворота тёплые копытца, - тут так, навестить зашёл, пациентку, так сказать. Врач я. Лор, если знаете таких. По ушкам мы, по горлышкам. Ну и ежели с носиком какая беда приключится - тоже можем любопытно посмотреть, почему же нет?... - и всё к выходу так теснится, мимо оленьего торса желательно проскочить хочет.
-Ан нет, милый мой, подожди! - не унимается олень, видимо, не очень уважая современную медицину с её всесторонними возможностями оказания услуг на дому. - Лор, говоришь? Ушки лечим? - и он стал ненавязчиво стремиться рожками своими приткнуться именно в ушко Васеньки. Пободаться, что ли, захотел, или так просто, зачесалось?
-Что вы делаете? - взвизгнул ухогорлоносогинеколог, - отпустите, слышите! Как вы смеете! Да я на вас! Да вы у меня! Ухо! Моё ухо! - кричал, вырываясь, лисёнок, дрыгая ногами в воздухе так, что с него начинали слетать одетые наизнанку брюки с незастёгнутой ширинкой.
-И нос! И нос! - поддакивал ему лесной олень, другим копытцем норовя ткнуть в хребтинку носа.
Когда лисёнка-Лора отпустили, он летел в свою норку как ужаленный, зализывать ушки, носик и даже чуть-чуть прищипнутый хвостик... Вот такие дела... Вот такая беда... Всё настроение отбили. Не до белочек уже!
Отлежался горе-любовник, выходила его сердобольная Зоенька. Так его, бедолагу, потрепали, что настоящего Лора к нему на дом пришлось вызывать.
Ходит бедолага Васенька с оттопыренным ушком по сей день. Выздоровел, но смотреть уж ни на кого не хочет. И не замужние тоже не нужны. В своей норке тепло, уютно, а главное - БЕЗОПАСНО!