Продолжение. Предыдущая часть ЗДЕСЬ
Художник – это одиночка
Дягилев устроил гастроли «Русских сезонов» в Швейцарии. Эта прекрасная страна показалась Гончаровой «ненастоящей», сувенирной. А вот Испания, «страна веселого голода, страна презрения к еде» – вся сплошной праздник. Художники проводят на родине Сервантеса, в Саламанке, больше полугода. Делают костюмы к «Садко» – яркие, самобытные. Здесь Наталья находит свою любимую гамму: черный, белый, рыжий, коричневый, синий, цвета с бесконечным спектром оттенков. Потом – Италия, к античному искусству и фрескам Ренессанса. И, наконец, Париж.
Старый дом на узенькой улочке Жака Кало рядом с Сеной, крутая лестница, дешевая квартира с большими комнатами… Наталья пишет каждый день.
«Как работает Гончарова? Во-первых, всегда, во-вторых, везде, в-третьих, всё. Все темы, все размеры, все способы (масло, акварель, темпера, пастель, карандаш, цветные карандаши, уголь – что еще?), все области живописи, за все берется... Терпеливо, спокойно, упорно, день за днем, мазок за мазком», – писала Цветаева, называя это «трудострастью».
Готовить Наталья не любит и не умеет – они едят в маленьком кафе на первом этаже дома. Владелец кафе мсье Варне когда-то служил у Аполлинера и признан самым красивым гарсоном Парижа. Здесь бывают сливки местной богемы – Пикассо, Аполлинер, Кокто. Корбюзье. Сюда же после спектаклей приходит дягилевская труппа. Ларионов увлекся постановкой хореографических номеров, вместе они создают декорации и костюмы для русских и испанских балетов. Особенно хороши работы к «Свадебке» и «Жар-птице» Стравинского.
Дома моды заказывают Наталье рисунки для тканей и ковров, модели платьев…
А в далекой Москве революция, дом Гончаровых конфискован, спасибо друзьям – успели увезти их рисунки в госхранилище, которым заведует друг Ларионова. Работы чудом удалось отправить в Париж лишь в конце 20-х годов, заплатив за перевозку частью картин. В России Гражданская война, связи с родными нет. Позже Наталья узнает, что мама умерла от голода и помочь ей никто не смог…
Наталья не умела делиться переживаниями, ни с кем не была откровенна. Даже дневник вела краткими, лишь ей понятными фразами. В 1928 году ее познакомили с Мариной Цветаевой, и та загорелась написать книгу о двух Натальях – жене Пушкина и художнице.
«Марину Ивановну сразу привлекли в Гончаровой ее тихий голос, медлительные, сдержанные манеры, внешнее спокойствие, под которым легко было угадать натуру страстную и глубокую, ее чисто русская красота», – писал критик Михаил Слоним.
Но многого Цветаева не добилась – Гончарова о себе говорила скупо, и ее почти магическое обаяние сочеталось с «мужественностью настоятельницы монастыря».
«Прямота черт и взгляда, серьезность – о, не суровость! – всего облика. Человек, которому все всерьез. Почти без улыбки, но когда улыбка – прелестная… Легкость походки, неслышность ее… почти скольжение...» – писала Цветаева.
Она искала родственную душу, равную себе по таланту и силе духа. Приезжала в гости, они гуляли по паркам, пили кофе, Гончарова даже давала уроки живописи дочери поэтессы Ариадне. Но Наталья не стремилась к близости и была слишком сдержанна для страстной цветаевской натуры. Мир поэтессы состоял из дружеских и любовных связей, мир Натальи – из искусства. Ее настоящей страстью была работа.
От Гончаровой будто «пахнет чистотой», писала художница В. Ходасевич, при этом она строга, и строгость эта «как в иконах». Всем поведением Гончарова показывала: художник – это одиночка.
«Привязанности, скорее всего, она испытывает – к тем, кого может научить ремеслу», – заметила художница Г. Неменова.
Цветаева с обидой подвела итог их отношениям:
«С Гончаровой дружила, пока я о ней писала. Кончила – ни одного письма от нее за два года, ни одного оклика, точно меня на свете нет. Если виделись – по моей воле. Своя жизнь, свои навыки, я недостаточно глубоко врезалась, нужной не стала. Сразу заросло».
Продолжение скоро, подпишись на наш канал! Начало ЗДЕСЬ.
Алла Горбач (с) "Лилит" Источник иллюстраций: tg-m.ru